Джеймс Чейз - Том 17. Гроб из Гонконга. Предоставьте это мне. Алмазы Эсмальди
— Вы пропустили 33-й, — сказал я.
Он удивленно поднял брови.
— Хозяева в отъезде, — сказал он. — А какое вам до этого дело?
Я понял, что с подобным типом нужно быть откровенным — он вполне мог вызвать полицию. Поэтому я без лишних слов протянул удостоверение. Он внимательно прочел его, присвистнул и вернул мне.
— Вы не обслуживаете 33-й? — повторил я.
— Обслуживаю, но они на месяц уехали.
— Кто они?
Некоторое время он раздумывал.
— Семья Майерс.
— Мне казалось, что теперь здесь живут Хардвики.
Молочник поставил корзину на землю и сдвинул шляпу на затылок.
— В настоящее время здесь никто не живет, — ответил он, почесывая лоб. — Иначе я бы знал об этом. Людям ведь нужно молоко, а доставляю его сюда только я.
— Понятно, — сказал я, хотя, откровенно говоря, ничего не понимал. — Вы не думаете, что они могли сдать дом кому-нибудь в аренду?
— Я обслуживаю мистера Майерса уже в течение восьми лет, и за это время он никогда и никому не сдавал дом. Он всегда уезжает в это время в отпуск.
Молочник поднял корзину, и я понял, что разговор со мной ему порядком надоел.
— Вы не знаете здесь Джона Хардвика? — спросил я без особой надежды.
— Такого здесь нет. Иначе я бы знал. — Кивнув мне, он сел в грузовик и поехал к дому 37.
Моей первой мыслью было проверить адрес: может, я что-то перепутал. Но я хорошо знал, что это невозможно. Хардвик ясно назвал адрес и даже записал на карточке. Выходит, мне заплатили триста долларов за ночное дежурство у пустого бунгало? Может быть, молочник ошибается, и в доме все же кто-то есть? Я вернулся к дому 33 и снова открыл ворота. Мне не понадобилось заходить внутрь чтобы убедиться, что дом пуст… У бунгало был нежилой вид. У меня появилось неприятное чувство. Не собирался ли этот таинственный Хардвик убрать меня с дороги на эту ночь? Трудно поверить, чтобы человек, находящийся в здравом уме, мог выбросить триста долларов только за то, чтобы убрать меня на двенадцать часов. Я ведь не какая-то там важная персона. Эта мысль не давала мне покоя.
Внезапно мне захотелось побыстрее попасть в свою контору. Это в данный момент было важнее, чем душ и бритье.
Я сел в машину и поехал в город. Уличное движение еще не было интенсивным, и я добрался до конторы за несколько минут.
Швейцар подметал пол, что-то ворча себе под нос. Он бросил на меня тупой взгляд и отвернулся. Этот человек ненавидел всех, включая и себя самого. Я поднялся на четвертый этаж и быстро прошел по коридору к знакомой двери, на которой черными облупившимися буквами было написано: «Нельсон Райан, частный детектив». Я достал ключ, но почему-то не вставил в замок, а взялся за ручку и повернул ее.
Дверь была не заперта, хотя накануне вечером я запирал ее. Я осторожно отворил дверь и заглянул в небольшую прихожую, где стояли стол с растрепанными журналами и четыре расшатанных стула.
Внутренняя дверь, ведущая в мой кабинет, была приоткрыта!
Перед уходом я ее запер…
Неприятное чувство снова охватило меня. Подойдя к двери, я распахнул ее настежь. Лицом ко мне в кресле для клиентов сидела хорошенькая китаянка в зеленом с серебром «чунгазане» с разрезами по бокам, обнажавшими красивые ноги. У девушки был спокойный, безмятежный вид. Судя по небольшому пятнышку на левой груди, ее застрелили быстро и профессионально. Так быстро, что она даже не успела испугаться. Кто бы это ни сделал — чистая работа. Я осторожно коснулся ее лица. По-видимому, она умерла несколько часов назад.
Глубоко вздохнув, я взялся за телефонную трубку и набрал номер полиции.
В ожидании полиции я постарался лучше рассмотреть свою посетительницу. Молодая, года 23–24, в дорогом платье, тонких нейлоновых чулках и модных туфлях. Как я уже заметил, ноги у нее были безупречные. Я не мог узнать ее имя, так как у нее не было сумочки. Вероятно, ее забрал убийца. Такая женщина, как она, вряд ли вышла бы на улицу без сумочки.
