Сидни Шелдон - Мельницы богов
Полил холодный дождь. «Надеюсь, это не будет предзнаменованием на четыре года его правления», – подумал Бен Кон и внимательно посмотрел на экран телевизора.
– Президент Соединенных Штатов – это факел, который американский народ передает из рук в руки каждые четыре года. Этот факел является самым могущественным оружием в мире. Оно достаточно сильное, чтобы испепелить все человечество, но оно также может служить маяком, который озарит светом путь в будущее для нас и для всего мира. Я сегодня обращаюсь не только к нашим союзникам, но и к странам советского блока. Сейчас, когда мы вступаем в двадцать первый век, я хочу сказать им, что время конфронтации закончилось и слова «единый мир» должны стать действительностью. Любой другой путь приведет к тотальному уничтожению, и ни одна страна не выйдет победителем. Я вполне сознаю, какая пропасть лежит между нами и странами за «железным занавесом», поэтому самой главной целью нынешней администрации будет наведение мостов через эту пропасть.
В словах президента звучала истинная вера. «Он действительно так думает, – решил Бен Кон. – Надеюсь, что никто не пристрелит этого парня».
В Джанкшн-Сити, штат Канзас, был холодный, промозглый день с таким снегопадом, что видимость на дороге номер 6 была почти нулевой. Мэри Эшли осторожно вела свой пикап по самой середине хайвея, где уже поработали снегоуборочные машины. Из-за метели она опаздывала на занятия. Мэри Эшли была преподавателем. Она ехала медленно, чтобы машину не занесло в сторону.
Из радиоприемника донесся голос президента: «…много еще и таких, кто вместо мостов предлагает строить крепостные рвы. Я отвечаю им, что мы больше не можем обрекать себя и наших детей на глобальную конфронтацию, которая окончится ядерной войной».
Мэри Эшли подумала: «Я рада, что голосовала за него. Пол Эллисон будет великим президентом».
Она крепче сжала руль, пробираясь сквозь белую пелену.
В Сен-Круа на безоблачном лазурном небе светило солнце, но Гарри Ланц не собирался выходить наружу. Он лежал голый в постели в объятиях сестричек Долли. Ланц подозревал, что они на самом деле не были сестрами. Аннетта была натуральной брюнеткой, а Салли – блондинкой. Ему в принципе было наплевать, даже если бы они были его кровными родственницами. Самое главное, что они были мастерицами своего дела, и Гарри стонал от удовольствия.
На экране телевизора, стоявшего в углу комнаты, появилось изображение президента.
«…Потому что я верю – нет такой проблемы, которую нельзя было бы решить при наличии доброй воли с двух сторон. Бетонная стена, разделяющая Берлин, и «железный занавес», окружающий просоветские страны, должны пасть».
Салли прекратила свои ласки, чтобы спросить:
– Может, мне выключить этот чертов телевизор?
– Оставь, я хочу послушать, что он говорит.
Аннетта подняла голову:
– Ты что, голосовал за него?
– Эй, вы двое, не отвлекайтесь! – заорал Гарри Ланц.
«Как вы знаете, три года назад, после смерти румынского президента Николае Чаушеску, Румыния порвала дипломатические отношения с Соединенными Штатами. Хочу сообщить вам, что были проведены переговоры с румынским правительством и румынский президент Александру Ионеску согласился восстановить дипломатические отношения с нашей страной».
Толпа, стоящая на Пенсильвания-авеню, одобрительно зашумела.
Гарри Ланц сел в постели так внезапно, что зубы Аннетты впились ему в член.
– Боже мой, – завопил Ланц, – мне уже давно сделали обрезание! Ты что, с ума сошла?
– А ты чего крутишься, милый?
Ланц не слушал ее. Все его внимание было приковано к экрану телевизора.
«Одним из наших первых официальных актов, – продолжал президент, – будет назначение посла в Румынии. И это лишь начало…»
В Бухаресте был вечер. Неожиданно потеплело, и улицы были полны народа, толпящегося в очередях перед магазинами.
Румынский президент Александру Ионеску сидел в своем кабинете в Пеле, старом дворце на калеа Викторей, вместе с шестью своими помощниками. Они слушали речь президента по коротковолновому приемнику.
«…Я не собираюсь останавливаться на этом, – говорил американский президент. – Албания разорвала дипломатические отношения с США в 1946 году. Я намерен восстановить эти связи. К тому же я хочу укрепить наши дипломатические отношения с Болгарией, Чехословакией и Восточной Германией».
По радио было слышно, как толпа отозвалась восторженными криками.
