Страницы любви Мани Поливановой - Татьяна Витальевна Устинова
Потом она никогда не могла вспомнить, как проехала такое расстояние – без очков она слепла, дальше собственного носа ничего не видела!..
Анна Иосифовна сделала все, чтобы статья не вышла. Нигде и никогда. Владимир Береговой нашел в редакции еженедельника «День сегодняшний» своего друга Дениса Столетова, и тот как-то устроил разговор главного редактора с генеральной директрисой «Алфавита».
Статья не вышла.
Артема попросили на работу больше не приходить.
Артем пожал плечами – в первый раз, что ли! – и выложил статью в Интернет, снабдив комментариями о том, что свободы слова больше нет и никогда не будет, о «литературных полковниках, генералах и вообще бонзах», и вот как трудно живется честному журналисту!
Анна Иосифовна предполагала, что такое может случиться, и Береговой потом долго и старательно «запутывал следы», отслеживая текст в Сети и удаляя отовсюду, откуда его только можно было удалить.
Но Гунар Оттович все равно узнал, конечно.
Мир не без добрых людей, и распечатку из Интернета ему подсунули то ли соседи, то ли девчонка-студентка, приходившая к нему по пятницам убирать квартиру, то ли еще кто-то.
Он прочитал и той же ночью умер от обширного инфаркта.
Сегодня
– И, главное, понимаете, я даже у него прощения не попросила! Я бы попросила, если бы мне хоть на секундочку в голову пришло, что все может так закончиться!
Капитан Мишаков покосился на писательницу.
Из-под темных очков по пунцовой горящей щеке покатилась слеза, сверкнув в солнечном свете, как маленький бриллиант, и шлепнулась на голубую джинсовую ткань. Маня сердито потерла мокрый след, а потом щеку. И всхлипнула.
– Не плачьте, – сказал Мишаков грубо. – Что вы, ей-богу! Сколько лет прошло.
– Да сколько бы ни прошло!
– Вы ни в чем не виноваты.
– Ну, конечно. Поройтесь в «бардачке», там есть салфеточки в пакетике.
Капитан сунул ей салфетку, и она вытерла глаза под очками.
– Он ведь так ничего и не понял, Артем, – добавила она, помолчав. – Я уверена. Должно быть, очень гордился своей честностью, с-с-скотина!.. И до сих пор гордится.
– Вы с ним больше не виделись?
Она помотала головой, а Мишаков немного подумал.
– Выходит, Гудков знает, где вы живете!
– Ну конечно знает. Я же вам только что рассказала!.. Он бывал у меня.
– А почему он тогда удивился, когда вчера вас увидел? Ну, вы говорили! Он пришел в вашу квартиру, стал звать эту… как ее… супругу пострадавшего. – Мишакову очень хотелось достать из дерматиновой папки блокнот и посмотреть записи, но папка валялась на заднем сиденье, и лезть за ней он почему-то постеснялся.
– Таис, – подсказала Маня. – Только он звал ее так, как зовут на самом деле, Настей.
– Тогда, получается, он знал, что идет к вам, правильно?
Маня пожала плечами:
– Правильно, наверное, но мне показалось, что он… не в себе. Ему было совершенно все равно, куда он идет, понимаете? Ну, мне так показалось! Ему нужна была Таис, и он очень нервничал.
Капитан еще немного подумал.
– А вы?
– Что?
– Вы знаете, где он живет?
– Знаю. То есть где раньше жил, а сейчас, может, переехал, кто его…
– Так что ж вы мне голову морочите?! – взревел капитан неожиданно, и Манина машина вильнула. – За руль держитесь лучше! На дорогу смотрите! И не врите! Вы все время врете! Знаете, что врете, и все равно!.. Почему вы не сказали, где живет Гудков?!
– А вы не спрашивали!
– Я спрашивал!
– Вы телефон просили! – тоже заорала Маня, которая терпеть не могла криков и воплей. – Телефона я не знаю, они у него вечно менялись, номера! А где живет, вы не спрашивали!
Действительно, пронеслось в голове у капитана. Адресом я не интересовался.
– Все равно вы должны были сказать!
– Что сказать-то? Я вам еще могу сообщить, где моя тетя живет! Вам это надо?!
– А вы поаккуратней со мной, дамочка! Я вам не писатель-прозаик и не журналист зачуханный! Я из убойного отдела, между прочим! И мне больше делать нечего, только за такими, как вы, дерьмо всякое подчищать!..
– Это за какими же за такими?!
– За чистоплюями богатыми, которым наплевать, что у них за дверью происходит! Мужика у вас на пороге убили, а вы ни ухом ни рылом, а считается, что он ваш друг!.. Морочите мне голову весь день!
– Я морочу вам голову?!
– А кто еще? – гаркнул совершенно озверевший капитан. – Гудков знал, что шел к вам. Вы знали, где Гудков живет. Что еще вам известно? Кто убил, может, знаете?!
– Нет, – вдруг спокойно ответила писательница Поливанова, как будто ей в одну секунду до смерти надоел капитан. – Но если я хоть что-то понимаю, Алекс к вечеру это выяснит.
– Что-о-о?!
Она взглянула на него. Глаз из-за темных очков было совсем не видно, но ему вдруг стало стыдно за то, что он орал и возмущался на пустом месте, как склочная баба, и кровь бросилась в лицо, и залила его, и подступила к ушам, и зашумела в них. Мишаков стиснул кулак.
– Что такое?
– Ничего, – хладнокровно сказала Поливанова. – Просто Алекс ни за что не оставит это дело… незавершенным. Понимаете? Именно потому, что убили почти у нас на глазах. Он теперь будет считать, что это его вопрос. Я не могу объяснить, но мне это очень понятно.
– Это вопрос правоохранительных органов.
– Вы правы. Но и его тоже. Потому что это его территория. Он очень чувствует такие вещи. Никто не смеет безнаказанно вторгаться на его территорию, а тем более на ней убивать!
– Если этот ваш Алекс, черт его побери, полезет на мою территорию, я закатаю его в СИЗО. Без разговоров. Это ясно?
Маня кивнула.
– Начитались детективов, мать вашу!.. К вечеру он все выяснит!.. – передразнил капитан. – Вон пусть книжки свои кропает, а убийствами здесь занимаюсь я! Это вам не детектив! Если он мне кого-нибудь спугнет или что-то в этом роде, я его точно в СИЗО!..
– Слушайте, Сергей, – вдруг без всякого перехода деловито начала Поливанова, – вот объясните мне. У вас есть вопрос, на который в первую очередь нужно найти ответ?
