Татьяна Степанова - Колесница времени
Центральный вход в отель как раз со стороны улицы, а вход в лобби-бар рядом с магазином «Кристиан Диор», что смотрит витринами в переулок.
В этот час раннего вечера — шесть всего на часах — уже смеркается, но улица Петровка полна народа. Яркие огни, сырой воздух последних дней октября.
Мотоциклист, затянутый в черную кожу, — высокий, стройный, широкоплечий, снял с головы шлем, пригладил светлые волосы рукой и прошел весьма уверенно сквозь вертящиеся стеклянные двери отеля — мимо швейцара в позументе и охранников с рацией.
Удивительно, но в гулком, роскошном, отделанном сияющим мрамором вестибюле отеля оказался он единственным гостем. В этот еще не поздний вечер конца октября огромный «Мэрриотт» пуст и тих, как сказочный замок Фата-Морганы.
Но нет, где-то играет негромко музыка. Звуки арфы, невидимой глазу.
Мотоциклист быстро пересек холл, глянул на себя в зеркало мимоходом — молод, хорош собой, яркий блондин с голубыми глазами. Только вот на скуле зажившая ссадина, а на нижней губе свежая рана кровоточит.
Коридорный в форме, скучавший возле автомата для чистки обуви, окинул мотоциклиста оценивающим взглядом, но ничего не сказал. Этот парень… в общем, он порой заезжает в роскошный отель «Мэриотт» и тут его знают.
Мотоциклист поднялся по ступенькам мраморной лестницы, ведущей в ресторан под куполом.
Это и ресторан, и зимний сад. Это гордость и краса отеля. Именно тут играет невидимая глазу арфа по вечерам. Столики, покрытые крахмальными белыми скатертями, все сплошь свободны. Нет ни одного гостя в ресторане. А над головой, высоко, далеко, как хрустальное небо, — прозрачный великолепный купол.
А если повернуть голову налево и глянуть вверх, — там галерея — зимний сад. Много зелени — сплошные тропики, и там такие уютные диваны и кресла и еще…
Там иногда мелькает призрак Оперы… Да, да, помните того кудесника — ведущего с телеканала «Культура», — всегда в смокинге, всегда с улыбкой, интеллигент и великий знаток прекрасного, он знал о мире музыки и мире оперы все. Именно там, в галерее под куполом в отеле «Мэриотт — Аврора», он устраивал встречи со своими гостями, среди них — мировые знаменитости: певцы, музыканты, дирижеры, критики, композиторы.
Кудесник в смокинге умер так неожиданно, скоропостижно, что в это трудно было поверить всем. Даже этому вот молодому мотоциклисту — блондину с разбитой губой.
Но порой, если приглядеться, надравшись в баре отеля, то можно еще увидеть… Да, тень… тот образ… призрака Оперы с прошедших времен, которые никогда уже не вернутся, потому что смерть…
Да, смерть сильна…
Однако блондин с атлетическими плечами и тонкой талией, затянутый в кожу, словно в средневековые рыцарские латы, не собирался сейчас здесь, в пятизвездочном отеле «Мэриотт — Аврора», думать о смерти. И что-то там вспоминать и кого-то там жалеть.
Он просто скучающим взором оглядел пустой роскошный ресторан, лишенный посетителей, несмотря на то что сезон вроде бы и начался уже.
Он не увидел в ресторане ту, которую хотел здесь встретить.
К нему сразу же с вежливой улыбкой на лице обратилась хостес, но он покачал головой — нет, спасибо, меню знаю наизусть, а вот выпить предпочту в лобби-баре.
Он легко спустился по мраморной лестнице, еще раз оглянулся на зеленую галерею… звуки арфы — и только. И никаких привидений с телеэкрана…
В великолепном лобби, отделанном светлыми дубовыми панелями, — тоже небольшой ресторан.
И вот тут мотоциклист увидел ее.
Она сидела за столиком в полном одиночестве. На скатерти перед ней сервирован чай в лучших традициях английских отелей — белый фарфор чайника и чашек и тарелка с десертом.
Она была в платье из кашемира вишневого цвета и высоких замшевых сапогах.
Она тоже блондинка. И даже весьма миловидная, хотя немножко усталая.
Он, пожалуй, был ярче, красивее. Да и выше ее на целую голову.
Его звали Данила. А ее звали Евгения. И вот уже несколько лет они носили разные фамилии, потому что она, его младшая сестра, вышла замуж.
Евгения Савина — Женя, как ее звали все домашние, поднесла к накрашенным розовой помадой губам чашку чая и увидела Данилу Кочергина — своего брата.
Он направился к ее столику и сел напротив, улыбаясь, явно довольный встречей.
— Привет.
— Привет. — Женя отпила глоток чая. — Только что о тебе подумала.
— Правда, сестренка? — Он встал и отошел к стойке бара.
Бармен не стал даже спрашивать у него заказ — все, как всегда: скотч.
