Виктор Леденев - Адская машина
До свидания.
На другом конце провода Ефим Семенович покачал головой и набрал номер, явно междугородный. Роман Васильевич? Ох, опять не узнал, богатым будете... Что?
Не только. Это точно, жируют сволочи. Помните, я вам про нашего
фермера рассказывал? Да есть у нас... Лемешонок. Так вот он сегодня все получил, наличными! Никаких, говорит, сберкнижек... Во, кулак! Как чего рассказываю? Вы ж просили позвонить... Не просили? Ну, это я так, к слову... Простите... До свидания...
Слегка обескураженный Ефим Семенович удивленно посмотрел на телефонную трубку и снова покачал лысой головой. Впрочем, качал он зря -- информация даром не пропала...
У здания правления колхоза припарковались все возможные в небольшом поселке средства передвижения -- от обычной лошади до несуразно большого К-700. Голубой вездеход втиснулся между тракторным прицепом и агрономовским "москвичем". Павел Алексеевич хлопнул изо всех сил дверцей, но она не закрылась. Он собрался повторить и... заметил оставшуюся на переднем сиденье синюю сумку. Усмехнулся, взял сумку и еще раз загрохотал дверцей. На сей раз она послушно эакрылась. Он рассмеялся и пошел к высокому крыльцу, счистил с подошв налипшую грязь. Чувствовалось, что здесь он человек не чужой. Так оно и было. Проходя по коридору он задержался взглядом на табличке на одной из дверей. "Главный механик Лемешонок П.А.", снова усмехнулся и привычно прошел к кабинету председателя. Постучал и, не дожидаясь ответа, вошел.
Председатель поднялся, протянул через стол руку.
-- Здравствуйте, Павел Алексеевич, давненько у нас не были. Слышал, удачно сдали бычков?
-- Уже донесли? Удачно, не жалуюсь...
-- Не обижайтесь, не донесли... Просто вы на виду у всех, вот все все и знают...
-- А я и не обижаюсь, бабий телефон работает всегда исправно... Не только бабий...
-- Вас здесь, заметил, уважают, хоть я здесь человек новый... Жаль, что нам не пришлось вместе поработать. А то ведь все в наших руках, возвращайтесь. Там даже табличку не сняли...
-- Нет, и не стоит об этом. Я по другому делу... Николай Иванович, трактор не продадите?
-- Все деньги решили заработать? Шучу... Пожалуй, продам! Тот, который вы в третью бригаду отправили.
-- Так это ж ломачина! Как он до сих пор ходит, не знаю. Еще я его собирался списать...
-- Не списали и хорошо сделали, теперь самому пригодился... А у вас руки золотые, он у вас еще попашет и посеет...
-- Да не пахать мне на нем. Надо телятник оборудовать по-настоящему, сами знаете, сарай сараем... Хоть и за такой спасибо.
-- Ну, телятник не ахти, но все-таки такие деньги принес?
Павел Алексеевич во время всего разговора сидел, почти не поднимая головы и сосредоточенно разглядывая полировку стола. Потом резко поднялся и спросил:
-- Николай Иванович, все спросить у вас хочу... Вы здесь человек новый, но ведь и о вас местный телефон весточки доносит. Например, что вы ярый противник и аренды, и фермерства, и, вообще, частной собственности... а скажите, почему вы мне не показываете на порог, не ссылаетесь на всякие инструкции, не отказываете... Даже трактор собираетесь продать...
-- Все очень просто, уважаемый Павел Алексеевич. Потому и не отказываю, потому и продаю, что я против этой фермерско-арендно-частной затеи. Вы -человек в районе заметный и раньше были, а теперь и вовсе. Шутка сказать -первый в районе, а может и в области фермер! Все смотрят, как у вас дела пойдут? И выжидают. Начни я вас зажимать, все симпатии моих колхозников на вашей стороне будут. Не помоги я вам -- скажут бюрократ, чинуша, ретроград, а вас жалеть будут и помогать...
Николай Иванович разволновался. Видно было, что готовился он к такому разговору, вынашивал аргументы и теперь ждал реакции на свои мысли. Лемешонок молчал. Не дождавшись ответа, председатель неожиданно резко продолжил.
-- Ничего путного из этого самого фермерства в нашей стране не будет и не может быть. Не наше это, не родное. Мы уже пробовали всякие заокеанские методы, где они сегодня?
Нет, мешать я вам не буду. Я подожду, пока вы сами себе шею не свернете на виду у всего района. Вот тогда и посмотрим, кто еще захочет фермерствовать. Вы лучше всех продемонстрируете мою правоту, а не свою. Уверен, пока вам просто везет, но у везения есть и оборотная сторона -зависть. Она тоже будет работать на меня, так что и в случае вашей удачи я в накладе не останусь...
Лемешонок медленно встал.
-- Может вы и правы. Я ведь над теориями не думал. Просто делаю обыкновенное крестьянское дело и хочу заработать деньги. Разве в этом есть что-нибудь плохое? А за откровенность спасибо. Я и сам не люблю темнить, а тут просто не мог понять вас, вот и спросил. За трактор еще раз спасибо. Завтра съезжу погляжу его еще разок и оформим все, как надо. Деньги у меня есть...
Председатель проводил Лемешонка и у самой двери нерешительно тронул его за рукав.
-- Да, вот еще что... Звонила директор из школы, на сына жаловалась, писать куда-то собирается... Вы бы зашли сами...
-- Зайду.
Телефонный марафон продолжался. Теперь в него включились аппараты классом повыше, да и хозяева выглядели так же элегантно и дорого. Разговоры были деловыми и короткими. Все знали, что надо им и чего хотят от них, потому вопросов не возникало.
