Камилла Лэкберг - Железный крест
— Йи-и-и! — воскликнула Майя и начала дергать за ленточку.
Из этого, естественно, ничего не вышло, губы ее задрожали, и Патрик поспешил на помощь. Он развязал сверток, и на свет божий появился серый плюшевый слоник. Девочка прижала его к груди и начала от восторга перебирать ножками, что привело к тому же результату — Майя тоже приземлилась на попу, но ловко и изящно, как будто так и было задумано. Ее поклонник подошел и начал гладить слоника. Именинница издала ревнивый вопль, но Вильям, очевидно, истолковал его как поощрение и продолжил свои попытки. Явно назревал конфликт.
— Время выпить кофе, — сказал Патрик.
Он поднял Майю на руки и пошел в гостиную, Вильям с родителями последовали за ним. Мальчика посадили перед большим ящиком с игрушками, и мир был восстановлен, по крайней мере, на время.
— Всем привет! — Эрика сбежала по лестнице, пообнималась с гостями и погладила Вильяма по голове.
— Кому кофе? — крикнул Патрик из кухни и получил в ответ единогласное «мне!».
— И как ты себя чувствуешь в качестве жены? — Юхан улыбнулся и обнял Элизабет за плечи.
— Спасибо, как всегда. Разве что Патрик упрямо называет меня «женкой». Может быть, посоветуете, как отучить его от этого? — Эрика подмигнула приятельнице.
— Как-как… Не сдаваться, вот как. Постепенно «женка» станет «господином генералом». Так что не беспокойся… Кстати, где Анна?
— Она у Дана, они теперь живут вместе… — Эрика многозначительно подняла брови.
— Легки на подъем. — Элизабет тоже подняла брови: нормальная реакция на нормальную сплетню.
В дверь позвонили. Эрика вскочила.
— Это наверняка они. Или Кристина…
Имя Кристины она произнесла так, словно у нее во рту были кусочки льда. После свадьбы отношения со свекровью постепенно становились все более и более натянутыми. Главной причиной было настойчивое желание Кристины отговорить Патрика брать четырехмесячный отпуск по уходу за ребенком. «Как ты можешь! Ты должен думать о карьере!» Но Патрик уговорам матери не поддался — наоборот, чем больше она нажимала, тем он упорнее настаивал, что всю осень дочкой будет заниматься он и только он.
— Привет! Я не ошиблась? Это здесь, кажется, у кого-то день рождения? — донесся из прихожей голос Анны.
У Эрики стало тепло на душе — как всегда, когда она слышала веселый голос младшей сестры. Много лет этих радостных ноток было не слышно, но теперь Анна влюблена и счастлива.
Поначалу Анна очень переживала, что объектом ее любви оказался именно Дан. Но Эрика только посмеялась: ее собственные отношения с Даном закончились давным-давно, целую вечность назад. Конечно, такая рокировка казалась немного странной, но не более. Куда важнее было другое: к Анне вернулось хорошее настроение.
— А где моя любимица? — пророкотал огромный светловолосый Дан, заглядывая в комнату.
Между ним и Майей был настоящий роман: едва заслышав голос Дана, девочка тут же появилась в прихожей и двинулась к нему, протягивая ручонки.
— Ки-и?
Эрика была готова поклясться, что в Майином восклицании прозвучали отчетливые вопросительные интонации. Девчушка, очевидно, начала что-то понимать насчет дня рождения и связанных с этим событием преимуществ.
— А как же, а как же! — Дан кивнул Анне.
Та протянула Майе большой розовый пакет, перевязанный серебряной ленточкой.
Именинница немедленно высвободилась из объятий Дана и приступила к вскрытию. На этот раз ей помогала Эрика, и вскоре в руках у Майи оказалась большая кукла с закрывающимися глазами.
— Ука! — счастливо выдохнула девочка, изо всех сил обняла куклу и потопала к Вильяму хвастаться.
Новый звонок в дверь — пришла Кристина. Эрика терпеть не могла манеру свекрови — обозначить свое появление коротким символическим звонком и, не дожидаясь ответа, вломиться в прихожую.
Процедура разворачивания пакета повторилась снова, но на этот раз успех был, мягко говоря, скромным. Майя задумчиво посмотрела на стопку тряпок и заглянула в пакет еще раз — нет ли там чего-нибудь более интересного.
— Я в последний раз обратила внимание, что она выросла из своих кофточек, а вчера в «Линдексе» была распродажа, три по цене двух. — Кристина довольно улыбнулась. Реакцию внучки она просто-напросто не заметила.
