Лариса Соболева - Бизнес-план неземной любви
– Ой, без «увидим» ясно, – слегка махнула рукой Елизавета Ивановна в знак отрицания. – Через пять лет… нет, много раньше она взвоет. Привыкнет к деньгам, ей будет казаться, что они у нее всегда были, и задумается: зачем же я слушаю по ночам храп старого вонючего козла? Захочется молодого, как она сама, кобеля, который неустанно будет трудиться в постели. У Нила сейчас переходный возраст, ему бессознательно хочется доказать всему свету, что он еще скакун, а не заморенный конь. Мужчины, особенно богатые, тяжело переживают старение. В этом смысле секс с молодой лошадкой как раз и поддерживает уверенность, что старость далеко-далеко. Но переходный возраст обычно быстро кончается, когда он завершится, наш юбиляр начнет считать рожки. Все же я в восторге от нее, ловко она надела ему хомут. Сколько ей? Лет двадцать пять? Сильна.
– Я что-то не слышала, чтоб бабы нашего возраста хомутали богатых мужиков, да еще женатых.
– И не услышишь, милая, – заверила ее Елизавета Ивановна. – Потому что такого в природе не существует. И не женится богатый на серенькой девушке, даже в любовницы не возьмет. А почему? Потому что красота – товар, который имеет спрос. Ты не задавалась вопросом, почему красивые женщины часто страшно злые? Не все, конечно, но подавляющее большинство. Потому что не всем удается продать красоту за ту цену, которую себе назначили. Тут конкуренция почище, чем в бизнесе. Выдерживают те, кто получил классическое воспитание, у кого родители живут по установленным тысячелетиями традициям. Это мое наблюдение, поэтому я категорична. Кстати, ты, дорогая, тоже можешь купить… хотя бы моего соседа. И он будет тебя любить, как ты пожелаешь, будет с упоением ласкать твое дряблое тело и целовать целлюлит на всех конечностях. Верно, Лешенька?
Лешенька хотел оскорбиться, но передумал, ушел танцевать.
– А ведь даже не возразил, – расхохоталась Елизавета Ивановна.
Ева закончила песню под шквал аплодисментов, вернулась к мужу, который поцеловал ей руку и прильнул к губам. Послышался новый взрыв аплодисментов и одобрительные возгласы, словно здесь отмечали не юбилей, а свадьбу.
– Тебе понравилось? – заглянула в лицо мужу Ева.
– Конечно! – сиял он, как золотая монета.
– Но это еще не все, мой главный подарок впереди. – Ева прижалась к нему, затем села на свое место. – А я проголодалась.
Музыканты заиграли и запели, гости танцевали, Даниил Олегович не сводил влюбленных глаз с Евы, которая с большим аппетитом поедала блюда. Это чудо послано ему свыше, вся его жизнь с появлением Евы преобразилась. И пусть злые языки болтают что угодно, это от зависти. Когда он познакомился с Евой, она даже не знала, что он один из самых состоятельных людей города. Сначала встречались тайком, потом плюнули на пересуды и виделись открыто, нездоровый интерес к ним рос с космической скоростью, сплетни и помогли соединиться. Если поначалу Даниил Олегович сомневался, стоит ли круто менять свою жизнь, то после женитьбы сомнения улетучились, он стал счастливейшим из смертных.
Закончился танец, все рассаживались, официанты начали носить горячие блюда, и вдруг…
Да, всегда в момент взлета, пика удачи, в миг счастья надо ждать этого коварного «вдруг». Потому что нет постоянства на этом свете, и когда ты стоишь, расправив крылья, налетает оно, бьет под дых, а дальше ты несешься с высоты на острые камни. Даниил Олегович заледенел, услышав в микрофон до омерзения знакомый голос. На эстраде в длинном вечернем туалете стояла его бывшая, держа микрофон:
– Господа, минутку внимания! Вы слушали поздравление от нынешней жены Нила, а теперь послушайте от экс-жены… то есть от жены в отставке… В общем, от меня!
В зале наступила гробовая тишина, а большое скопление подвыпившего народа не так-то просто заставить умолкнуть. Ясно же как божий день, что дело пахнет скандальчиком, какого в городе не видывали со времен его основания. Все замерли, у кого-то даже кусок застрял между ртом и желудком.
– Наступил кульминационный момент вечера, – ядовитым шепотом сказала Елизавета Ивановна. – А я, дура, не хотела идти.
– Перестань, – осадила ее Агния. – По-моему, это не смешно. Зачем она притащилась сюда? С дуба упала, что ли?
– С очень высокого, – подтвердила Елизавета Ивановна.
– Налейте, господа, в бокалы! – улыбаясь, говорила Виктория Яковлевна, широким жестом обведя зал. – Ну же, наливайте! Я произнесу тост. А мне кто-нибудь подаст бокал?
С ближайшего столика ей любезно поднесли бокальчик с шампанским, она поблагодарила, взяла и покачнулась, однако на ногах устояла, рассмеявшись от неловкости.
– Она пьяна, – в ужасе прошептала Ева, съежившись.
Даниил Олегович метнул молнии в сторону вышибал ресторана, один из которых протискивался к нему с видом напроказившего школьника.
