Даниил Корецкий - Настоящее имя
Клевец с шумом втянул воздух приплюснутым треугольным носом. Комитетчикам проще. У них слаженная бригада, техника. Захотят — возьмут дело, захотят — уедут и все свои материалы заберут. А понадобится им останутся вроде в стороне, да будут чужими руками жар разгребать: дергать за невидимые ниточки и управлять прокурорскими следаками, да милицейскими операми.
— Хорошо тебе. Тогда хоть закурить дай.
Фокин протянул пачку, она почти утонула в его огромной лапе.
— Кого взорвали, знаешь? — буднично поинтересовался он.
Клевец усмехнулся.
— Думаешь, я ясновидящий? Как только узнаю, тебе первому скажу.
Муровец вновь погрузился в толпу. Почти сразу к Фокину подошел Ярков.
— Странное дело, — взрывотехник был явно обескуражен. — Спектр не идентифицируется. Ни с одной контрольной хроматограммой пробы не совпадают! А у нас сто двадцать восемь образцов — все взрывчатки Европы и наиболее распространенные в мире!
В крепкой голове Фокина щелкнуло пусковое реле. Неизвестная взрывчатка — безусловный повод для того, чтобы принять расследование к своему производству!
— Ищите корпус и механизм, — приказал он. — И передайте всем, чтобы работали в полную силу — это наше дело!
От неторопливости майора не осталось и следа. Теперь главное — остатки взрывного устройства. Это визитная карточка преступников. И вопреки мнению дилетантов, оно никогда не испаряется бесследно и не разлетается на молекулы. Его нужно обнаружить, тогда полдела сделано.
Оглядевшись, он быстро направился к мусорным бакам. Между контейнерами среди банановой и апельсиновой кожуры валялась старая перчатка. Он подошел ближе. Нет, не перчатка. Обгоревшая кисть правой руки. На почерневшем среднем пальце блестел массивный перстень.
— Вот суки, — пробормотал майор. — Сверкунов! Поставь-ка сюда цифирку. И дай коробочку для вещдоков.
Чтобы снять перстень, пришлось приложить усилие.
— Записывай: перстень из желтого металла с печаткой прямоугольной формы и узорчатым рисунком…
Фокин засунул находку в пластиковую коробочку и сунул её в карман. У него имелся большой опыт расследования взрывов и авиационных катастроф, часто у трупов бывали вывернуты карманы, а однажды в оцепленной зоне Внуковского аэропорта, прямо у горящих обломков «ТУ — 134», золотые часы с оторванной руки исчезли буквально у него на глазах… Мародеры небрезгливы…
Хорошо, что он тоже не брезглив! Майор нагнулся, вытер пальцы о жесткий снег, понюхал… Сойдет!
Он обошел исковерканное тело. Даже не тело, а так — кочерыжка без рук-ног, пирог вместо лица. Судмедэксперт муровской бригады диктует что-то ихнему же следователю. Милицейский лейтенант вертит в руках закопченный пистолет и красное удостоверение. На снегу нарисованная тушью табличка: «№ 1». Фокин шел дальше. Номер второй, третий. Четвертый.
Пятый труп лежал ближе всех к развороченному микроавтобусу и обгорел он сильнее. Рядом валялся ещё один пистолет. В обугленном остове возились Ярков, Сименкин и сержант-сапер из внутренних войск. Фээсбэшники переоделись в черные рабочие комбинезоны и имели пристойный вид, а солдатик перепачкал жирной копотью бушлат, брюки, шапку, лицо и теперь напоминал пугало. Все трое копались в хаосе искореженного металла, разорванных сидений, и чего-то ещё — бесформенного и страшного. Едко воняло гарью, дымом и обугленным мясом. Фокин не отличался впечатлительностью, но сейчас порадовался, что уже отлазил свое по подобным местам и может давать указания, держась на дистанции.
— Ярков! — окликнул он. — Как прошла директрисса взрыва?
Взрывотехник поднял голову. Лицо у него тоже было в черных пятнах и потеках — словно в камуфляжной раскраске разведчика.
— Вправо вверх, — он показал направление рукой в перчатке.
Воображаемая линия уперлась в фасад дома, между выбитыми окнами на третьем этаже. Стена там была ободрана. Подойдя ближе, майор обнаружил на земле смятую дверь «микрашки». Это явно её след отпечатался на фасаде. Немного правее — и влетела бы в квартиру…
Рядом с дверью валялась трубка от сиденья, фрагмент крыши, неопределенной формы железяка, какие-то тряпки, кусок резиновой дубинки… Это все не то… И это не то… Ага, вот…
Майор наклонился, поднял изогнутую металлическую пластину с неровными рваными краями. С одной стороны липкая копоть, с другой — ядовито-синие разводы окалины, линия излома серебристого цвета. Очень легкая… Похоже, именно это он и искал. Фокин подозвал Сименкина.
— Обозначь место, поставь номер и попробуй определить — что за металл. Потом покажешь нашим — пусть собирают все похожие фрагменты…
За спиной вежливо прокашлялись — вернулся с новостями Гарянин.