Минут через десять после моего звонка полицейские слетелись ко мне в контору, как пчелы на мед. Последним прибыл детектив-лейтенант Том Ретник. Мне пришлось как следует познакомиться с ним за последние четыре года. Это был низкорослый, щегольски одетый тип с мелкими лисьими чертами лица. На своем посту он держался только потому, что ему посчастливилось жениться на сестре мэра. Как полицейский офицер он приносил пользы не больше, чем дырка в ведре. К счастью, со времени его назначения на пост в Пасадена-сити не произошло ни единого мало-мальски серьезного преступления. Это было первое убийство с тех пор, как он из сержанта-писаря сделался лейтенантом. Ретник влетел в мою комнату в сопровождении своего оруженосца, сержанта Палски, с очень уверенным видом, хотя все знали, что ему не хватит мозгов и для решения детского кроссворда.
Сержант Палски был огромным детиной с красным мясистым лицом и здоровенными кулаками, так и норовившими войти в соприкосновение с чьей-нибудь физиономией. Мозгов у него было еще меньше, чем у Ретника, но их нехватку он компенсировал вышеупомянутыми кулаками.
Ни тот, ни другой даже не взглянули на меня. Они прошли в кабинет и долго глазели на убитую. Потом Палски стал осматривать место происшествия, а Ретник подошел ко мне. Вид у него стал еще более уверенным.
— Ну, сыщик, рассказывай, как было дело, — сказал он, усаживаясь на стол и покачивая начищенными до блеска ботинками. — Это твоя клиентка?
— Я понятия не имею, кто она такая и что здесь делала, — ответил я. — Я нашел ее в своем кабинете сегодня утром.
Ретник жевал сигару, пристально уставившись на меня. Он считал, что полицейские именно так должны пялиться на подозреваемых.
— Ты всегда открываешь контору так рано?
Я рассказал ему все без утайки.
Закончив дела в кабинете, Палски вышел к нам и, подперев дверь могучим плечом, тоже стал слушать мой рассказ.
— …Поняв, что бунгало пустует, я приехал сюда, — закончил я. — Я предполагал, что тут какой-то подвох, но такого, признаться, не ожидал.
— Где ее сумка? — спросил Ретник.
— Не знаю. Должно быть, убийца прихватил ее с собой.
Ретник почесал щеку, вынул сигару изо рта, посмотрел на нее и снова засунул в рот.
— Что было в сумке?.. Признайся, ведь это ты убил ее? — спросил он.
Ничего другого я от Ретника не ожидал. Вызывая полицию, я был уверен, что стану подозреваемым номер один.
— Даже если бы у китаянки в сумочке был бриллиант «Кохинор», я не стал бы убивать ее здесь, — терпеливо сказал я. — Я выследил бы, где она живет, и убил бы ее там.
— Что она здесь делала и как сюда попала?
— Думаю, у этой женщины было ко мне дело. Парень, назвавшийся Джоном Хардвиком, не хотел, чтобы наше свидание состоялось. Почему он этого не хотел, я могу только предполагать. По-моему, Хардвик отправил меня сторожить пустой дом, чтобы под благовидным предлогом убрать отсюда. Скорее всего, что он ожидал ее здесь. Замки на дверях конторы простые, и ему не составило труда открыть их. Вероятно, когда она вошла, он сидел за моим столом. Судя по ее спокойному виду, она не знала, кто этот парень, и приняла его за меня. После того, как она рассказала ему все, он застрелил ее. Она даже не успела испугаться.
Ретник посмотрел на Палски.
— Этот сыщик отобьет у нас всю работу, если за ним не присмотреть. — Палски смолчал и сплюнул на ковер. Разговоры — не по его части. Он был профессиональным слушателем. Ретник секунду раздумывал, и этот процесс явно причинял ему страдания. Наконец он изрек:
— Я скажу, умник, что в твоей версии не сходится. Этот парень говорил по телефону из аэропорта, который находится в паре километров отсюда. Если ты не врешь, что ушел вскоре после шести часов, то раньше полседьмого ему сюда попасть было нельзя. Слишком интенсивное движение на главной магистрали. Любой человек, даже эта желтокожая, знает, что это уже нерабочее время, и вместо того, чтобы ехать сюда наудачу, она сначала позвонила бы по телефону.
— Откуда вы знаете, что она не звонила? Может, ей ответил Хардвик и от моего имени велел приезжать сюда.
По выражению лица Ретника, я понял, что он обдумывает мою версию. В дверях показался врач и санитары с носилками. Палски поневоле отлип от косяка и проводил их в кабинет. Ретник нервно поправил жемчужную заколку в галстуке.
— Проследить ее будет нетрудно, — сказал он, как бы разговаривая сам с собой. — Такие куколки всегда на виду. А когда этот Хардвик пообещал встретиться с тобой?
— Послезавтра, в пятницу.
— Думаешь, он появится?
— Совершенно исключено.
Зевнув, он посмотрел на часы.
— Ты отвратительно выглядишь. Может, выпьешь чашечку кофе? Только поблизости. И не болтай. Я поговорю с тобой через полчаса.
Такая трогательная забота объяснялась просто: он хотел освободиться на какое-то время от моего присутствия.