– Итак, Нил, тебе стукнуло пятьдесят пять! – злорадно произнесла Виктория Яковлевна. Даниил Олегович набирал на мобиле номер, глядя на бывшую с лютой ненавистью. А она… О, боже, что она несла, да еще в микрофон! – Ты растолстел, полысел, обрюзг, вид у тебя далеко не здоровый – мешки под глазами, кожа коричневого оттенка, наверное, печень барахлит. Но это ничего. Все пройдет, когда помрешь. Так вот, милый…
Охранник в это время протиснулся к Даниилу Олеговичу.
– Как она прошла? – прошипел, не раскрывая рта, юбиляр.
– Оттолкнула охрану, – оправдывался тот. – Не драться же с ней.
– Вы не имели права пускать в зал без приглашения.
– …хочу тебе пожелать от всей души, чтоб ты не подох раньше времени, – с коварным оскалом, как показалось юбиляру, продолжала бывшая. – С молодой-то женой сил надо мно-ого, а мне страшно хочется посмотреть, как она тебя орогатит. И вообще, хочется увидеть, на что способна наша… матрешка. Что там она прячет внутри?
– Какого черта стоите? – зарычал Даниил Олегович на охранника. – Уберите ее! В холл выведите! Я следом приду.
Вышибала кинулся к эстраде. В это время в мобильнике послышалось «Алло!», Даниил Олегович отвернулся от публики, жаждавшей продолжения спектакля, заговорил с сыном:
– Срочно забери мать из кабака.
– Я не слышу, – сказал сын. – Повтори.
Не орать же! Даниил Олегович метнулся к выходу, но проход между стеной и стульями был слишком узок, чтоб проскочить быстро, пришлось ему крикнуть:
– Мать забери из ресторана!
– Буду через пять минут, я недалеко, – сообщил сын.
А Виктория Яковлевна подняла бокал выше головы и торжественно произнесла пожелания:
– За твое здоровье! Оно тебе пригодится. И за крепкие нервы! Пошел вон! – бросила она охраннику, пытавшемуся стащить ее с эстрады. – Я тебя прощаю, Нил, потому что ждет тебя нелегкая старость в одиночестве. Правда, при одном условии: если тебя не отравят, не придушат или не утопят в ванне. Да катись, болван! – отбрыкивалась она от охранника, хватавшего ее за платье. – И еще скажу: будешь ты локти кусать…
Охранник вскочил на эстраду, отнял у нее микрофон и отдал музыканту, затем забросил даму на плечо и пошел с ней к выходу. Она хохотала и била кулаками по его спине, слетели туфли, второй вышибала их подобрал. Впрочем, без микрофона гости слышали ядовитые выкрики жены в отставке:
– Ты еще не раз вспомнишь меня, погоди! Заодно запомни: это будет расплата…
Ее вынесли, наступила леденящая душу пауза в полнейшей тишине.
– Извините за инцидент, – громко сказал Даниил Олегович.
– Ребята, музыку! – встрепенулся тамада, внезапно вспомнивший о своих обязанностях.
Разумеется, в пляс никто не пустился, все сидели, как прибитые, не зная, что делать и как реагировать на выходку. Кое-кто незаметно переговаривался шепотом, пожимая в недоумении плечами. Некоторые низко опускали головы, очевидно, пряча гомерический смех, который так и рвался наружу. Но были и такие, кому инцидент не пролился бальзамом на душу. Эти сидели нахмуренные, не зная, куда деться.
А Даниил Олегович поспешил выйти из зала. В фойе Виктория Яковлевна порывалась встать из кресла, над ней стояли два парня, опуская ее за плечи назад. Даниил Олегович подошел к ней, зло процедил:
– Довольна? Осрамилась на весь город.
– И тебе праздник изгадила, – самодовольно рассмеялась она, не испытывая ни капли угрызений совести и стыда за выходку.
– Ты истеричка и дура. Пьяная дура.
– Посмотрим, кто из нас дурак, – выкрикнула она агрессивно, после чего заговорила смирно, будто не о себе: – Моя жизнь прошла рядом с тобой. Лучшие годы, лучшие! Я жила с тобой в коммуналке, подыхала от жары в Туркмении, когда ты работал вторым секретарем, родила тебе двоих детей, взяла на себя всю заботу о них и плюнула на свое призвание, когда ты делал карьеру. Я обеспечивала тебе покой и уют. Я сделала тебя, я! А потом ты меня выбросил, оставил тлеть в одиночестве. У меня нет больших денег, чтоб купить мужика и скоротать с ним старость, а ты купил себе сучку. Посмотри на себя в зеркало, разве может тебя любить молодая кобыла? Был бы хоть Домогаровым, я б поверила, что ты способен увлечь юную особу. Но ты же заурядный, с брюхом нажитых накоплений, без шеи, с лысиной, ни кожей ни рожей не удался. Повторяю: ты купил эту дрянь. А я не могу. Мы не в равном положении, поэтому я бешусь. А не потому, что страдаю по тебе. Много чести. Даже если б ты одумался, я б не приняла тебя, потому что презираю и брезгую, как брезгуют, наступая в дерьмо. Верни мне потраченные годы, тогда я оставлю тебя в покое. А сейчас хорошенько запомни: покоя тебе не видать…
