Сэм Льювеллин - В смертельном круге

Поул стоял у штурвала. Я дал ему чаю и стал так, чтобы заслонить его от ветра, который мог выбить из рук кружку.

Он повернул голову и кивнул мне. У него от усталости под глазами залегли тяжелые тени. Я тоже устал. Даже в отличную погоду яхта длиной в семьдесят футов слишком велика для того, чтобы ее вели два человека.

— Автопилот не держит ее, — сказал он. — Старая сука.

— Она хочет, чтобы мы взяли рифы. Это ведь не гоночная яхта.

Он резко обернулся ко мне:

— Я должен туда попасть вовремя.

С правого борта налетел холодный страшный порыв ветра. Вой в вантах превратился в непрерывный вопль. Палуба под ногами круто накренилась. Поул боролся со штурвалом, чтобы удержать судно на курсе. Я тоже схватился за рукоятку штурвала и стал помогать ему. Яхта медленно легла на курс. Внизу визжали трюмные помпы, засасывая воздух вместе с водой и выплевывая воду далеко за борт.

— Дело дрянь, — констатировал я. — Может быть, уберем главный парус?

Он посмотрел сначала на парус, потом на меня. Его верхняя губа чуть дрогнула, что означало улыбку.

— Хочешь быть в безопасности, чтобы потом не сожалеть? Я не стал объяснять ему, что тот, кто хочет выглядеть героем, как правило, ничего не получает. Я пристегнул скобу безопасности к лееру, идущему вдоль палубы, и начал убирать главный парус. Это была тяжелая работа, все равно — с лебедкой или без нее. Без помощи Поула это заняло полчаса.

Когда я закончил. «Альдебаран» пошел спокойней, имея по одному парусу на каждом конце: кливер впереди и парус на бизань-мачте на корме Напряженность немного ослабла. Судно перестало рыскать и снова стало слушаться автопилота.

— Чертовски медленно, — выразил недовольство Поул, когда я, весь взмокший, вернулся в кокпит.

— Лучше быть в безопасности, чем потом кусать себе локти, — сказал я.

Небо стало мрачным и туманным, солнце опоясало грязное серое кольцо. Внизу, в салоне, потрескивало радио. Шли штормовые предупреждения для районов Бискайского залива и мыса Финистерре. А мы как раз угодили в это место. Радиопрогноз предсказывал нам западный штормовой ветер с последующим переходом в северо-западный.

Я сошел вниз, оставив яхту на автопилоте. Поул занимался своим обычным делом — готовил себе сандвич с ветчиной и жевал его. Я подождал, когда он закончит, сделал сандвич для себя и сказал:

— На нас идет шторм.

— Я слышал прогноз погоды.

Салон сильно кренился каждый раз, когда «Альдебаран» зарывался носом в волны. Я пробрался к навигационному прибору и нажал кнопку. В полутьме салона засветились цифры на табло. Мы находились в пятидесяти пяти милях к западу от мыса Финистерре, у северо-западной оконечности Испании.

— Ну и что вы собираетесь делать? — спросил я.

— Искать укрытия.

Я ответил:

— Мы не успеем достичь берега к ночи. К тому времени сила шторма будет восемь, а может быть, и девять баллов. Как вы пойдете впереди шторма?

— Я не буду этого делать! — Его голос был чуть выше и тверже, чем следовало бы. — Я командую этой проклятой посудиной.

Это было сказано холодным тоном, но я заметил, что на висках у него выступил пот.

Я вспомнил, что говорил мне Генри: «Не спускай с этого типа глаз». И ответил:

— Мы оба идем на этой яхте. Генри Макферлейн требует, чтобы мы доставили ее в Марбеллу в целости и сохранности. И вы, выполняя данное вам поручение, хотите того же самого. Я же заинтересован, чтобы Генри получил за эту яхту деньги, которые ему причитаются.

Он смотрел на меня и, казалось, готов был ударить, но понимал, что я прав.

— Надо еще убавить паруса, — посоветовал я настолько дружелюбно, насколько мог. — Тогда мы получим шанс немного вздремнуть.

На палубе ветер обрушился на нас холодной лавиной. От его порывов угрожающе скрипел такелаж. «Альдебаран» кренился так сильно, что его борт черпал воду. Я пробрался на корму и взял три рифа на парусе бизань-мачты. Парус был так стар, что на ощупь напоминал старую замшу.

Теперь и Поул начал помогать мне, у него уже не возникало вопроса, оставаться у штурвала или нет. Мы с трудом пробрались вперед на фордек. Надо было убрать кливер, который крепился на бушприте[22] при помощи шкива. Я ослабил его, а Поул подполз на коленях и потянул на себя.

Шкив не двигался с места.

— Заело! — закричал он.

— Иду! — ответил я.