Со стаканом виски Данила вернулся за столик к сестре.
— Я знал, что ты тут сегодня, — сказал он.
— Мог бы и позвонить.
— Некогда. Ты же знаешь, у меня строгий учитель латыни.
Латынь и переводы с нее — вот уже год как Данила брал у профессора МГУ уроки по этому предмету. В свое время он два года проучился на классическом отделении филфака университета, но потом учебу забросил. А вот теперь возобновил уроки латыни и литературы в частном порядке. Его сестра относилась к этому спокойно, в отличие от других членов их семьи. Ее тревожило другое.
— Только не ври мне, — сказала она.
— Да я не вру, я прямо с урока.
— Ага, только вот весь рот разбит.
— Это мелочи. — Он отпил виски и поморщился. — Ах, черт, правда щиплет.
— А в тот раз дали в глаз. Слушай, я не понимаю…
— Все ты понимаешь, сестренка.
— Нет, я не понимаю. Ну тот ужас с автомобильными гонками… Я на коленях тебя умоляла прекратить это. И ты, кажется, внял. Понял, как я боюсь… Понял, что я маму каждый раз вспоминаю. Ты прекратил. А теперь вот этот твой бокс.
— Да это просто спорт. Для здоровья, — усмехнулся Данила.
— Это подпольные договорные матчи на деньги. Тебя там покалечат.
— Я сам кого хочешь покалечу.
— Тебя там покалечат! — Женя повысила голос. — Данила, ну я прошу тебя.
— Ну хорошо, хорошо. Сегодня была только тренировка. А потом я поехал читать Катулла и Авсония с профессором. «До чего все забавно получилось — тут мальчишка с девчонкой забавлялся. Шалуна, так велела мне Венера, поразил я копьем своим торчащим».
Женя пододвинула к себе десерт.
— Стишки переводишь для тети специально? — спросила она.
— Угу, — он кивнул. Допил виски и снова отошел к стойке бара — повторить. И опять вернулся, сел, вытянул ноги в тяжелых «берцах».
— Тетю хватит удар, — сказала Женя.
— Не хватит. — Он улыбался. — Тетя у нас здоровая как лошадь. А насчет перевода Катулла, так там вообще мягкий перевод. «Целию мил Амфилен, а Квинтий пленен Амфиленой. Сходит с ума от любви юных веронцев краса… Этот сестру полюбил, тот брата — как говорится. Вот он, сладостный всем, истинно братский союз. Неудержимая страсть у меня все нутро прожигала…»
— Тетю хватит инфаркт, — повторила Женя.
Ее брат пил свой виски.
— Ладно, — сказал он, — когда станет нам совсем невмоготу, то выручит нас старая добрая латынь и римская классика. Ты тут Генку ждешь?
— Да, я ему отправила эсэмэску. У них в департаменте совещание, но он приедет. Скоро.
— Муж за женой, как нитка за иглой, — усмехнулся Данила, — жаль, что ты теперь без машины осталась.
— Ничего. Я пока такси обхожусь.
— Поехали домой со мной.
— На мотоцикле? Да ты напился уже.
— Ничего я не напился. Pisces natare oportet… Рыба посуху не ходит, сестренка.
— Ты же знаешь, что я всего этого страшусь. Что ты ездишь пьяный, что ты гоняешь на бешеной скорости. Выходишь на ринг на этих подпольных матчах, как будто ты в деньгах нуждаешься!
— Зато муж Генка у тебя тихий, ответственный товарищ, — усмехнулся Данила. — Служит вон в департаменте.
— Я и за Генку тоже тревожусь.
— Ну, у тебя планида такая — за всех переживать. — Данила пил свой виски. — Ты вот тут в лобби «Авроры» сидишь и от всех прячешься. Что я, тебя не знаю, что ли?
— Тут хорошо, — Женя вздохнула, — я здесь покойно себя чувствую. Тут какая-то стабильность во всем.
— Ну да, и ни души во всем «Мэриотте». Никто к нам не приезжает. Никому мы не нужны стали. — Данила указал глазами на тарелку с десертом: — Мильфей все такой же потрясный?
— Да, мильфей очень вкусный. Закажи себе что-нибудь. Нельзя же просто пить на голодный желудок.
— Салат «Цезарь» с их фирменным соусом все еще в меню? Или даже здесь уже нет голландского салата?
— Закажи шницель по-венски. Тут это фирменное блюдо.
Данила сидел неподвижно. И его сестра сама позвала официанта и сама заказала для брата шницель по-венски.
— Странно ощущать покой и стабильность в совершенно пустом отеле, — сказал Данила, — но так уж ты устроена, сестренка. Nunc est bibendum… Как говаривал старикан Гораций, — теперь пируем, точнее, пьянствуем.
— Поешь горячего, — посоветовала ему на это Женя, — и потом закажи крепкого чая. Вымой хмель из башки.