— Была ещё одна машина, товарищ майор. Черная «волга». Уехала сразу после взрыва.
— Номер?
— Никто толком не разглядел, — Гарянин покрутил кучерявой головой. Он ходил без шапки даже в лютый мороз.
— Из «волги» человек вышел: лет тридцать — сто восемьдесят — брюнет, на щеке свежая ссадина. Пошел вон туда, — оперативник показал рукой в сторону длинного ряда коммерческих ларьков.
— По дороге двум алкашам в рожи заехал. Их нашли, Сомов в автобусе допрашивает…
— Все? — Фокин в очередной раз достал пачку «Бонда».
— Да. Только вас генерал вызывает.
Ершинский ждал у своей машины. Лицо его было озабоченным.
— Приехали из «Консорциума», — генерал тяжело привалился к капоту. Говорят, это их «микрашка». И эти люди, — он показал на пронумерованные трупы, — их сотрудники. Ты ведь Куракина допрашивать хотел?
Серые глаза майора смотрели равнодушно.
— Да, товарищ генерал. Можно, я закурю?
Ершинский кивнул.
— Теперь не допросишь. Он где-то здесь. И Бачурин с ним. Ну и сошки поменьше…
Фокин промолчал. В стороне от общего скопления машин он увидел два высоких пижонистых «Рэйндж Ровера». Начальство «Консорциума» питало слабость к комфортабельным внедорожникам. Стекло в передней машине было опущено, над ним, склонившись, стоял человек в длиннополом кожаном пальто разговаривал с кем-то внутри.
Спички не зажигались. Выражение озабоченности на лице Ершинского сменилось недоумением.
— А с чего это ты на «бычки» перешел?
Фокин вынул изо рта окурок, удивленно осмотрел и сунул обратно в пачку.
— Устал. Голова кругом идет.
— Как думаешь, это связано с твоим делом? — спросил генерал.
Фокин пожал плечами.
— Ну, ты темнила известный! — то ли одобрительно, то ли осуждающе сказал Ершинский. — Потереби своего информатора. Хоть ты маскируешься, но я не мальчик — у тебя есть в «Консорциуме» свой человек! Сто процентов есть! Хотя и не очень высокого уровня… Так вот дерни его и расспроси! В три часа я докладываю Председателю и мне нужно ориентироваться по версиям: связывать твое расследование с этим взрывом, или нет… Сделаешь?
— Постараюсь. Только…
— Что «только»? — насторожился генерал.
Фокин зацепил, наконец, целую сигарету.
— Мой человек скорей всего тоже здесь. Среди трупов.
— Вот так?
— Да. Но я все равно постараюсь.
Ершинский кивнул, сел в машину и уехал. Фокин подошел к соседнему «уазику», взял у водителя радиотелефон, потыкал железным пальцем в кнопки.
— Наташ, привет. Как дела?
— Нормально, Сережа, — промурлыкала трубка. — По радио передавали, на Ломоносовском какой-то жуткий взрыв, десятки трупов. Это правда? Ты не оттуда, случайно?..
— Я радио не слушаю, — сказал Фокин. — Сегодня у меня доклад руководству, а потом я Чуйкову одно дело обещал… Часам к восьми освобожусь.
— Вообще-то сегодня Валентинов день, мой милый!
— Это что такое?
— Спроси у своей секретарши. Нет, лучше не спрашивай Я тебе сама расскажу.
— Ты только аккуратно. Помни про осторожность. Помни все, чему я тебя учил.
Наташа засмеялась.
— Конечно, я все помню. Рука в сумочке и так далее. До вечера.
— Пока.
Фокин вернул телефон и направился к передвижной лаборатории. Сименкин выскочил ему навстречу.
— Титан, товарищ майор. Особо чистый титан с необычными присадками. По-моему, такой используется только в космической промышленности.
— Чего ты такой дерганый? — подозрительно спросил Фокин и, наклонившись, учуял свежий водочный дух.
— Хочешь, чтоб я тебе матку вывернул?
— Ваша воля, — потупился эксперт. — Я все сделал на совесть, как мог. Только расслабиться надо — иначе этого не вынести. Сто пятьдесят всего…
Майор посмотрел на него, словно бетонной плитой придавил.
— Смотри никому на глаза не попадись! И тем скажи, кто остальные триста пятьдесят оприходовал. А то я вас по стенкам размажу!
Краса и гордость столичных моргов — черные пластиковые пакеты, совсем как в голливудских боевиках, с той только разницей, что здесь нельзя сделать эффектное «вжжжик», поскольку замки-«молнии» отсутствуют, вместо них — обычные завязки. Санитары упаковывали труп, обозначенный цифрой «4», двое приподнимали тело, двое подсовывали шуршащий саван. Веки мертвеца ссохлись от тысячеградусного жара, наружу смотрели белые, как у вареной рыбы, глаза. Под неосторожными пальцами санитаров проступала наружу сукровица. Один из санитаров громко сглотнул.