Он смотрел на бушприт. «Альдебаран» находился в этот момент на гребне волны. Под ним разверзся пятнадцатифутовый провал. Потом яхта стремительно упала вниз, ее нос зарылся в зеленую воду, и над нами прокатился водяной вал, от бушприта полетели белые струи воды. Поул посмотрел на меня: его лицо было бледным. Я знал, о чем он сейчас думает. О том, что там, в салоне, он вел себя не лучшим образом, и теперь это как-то надо исправить.

Он закрепился и начал продвигаться вперед по бушприту. И сумел добраться до нужного места. Я смотрел, как напряженно дергались его плечи, когда он пытался высвободить заевшую снасть. И тут я увидел эту волну.

От основания мачты, где я находился, мне были хорошо видны бушприт и в восьми футах на нем фигура Поула в куртке с капюшоном. Как раз за ним поднималась громадная серая стена, рычащая и клокочущая. Он поднял голову. Внезапно наступило мгновенное затишье, созданное прикрытием этой исполинской волны. В этот миг тишины я услышал его крик и увидел, как он начал судорожно пятиться назад, к основанию бушприта. Когда нос яхты воткнулся в стену воды, верхушка гребня загнулась вперед, нависая над Поулом. Я бросился к нему, схватил его страховочный линь и сильно потянул на себя. Потом поймал его за куртку и вытянул на палубу. И тут ударила волна.

Она прошлась по яхте, как бульдозер. Меня перевернуло вниз головой, что-то прошлось по лицу, я невольно открыл рот, чтобы закричать, но тут же захлебнулся. Меня резко дернуло за верхнюю часть груди. Я подумал, что это страховочный линь. Мои ноги болтались в воде, как флаг под напором ветра. Это конец, подумал я. Мы пропали.

Но толща воды перед моими глазами стала постепенно светлеть. Я снова мог дышать. Волна прокатилась дальше, к корме. Моя правая рука все еще судорожно что-то сжимала: это был капюшон Поула. Капюшон был пристегнут к куртке, а Поул все еще был в ней. Я закричал:

— Вы в порядке?

Он шевельнулся и повернул голову.

— О Боже! — только простонал он.

Я посмотрел на конец бушприта. Заевший блок снесло. И парус тоже.

— Помоги мне, — попросил я. — Штормовой кливер. Помоги же.

Он не двинулся. Тогда я открыл люк парусного отсека, выхватил штормовой кливер и кое-как поднял его на мачту. Когда я управился с этим, Поул был уже на корме.

Я перевел кливер на подветренную сторону, прошел на корму и закрепил руль. «Альдебаран» развернулся по ветру и лег в дрейф, принимая волны правым бортом. Это все, что можно было сделать в тот момент. Я сошел вниз.

На диванчике, прямо в мокрой одежде, спал Поул. Я решил, что это шок и накрыл его одеялом. Сам я не испытывал ужаса. Я дозаправил генератор, запустил помпы. Потом сел в углу и стал ждать.

Ветер постоянно усиливался, штормило все больше. Солнце скрылось за черной завесой облаков. В сумрачном свете покрытые пеной волны достигали высоты главной мачты. Я зажег в каюте масляную лампу. Она дико раскачивалась на шарнирах, отбрасывая причудливые тени на покрытые пятнами панели.

К девяти вечера ночь стала такой же черной, как сажа в печной трубе, но гораздо более шумной. Поул все лежал на своем диванчике. Его лицо в свете лампы казалось зеленым, глаза были закрыты. Значит, мне надо отстоять вахту и за него. А так хотелось лечь и заснуть! Я взглянул на навигационный прибор, потом вернулся и встряхнул Поула за плечи.

Он тут же открыл глаза.

— Твоя вахта, — сказал я.

Его зрачки показались мне расширенными.

— Что? — спросил он.

— Мы в дрейфе в пятидесяти милях к западу от Виго. Ветер от восьми до девяти баллов.

Он лежал, глядя на меня и ничего не видя. У него был совсем отсутствующий взгляд. И я понял почему. Он прислушивался.

Я прислушался тоже.

Каждый раз, когда волна разбивалась о нос яхты, раздавался удар, как будто кто-то бил в борт кувалдой. Годы плавания на яхтах, сделанных из фибергласа и алюминия, заставили меня забыть, как скрипит и стонет деревянный корпус старой яхты в хороший шторм. Но это вовсе не было поскрипыванием и вызывало сильное беспокойство. Это были тяжелые всплески воды в трюме.

Я сказал:

— Я уже запустил помпы. Надо посмотреть, что творится внизу.

Луч фонарика осветил в трюме тонкий слой воды на внутренней поверхности корпуса. С нижнего уровня палубы то тут, то там пробивались струйки воды: ее уже набралось не два-три фута, а гораздо больше.

Я завел генератор и нажал выключатели на помпах. Они надсадно заныли, откачивая воду.

Потом снова вернулся в салон. Поул все еще лежал на диванчике.