Ночные животные - Эшли Энн Дьюал
– Ох, – зашипела она, – с тобой не бывает иначе.
– Я проблемный ребенок.
– Ты – ребенок, тут не поспоришь.
– Мне, кроме тебя, позвонить было некому, – неожиданно признался Арт.
– Не говори чепухи. Подставь руку под воду, давай, она прохладная. – Впервые брат с ней не спорил. Зажмурился от боли, но ничего не сказал. – Сейчас обработаем зеленкой. Ты ведь не выкинул мамину аптечку? Она тебе ее целую вечность собирала. Поднимайся. Нужно привести тебя в порядок, балда.
Алина закрыла воду, вытерла руки о спортивные штаны, а затем вдруг Артур встал с табурета и обнял ее. Так крепко, что у девушки перехватило дыхание.
– О господи, – рассмеялась она, – ты чего?
– Я соскучился.
– Ты пьян.
– От тебя домом пахнет.
– Ну естественно, – девушка запрокинула голову, – я ведь живу там.
– Тут вечно чем-то воняет. Несет то из кухни, то из душевых, – пожаловался Артур и отстранился. – От меня, наверное, тоже уже воняет.
– Разве что алкоголем. Пойдем. Мне завтра рано вставать.
Когда Селиверстовы зашли в комнату, Даня лежал на кровати с открытыми глазами, а Костя расхаживал перед окном с оголенным торсом. Он обернулся и криво улыбнулся:
– Я ведь тебя не смущаю?
– Меня? – не поняла Алина, а потом прикрыла рукой рот и воскликнула: – О боже! У тебя тоже есть соски́?
Ромал споткнулся на ровном месте и почувствовал, как кровь прилила к щекам. Он в растерянности пробормотал:
– Теперь я и сам смутился.
А девушка рассмеялась. Она взглянула на Даню, точнее, на его голубые глаза, потому что из-под одеяла торчали лишь они, и взмахнула рукой:
– Алина.
– Даниил Сергеевич, – официально представился Волков, – вы сестра Артура?
– Да. Я та самая несчастная. Где аптечка?
Артур поставил на стол небольшую пластмассовую коробочку, включил старую лампу, а потом поплелся к входной двери, чтобы выключить свет. Алина покосилась на него, а он заявил, что не собирается переодеваться перед ней в такой светлой комнате. Костя вышел, Даня отвернулся к стене и чуть ли не с головой накрылся одеялом, а Артур переоделся и в растерянности уставился на зеленую вату.
– Это будет больно, – констатировал он.
– Потерпишь.
– Я сегодня столько уже натерпелся, что…
Алина приложила ватку к порезу на ладони, и Селиверстов взвыл не своим голосом.
– Черт, вот же дерьмо, мне руку из-за тебя ампутируют!
– Не верещи, как девчонка. Разбудишь всю общагу.
– Посмотрел бы я на тебя, чтобы узнать «как верещат девчонки».
Несмотря на капризы Артура, девушка все же перебинтовала ему руку и, вздохнув, посмотрела на сильно поцарапанную щеку. Наверное, нужно было ее обработать и заклеить пластырем. Алина прикоснулась кончиком ватной палочки к ране, и по комнате разнесся недовольный вопль:
– Боже, хватит! – Арт отпрянул и уставился на сестру огромными, грустными и мутными глазами. – Жжет дико, я не хочу больше ничего обрабатывать.
– Мало ли чего ты не хочешь.
– Да отстань.
– Не отстану. – Алина коснулась палочкой ссадины, но Арт дернулся, и вместо точки девушка прочертила на его щеке небольшую кривую линию. – Ну что ты делаешь?
– Я же сказал, не надо.
– Но я…
– У меня рука пульсирует, как будто ее на костре жарят. А ты еще и лицо хочешь мне подпалить. Да ну на хрен. Обойдусь.
– Боже, потерпи еще пару секунд.
– Не хочу. Чего ты привязалась?
– Артур!
– Не строй из себя Мать Терезу, отвянь, я как-нибудь проживу без этой дряни.
Алина обиженно раскрыла рот, но брат чуть ли не подпрыгнул на кровати от злости, и тогда девушка подалась вперед и рядом с кривой полосой, которая напоминала букву «Л», дорисовала кружок и крестик. Артур отмахнулся, свалился на кровать и спрятал очень по-взрослому голову под подушкой, а Алина устало прикрыла глаза.
В этот момент в комнату вернулся Костя. Он переставлял ноги неуверенно, будто у него сил не было тащить их за собой. Рухнул на край своей кровати и взглянул на Алину. Та складывала лекарства обратно в коробочку.
– А что… – заплетающимся языком начал Ромал и нахмурился, – первую помощь тут не всем оказывают?
– Первую помощь?
– Ну да.
– Слушай, я и так провозилась с вами полночи.
– Но я ранен. – Глаза Кости закрылись, но он дернулся и резко распахнул их. – Честно.
– Да что ты говоришь!
– Сюда, – парень ткнул пальцем в грудь, думая о Лизе, – и сюда. – Теперь он показал на свой подбородок, где запекся толстый слой крови. – Поможешь?
– Я устала, – медленно процедила Алина, – и жутко хочу спать. А мне еще через весь город тащиться. Поэтому, если тебе не сложно… не доставай меня.
– Что и следовало доказать.
– В смысле?
– Ты такая же, как и остальные. Я попросил о помощи, а тебе насрать. Люди – они ведь именно такие. Им плевать друг на друга. Я, возможно, сегодня умру из-за своих ран, но в твоей жизни ничего не изменится, ты и бровью не поведешь. Каждый сам за себя. Так?
Костя широко улыбнулся и щелкнул пальцами, словно завершил некий фокус. Было в его состоянии что-то глубоко трагичное. Вот только Алине было не до анализа ситуации. Замкнутый и нелюдимый Константин Ромал неожиданно поделился с ней своими чувствами. А толку? Он опять выбрал совершенно неподходящий момент. Девушке показалось, что над ней попросту издеваются.
– Значит, такая же, – повторила она, шагнув к парню.
– Такая же, – борясь со сном, подтвердил Костя. – Черствая и бездушная.
– Знаешь, я тут подумала, ты прав. Давай, я рану тебе обработаю. – Алина раскрыла аптечку, смочила в зеленке вату и нависла над парнем, будто грозовое облако.
– Не надо делать мне одолжение.
– Что ты, – приложив вату к лицу парня, протянула она, – я и не думала делать тебе одолжение, я от чистого сердца. – Она провела ватой сначала в одну сторону, а потом в другую. Ромал облокотился о подоконник, а Алина отстранилась и усмехнулась.
«Черствая и бездушная», – подумала она и, улыбаясь, покинула сто вторую комнату.
Глава пятая
Начало
Будильник зазвонил так громко, что голова Артура взорвалась от боли; он скривился и попытался перевернуться на живот, чтобы утонуть в нагромождении одеял.
Не тут-то было.
Едва он пошевелился, по всему телу разлилась волна неприятнейших ощущений, и Арт не сразу понял, откуда вообще взялись звон в ушах, ком в горле, ну и режущая боль в левой ладони, будто кто-то вспорол ему ночью руку. Парень сощурился и в растерянности уставился на свои пальцы, а потом
