Юлия Латынина - Промзона
Разговор был короток: «Вселился?» «Вселился». «Получи обратно свой льготный кредит и выметывайся, пока дети целы».
Панасоник же въехал в свой дом вообще на халяву, даже льготного кредита не возвращал, и семья выкинутого им экскаваторщика Евстигнеева ютилась в страшной халупе, а у самого Евстигнеева на работе аккуратно вычитали кредит из невыплачиваемой зарплаты. «Это ему урок, чтоб не рыпался», — заявил Панасоник.
Истинная же причина, конечно, заключалась не в том, что экскаваторщик рыпался, а в том, что жадный Панасоник решил показать свою крутость на беззащитном лохе.
Леша Панасоник был типичный представитель той фауны, которая расплодилась на заводе при прежней власти.
Формально Леша числился генеральным директором заводского Дома Культуры.
Обязанности его заключались в том, что он лично курировал сложный химический процесс варки «винта», имевший место в одной из клубных комнат, а также надзирал за доставкой в клуб промышленных партий героина: принадлежавшая Мансуру дискотека в Доме Культуры была главным рассадником наркотиков в Павлогорске.
Кроме этого, Леша Панасоник управлял линией по розливу лимонада. Линия ценой 700 тыс. дойчемарок была куплена на деньги завода и смонтирована в одном из заводских складов, за копейки проданных Мансуру. Разливали, самое смешное, действительно лимонад, а не водку. Во-первых, чтобы не запороть рынок для своей же дури, во-вторых, потому что наркоманы любят сладкую водичку В этом бизнесе, помимо Мансура, участвовал и мэр.
Еще один бизнес Панасоника был на запчастях трудящихся в карьере БелАЗов. Бизнес заключался в том, что днем фирма Панасоника поставляла эти запчасти по тройной цене, а ночью рабочие откручивали новенькие запчасти с машин и сдавали Панасонику же, за бутылку водки. В этом бизнесе, помимо Мансура, участвовал начальник городской милиции.
В результате совокупной жизнедеятельности Панасоников, Мансуров, мэров и гендиректора Брешева, в августе 2001 года задолженность комбината по зарплате перевалила за восемь месяцев. А в сентябре ГОК купил стальной король Вячеслав Извольский.
Многие организмы, зародившиеся в недрах разлагающегося предприятия, со временем эволюционировали в более или менее пристойные фирмы; им дали по зубам и оставили работать.
Но то Леша Панасоник. Он был слишком глуп и слишком жаден, и когда на ГОК пришли новые хозяева, именно Панасоника Мансур пустил вперед, для разведки боем — насколько новички слабоваты.
Панасоник нагло подал два иска в суд, утверждая, что ГОК задолжал его фирмам сто сорок миллионов рублей за поставку немецкой линии по розливу воды, добился положительного решения и даже арестовал счета завода. На этом его фарт кончился — на Панасоника с грохотом обрушилась вся правоохранительная система области. Первое уголовное дело на Панасоника завели по факту кражи этой самой линии. Второе уголовное дело последовало по факту мошеннического завладения складом, где линия была смонтирована. Третьим был Дом Культуры, где менты конфисковали двадцать килограмм непроданного героина.
Четвертым уголовным делом стал как раз дом Панасоника. У эксаваторщика, по счастью, сохранились все документы, сохранился и договор с Панасоником о продаже дома за десять тысяч долларов, договор принципиально не оплаченный, — и теперь юристы АМК выиграли для экскаваторщика дело в суде.
Что же касается Олега Самарина, то еще восемь месяцев назад, до того, как Ахтарский металлургический комбинат пришел в Павлогорск, Самарин не был ни начальником, ни замом. Он был простым опером, правда, в звании майора, заслуженном им в Чечне.
Неприятности Самарина начались после того, как он налетел с СОБРом на уже упоминавшуюся дискотеку в доме Культуры. Самарин положил посетителей дискотеки на пол и изъял три килограмма героина. Спустя неделю он взял курьера с еще пятью килограммами. Самарину позвонили от Мансура и в весьма доходчивой форме объяснили, чтобы он, «мусор, не вые…ывался». Самарин взял еще одну поставку.
Спустя неделю после этого первого наркокурьера освободил суд, на месте наркотика, хранившегося в опечатанной комнате, обнаружилась безобидная сода, а еще через три дня Самарин был арестован по жалобе того самого невинного наркокурьера, якобы сильно избитого при задержании.
Опер Самарин сел в одну камеру с уголовниками. Дома у него устроили обыск без понятых и нашли там два грамма героина, а его непосредственный начальник, замглавы местного УВД, навестил его в тюрьме и предложил заступиться за Самарина перед Мансуром. «Он же все вопросы прямо с папой решает, — сказал начальник, — ты уволься, дело закроют». «Папой» звали начальника УВД.