«Назначение нашего посла в Румынии будет началом всемирной программы «народной дипломатии». Давайте не будем забывать, что у всего человечества одни истоки, одни проблемы и одна судьба. Помните, что у нас больше проблем, которые объединяют нас, чем тех, что разделяют нас. К тому же мы сами создаем их».
На тщательно охраняемой вилле в Нейи, пригороде Парижа, лидер румынского революционного движения Марин Гроза смотрел выступление президента по второму каналу французского телевидения.
«…Я обещаю вам, что буду стараться изо всех сил и требовать этого от остальных».
Овации длились пять минут.
Марин Гроза задумчиво произнес:
– Я думаю, наше время пришло, Лев. Он действительно хочет этого.
Лев Пастернак, начальник его службы безопасности, ответил:
– Может, это только поможет Ионеску?
Марин Гроза покачал головой.
– Ионеску – тиран, так что ему ничто не может помочь. Но надо точно рассчитать время. Я потерпел поражение, когда хотел свергнуть Чаушеску. Это не должно повториться.
Пит Коннорс не был пьян, вернее, был не настолько пьян, как бы ему хотелось. Он выпил пятый бокал виски, когда Нэнси, секретарша, с которой он жил, сказала:
– Тебе не кажется, что уже достаточно, Пит?
Он улыбнулся и ударил ее по лицу.
– Наш президент выступает. Ты должна уважать его. – Он повернулся к экрану телевизора. – Проклятый коммунист! – заорал он. – Это моя страна, и ЦРУ не позволит, чтобы ты опаскудил ее. Мы остановим тебя. Можешь быть уверен в этом!
Глава 2
– Ты мой старый друг, и мне понадобится твоя помощь, – сказал Пол Эллисон.
– Конечно, – спокойно ответил Стэнтон Роджерс.
Они находились в Овальном кабинете. Президент сидел за своим столом, на котором красовался американский флаг. Это была их первая встреча в Белом доме, и Эллисон чувствовал себя неловко.
«Если бы Стэнтон не допустил тогда ошибки, – подумал Пол Эллисон, – он бы сейчас сидел за этим столом».
Как бы прочитав его мысли, Стэнтон Роджерс сказал:
– Я тебе хочу кое в чем признаться. Когда тебя выбрали президентом, я страшно тебе завидовал. Ведь это была моя мечта, а для тебя она стала реальностью. Но кто знает? Я пришел к мысли, что если я не могу занять это кресло, то никто, кроме тебя, не должен его занимать. Ты создан для этого.
Пол Эллисон улыбнулся и сказал:
– По правде говоря, Стэн, мне страшно здесь. Здесь витает дух Вашингтона, Линкольна и Джефферсона.
– У нас также были президенты, которые…
– Я знаю. Но надо равняться на великих людей.
Он нажал на кнопку, и через несколько секунд в кабинет вошел официант в белом кителе.
– Слушаю вас, господин президент.
Пол Эллисон повернулся к Роджерсу:
– Кофе?
– Почему бы и нет?
– Что-нибудь еще?
– Нет, спасибо. Барбара сказала, чтобы я следил за своим весом.
Президент кивнул официанту, и тот молча вышел из комнаты.
Барбара. Она удивила всех. В Вашингтоне ходили слухи, что их брак не продлится и года. Но с тех пор прошло почти пятнадцать лет, и у них была крепкая семья. Стэнтон Роджерс основал юридическую фирму в Вашингтоне, которая пользовалась большим авторитетом, а Барбара слыла замечательной хозяйкой.
Пол Эллисон встал и принялся ходить по кабинету.
– Мое выступление о программе «народной дипломатии» вызвало шквал неодобрения. Я думаю, ты читал об этом в газетах. – Эллисон пожал плечами.
– Ты ведь их знаешь. Им нравится создавать героев, а затем низвергать их.
– Честно говоря, мне наплевать на то, что пишут в газетах. Меня интересует, что говорит народ.
– Уж если быть откровенным, то ты многих напугал, Пол. Вооруженные силы против твоего плана, и многим бы хотелось, чтобы он провалился.
– Он не провалится. – Эллисон откинулся в кресле.
– Знаешь, какая сейчас главная проблема в мире? Больше не существует государственных деятелей. Страны управляются политиками. Одни несут добро, другие – зло, но все они гиганты. Рузвельт и Черчилль, Гитлер и Муссолини, Шарль де Голль и Иосиф Сталин. Почему все они жили в то время? Почему сегодня нет настоящих государственных деятелей?
– Трудно казаться гигантом на экране телевизора.
Вошел официант, неся серебряный поднос с кофейником и двумя чашками. Умелым движением он налил кофе.
– Что-нибудь еще, господин президент?
– Спасибо, Гарри. Больше ничего.