-- Сема, привет! Стой и не возникай: нашлась для твоей бригады работа... Да, клевая работенка, кусков на двадцать зеленых. Да не бухти ты... Завтра соберешь своих. Много не надо, троих хватит.. Сам придешь... Ну, смотри, тебе виднее.
Звонок был долгим и противным. Исходил он из желтого телефона-трубки, которая валялась на полу в маленькой прихожей однокомнатной очень неухоженной квартиры. Двое в постели ни за какие коврижки звонка слышать не желали, изо всех сил пытаясь продолжить поздний утренний сон. Наконец, парень не выдержал, сел на постели с закрытыми глазами, так же, не просыпаясь, накинул на себя простыню на манер римских патрициев и, все еще не открывая глаз, побрел к телефону.
-- Привет... У тебя что, крыша поехала? В такую рань звонить... Иди ты со своим полднем. У меня -- утро и притом раннее... Ясно, не один... Ну не с бабушкой же ... А кто ее знает, то ли Света, то ли Лера...
Женщина открыла глаза и прислушивалась к разговору. Последняя фраза парня побудила ее к действию. Простыню забрал для себя парень, потому она пошарила взглядом по царившему вокруг беспорядку, выискала в нем смятое полотенце и использовала его в виде нижней части купальника.
-- Меня, между прочим, зовут Вероника. Ну и надрался ты вчера, имя забыл...
-- Сема, ее зовут Вероника! Нет, рыжая... Ну ладно, во сколько и где? В "Витязе"? Буду...
Парень попытался повесить телефон на стенку, но не смог и снова опустил на пол.
-- Какие мы обидчивые, подумаешь... Мамы родной имя позабудешь... с такого бодуна. Пива не осталось?
Вероника сняла с вешалки свою сумку и достала две банки датского пива.
-- Ух ты! Да ты девочка что надо...
Парень быстро открыл банку и надолго к ней приложился. Вытер пену с губ и великодушно протянул другую банку Веронике. Она молча отстранила руку и пошла на кухню, откуда вскоре послышалось шипение газовой горелки и перезвон посуды. Парень покосился в ее сторону и вновь занялся пивом, одновременно собирая свою одежду.
На кухню он вошел уже в майке и джинсах, швырнул пустые банки в переполненное мусорное ведро и с удивлением уставился на стол. На нем аппетитно шипела яичница и распространял аромат свежезаваренный кофе.
-- Ну, ты девушка, даешь! Это ж надо!
Не тратя больше слов на комплименты, парень принялся за еду. Вероника все в том же наряде сидела напротив и медленно потягивала горячий кофе. Парень покончил с яичницей и теперь с интересом ее разглядывал.
-- Да-а... Ты девочка в порядке... Ну и грудь у тебя, все бы отдал, не жалко!
-- Все не все, а магнитофон вчера обещал и то же самое говорил про грудь.
-- Маг? Тебе? Да, здорово я вчера нажрался. Ничего не помню. А тебя я где наколол?
-- В кабаке... Ты там еще с каким-то парнем был, белый такой...
-- Это Стас... Надо будет ему брякнуть, может еще что расскажет веселенькое обо мне вчерашнем... А магнитофон... посмотрим. Его заработать надо.
Вероника с готовностью встала.
-- Нет, с любовью пока покончено, дела. Ты вот что, подваливай сегодня вечером, часам к одиннадцати. Хотя нет, черт его знает, когда приду, а вдруг задержусь на службе, сверхурочно останусь поработать. Ударно, так сказать...
Вероника фыркнула.
-- Ты только на дом свою сверхурочную работу не бери, кровать узкая, не поместимся!
Парень с явным одобрением еще раз посмотрел на нее и рассмеялся.
-- Точно, не телка, а клад. Таких еще у иеня не было. С юмоpом. Ладно, оставайся здесь. На телефон не отвечать, дверь не открывать, убрать все и быть в полной боевой.
Вероника вскочила, улыбнулась и шутливо отдала честь по-военному...
К школе Леиешокок ехал, не отрывая глаз от дороги и не отвечая на приветствия знакомых. Ему казалось, что уже весь поселок знает с звонке директора и его разговоре с председателем. Школа стояла на краю поселка, на небольшом пригорке. Вездеход круто повернул и въехал во двор. Лемешонок со злостью посмотрел на синюю сумку и вскинул ее на плечо. Эта яркая спортивная сумка в сочетании с грязными сапогами и мрачным видом произвели неизгладимое впечатление на директора школы, сухопарую женщину неопределенного возраста. Директриса брезгливым тоном начала выкладывать все, что ему меньше всего хотелось бы услышать о своем сыне. Павел умел отключаться в нужную минуту и переходил на, как он сам называл это, автопилот, реагируя, однако на конкретные действия директрисы, но практически не воспринимая ее гневной речи. Он думал о том, что пора, наконец, заняться сыном серьезно. Это уже не блажь, не юношеские выходки, срывы и глупости. Водка -- это серьезно. Видимо, она и послужила причиной, что Алешку отчислили из университета, а не те придиры-преподаватели, о которых он прожужжал ему уши... Жена тоже об этом ни звука. Потому и согласилась, наверно, чтобы сын пожил с ним. И вот за год второй настоящий запой. А то, что это запой, он не сомневался. Повидал. Да и сам в шестьдесят девятом... Он даже покрутил головой, отгоняя то жутковатое прошлое. На директрису его покручивание головой подействовало, как допинг. Она взяла на два тона выше и запела о том, что в семье, где нет моральных устоев, где главное -- побольше заработать денег, где взрослый человек берет в жены женщину ненамного старше сына, и думать нельзя о высоких нравственных ценностях и, уж конечно, таким людям нельзя доверять воспитание детей. Леиешонок смотрел, как ее рот в паузах между тирадами сжимается в куриную гузку и усмехнулся.