Самарин не уволился. Он объявил голодовку.
Спустя два месяца после ареста Самарина освободили из-под стражи в зале суда. Самарин вышел на ступеньки здания, блаженно щурясь и потирая только что освобожденные от наручников запястья. Была ранняя осень, в лужах сверкало уходящее солнце, и прямо перед зданием суда на солнце грелся большой черный «мерседес». Из «мерседеса» вышел охранник, распахнул заднюю дверцу и вежливо пригласил Самарина садиться.
Самарин сел, ожидая, что в «мерсе» его ждет Мансур. Однако Мансура там не было. На заднем сиденье был абсолютно незнакомый человек, лет тридцати семи, с умным, чуть циничным лицом, в хорошо пошитом черном пиджаке, на лацкане которого красовался какой-то значок. Под пиджак был поддет черный же тонкий свитер.
— Меня зовут Денис Черяга, — сказал человек, — ты знаешь, мы только что купили Павлогорский ГОК. И мы бы хотели тут кое-что изменить.
Майор Самарин осклабил белые зубы.
— Я думаю, мы сработаемся, — сказал он.
Самарин надавил на звонок в третий раз. Панасоник не отзывался.
— Ломайте дверь, — распорядился начальник РУБОП.
Дверь в коттедже была стальная, сейфовая, и выдерживала не только воровские отмычки, но и автоматную очередь. Спецсредств, дверь, однако, не выдержала, и через минуту после того, как собровцы обложили ее взрывным шнуром, рухнула на ступеньки в облаке дыма и искр, как поскользнувшаяся на старте ракета.
— Ухты! — закричал младший сын экскаваторщика.
Операторы у телекамер заходились в экстазе. Самарин вместе с собровцами бросился в дом.
В широкой гостиной было тихо и сумрачно. На столике в гордом одиночестве красовалась недопитая бутылка водки, — ни стаканы, ни рюмки не составили ей компании. Видимо, пили прямо из горлышка. Перед широким диваном работал никогда не выключающийся телевизор, и чья-то областная рожа негромко вещала о борьбе с оргпреступностью.
Сквозь арку виднелась кухня. В кухне мирно мурлыкал треэтажный импортный холодильник, и в раковине громоздилась кучка немытых тарелок.
Самарин, пожав плечами, поднялся на второй этаж.
В спальне Панасоника царил бардак. Кто-то сорвал дверцы платяного шкафа и опростал все его содержимое на постель. У небольшого туалетного столика, стоявшего в углу, ящики были выдраны с корнем. При общем беспорядке бросалось в глаза отсутствие бумаг, — Леша Панасоник был не охотник до чтения. Прежде чем Самарин успел оценить нанесенный спальне ущерб, откуда-то из конца холла раздался дикий вопль. Кричала девочка, видимо, дочка экскаваторщика.
Самарин бросился в холл и оттуда — на крик. Он доносился из роскошной гостевой ванной, расположенной на втором этаже около зимнего сада.
На втором этаже располагалась роскошная хозяйская спальня с кроватью, на которую мог бы приземлиться небольшой вертолет. На кровати, спиной к Самарину, сидел бурый медвежонок. Медвежонок был почти рослый, килограмм на шестьдесят весу и в метр ростом. Мишку подарили друзья на день рождения, и обычно его держали в клетке на заднем дворе. Иногда Леша Панасоник брал мишку в дом.
Мишка сидел на кровати, довольно чавкал и урчал.
Из— под задницы его торчала босая человечья нога, окровавленная и с толстыми, пораженными грибком ногтями.
На шум мишка обернулся. Морда его была окровавлена, и бурые глазки сияли восторгом. Видимо признав в Самарине конкурента, он недовольно зарычал, обнажая клыки.
Майор Самарин всадил в него три пули, одна за другой, прежде чем мишка свалился у трупа хозяина.
* * *Александр Феликсович Ревко, полномочный представитель президента в Южно-Сибирском федеральном округе и личный друг Вячеслава Извольского, осматривал в Жуковском новенький вертолет.
Вертолет был великолепен. Он стоял на летном поле посереди старых военных машин, как яркий подснежник, проклюнувшийся из-под истлевшей за зиму листвы, и смотреть на него сбежалось все аэродромное начальство. Вертолет был весь угольно-черного цвета, как новорусский шестисотый мерседес, и по обеим сторонам его на кронштейнах хищно торчали ракеты с тепловыми головками наведения и ПТУРСы.