Эрика с трудом сдержала желание произнести сентенцию на тему, что только законченный идиот дарит тряпки годовалому младенцу. Не только Майя разочарована, но свекровь ухитрилась воткнуть шпильку и ей, Эрике: ясное дело, она настолько плохая мать, что не в состоянии следить за гардеробом своего ребенка.
— Настал час торта! — У Патрика было идеальное чутье, когда следует перевести разговор на другие рельсы.
Эрика сдержалась, и они проследовали в гостиную. Сейчас должна была начаться главная церемония дня — торжественное задувание свечей на торте. «Свечей…» Громко сказано — свечка была всего одна, по числу прожитых именинницей лет. Майя, по-видимому, осознавала серьезность процедуры — прежде чем дунуть, она несколько раз надувала на пробу щеки, но все равно не получилось: она щедро оросила торт брызгами слюны, а свечка продолжала гореть как ни в чем не бывало. При следующей попытке Патрик дунул у нее из-за плеча, и цель была достигнута. А когда все запели традиционную песню в честь новорожденной «жить ей и жить ей, жить ей и жить ей, жить ей и жить ей до старости лет», у Эрики к горлу подкатил комок. Исподтишка посмотрела на Патрика — тот тоже тронут. Их крошке исполнился год. Она уже бегает, хлопает в ладоши, когда слышит заставку «Булибумбы», самостоятельно ест, награждает родителей поцелуями, мокрее которых не сыщешь во всей Северной Европе, и обожает весь мир. Эрика улыбнулась Патрику, и он улыбнулся ей в ответ. Жизнь прекрасна.
Мельберг тяжело вздохнул. В последнее время он часто вздыхал. Весенние неудачи не выходили из головы. Хотя удивляться было нечему, сам и виноват — расслабился, потерял контроль, позволил себе плыть по течению. Такое не проходит безнаказанным. Кто-кто, а он-то должен был это понимать. Ну что ж, хороший урок на будущее. Он не из тех, кто повторяет ошибки.
— Бертиль? — раздался настырный голос Анники из приемной.
Отработанным элегантным жестом он откинул со лба волосы и неохотно поднялся. Не так много было женщин на свете, кто мог бы ему приказывать, но Анника Янссон как раз принадлежала к этой группе. С годами он даже начал испытывать к ней уважение — и тут она, пожалуй, одна составляла всю категорию подобных людей. Весной в отделе все время работали какие-то бабы, и ничего хорошего из этого не вышло. А теперь еще одна… Он опять вздохнул. Неужели так трудно найти нормального парня в полицейской форме? Но нет, начальство упрямо посылало на замену Эрнсту Лундгрену каких-то девиц. Тридцать три несчастья.
Внезапно из приемной послышался собачий лай. Неужели Анника опять привела на работу одного из своих питомцев? Он ведь уже говорил с ней на эту тему.
Но нет, это был вовсе не один из несчетных лабрадоров Анники. В приемной стояла маленькая темнокожая женщина, а на поводке у нее вертелся большой лохматый пес неопределенного цвета и породы.
— Я его нашла прямо у вашего подъезда, — сказала посетительница с заметным стокгольмским акцентом. — Совсем молодой, почти щенок.
— Вот как! И что он здесь делает? — неласково произнес Бертиль и повернулся, чтобы уйти.
— Это Паула Моралес, — поспешила вставить Анника.
Бертиль остановился. Ясное дело, имя звучит на испанский манер. Но какая же она маленькая, пальцем перешибешь. А взгляд — как у чемпиона мира по боксу.
— Рада познакомиться. — Она протянула ему руку. — А песик бегал сам по себе. Ничей, судя по всему. Или такой хозяин, что лучше бы его совсем не было…
Все это она произнесла таким не терпящим возражений тоном, что Бертиль мысленно поинтересовался, куда же она клонит.
— Так оставьте его где-нибудь, — предложил он.
— В этом городе подходящего места нет. Здесь никто не заботится о бездомных собаках. Анника мне уже сказала.
— Разве нет? — на всякий случай спросил Мельберг.
Анника покачала головой: нет. И не было.
— Ну что ж… возьмите его к себе. — Он сделал попытку отстраниться от песика, прижавшегося к его ноге.
Тот, видимо, понял это как приглашение поиграть и улегся на его правый башмак.
— Взяла бы, если бы могла. У нас есть собака, и она терпеть не может конкурентов. — Взгляд Паулы оставался таким же требовательным, если не сказать грозным.
— А ты, Анника? Тебе-то все равно — собакой меньше, собакой больше, — чуть ли не просительно сказал Мельберг.
Черт их всех подрал, почему он вынужден заниматься такой ерундой! Начальник он здесь или кто?
Анника отрицательно покачала головой.
— Мои привыкли только друг к другу. С чужаком ничего не выйдет.
