Фридрих Незнанский - Поражающий агент
Женщина стала извиваться, визжать и колотить ногами по кровати.
– Бесполезно, – сказал я. – Тут вокруг ни души, неужели вы думаете, что я стал бы вас похищать, чтобы привезти в такое место, где кто-нибудь сможет услышать эти вопли? Будете себя хорошо вести, придумаю вам какое-нибудь послабление.
Я выключил свет и вернулся на кухню. По дороге позвонил Альбине:
– Она у меня.
– Отлично, жди.
– Что значит – жди? Где хирурги? Куда мне ее везти?
– Доктор попал в аварию, – хладнокровно сообщила Альбина. – У него сломаны руки в нескольких местах.
– О черт! Что будем делать? Подожди, но у нас же четыре хирурга! Разве этого не достаточно?
– Этот был основным. Жди, пока я найду замену. Никуда не уезжай.
– Сколько ждать?
– Не знаю пока. Несколько дней, скорей всего, придется. Все, вешай трубку, мне надо дать телеграмму.
– Телеграмму? – глуповато переспросил я.
– Потом объясню. – Я почувствовал, что она начинает закипать, и дал отбой.
Слон закончил с кроссвордом и готовил мясо в горшочках. Я присел на угловой диванчик. Закурил.
– Пива хочешь? – спросил Слон. – Имей в виду, она ничего не ест и не пьет.
– Сам возьму. Ты можешь возвращаться в Москву. – Я вытащил двадцать стодолларовых купюр. Слон не глядя засунул их в карман. Он никогда не пересчитывал деньги, которые брал у меня.
А Альбина ведь действительно посылала телеграмму своему мужу. Тому самому человеку, который разыскивает ее. Это очень смешно. И хотя я ничего сам не видел, хорошо могу себе представить, как развивались события. Несмотря на то что телеграмма отправлялась вечером, она должна была быть доставлена в дом на Николиной Горе в девять часов утра, чтобы Босс оказался в цейтноте, чтобы у него не осталось свободного времени на размышления и колебания.
Итак, Босс спал. Он был классической совой, ложился на рассвете и утром спал особенно крепко и сладко – на этом строился весь расчет.
Возможно, он спал один, возможно, с любовницей. У него их две. Одна – аспирантка МГИМО, другая – статистка из кремлевского балета, но не суть, никакой роли у нее в дальнейшем действии не было. Итак, вот он спит, но появляется Жора. Коротышка влетает в спальню, в особо серьезных случаях у него имеется такое эксклюзивное право, и будит Босса со словами:
– Телеграмма! Телеграмма!!! Она прислала телеграмму!
– Она прислала телеграмму? – переспрашивает Босс, щурясь от утреннего света – Жора уже раздвигает шторы. Аспирантка или статистка тихо матерится, накрываясь одеялом.
Не правда ли, это напоминает: «Штирлиц идет по коридору, группенфюрер». «Штирлиц идет по коридору?» – автоматически переспрашивает Мюллер, который только его и ждет и поверить в это не в состоянии. «По какому коридору?» «По нашему коридору, группенфюрер».
Босс машет рукой: читай, мол, одевается, и «камердинер» Жора тем временем зачитывает телеграмму вслух:
– «Милый, надеюсь, ты на меня не сердишься? Нам пора встретиться. Нам есть что обсудить. Я уверена, что ты будешь счастлив меня видеть…»
– Испугалась, стерва!
– Точно, – говорит Жора и продолжает читать: – «А уж я-то как буду рада. Я даже приготовила подарок для тебя…»
– Ага! – торжествующе подпрыгивает Босс на одной ноге, застряв в штанине.
– «…И я уверена, что у тебя тоже кое-что для меня будет, правда? Положи это в мою большую зеленую сумку. Я хочу, чтобы ты приехал в аэропорт Шереметьево-1 к двенадцати часам. У стойки авиакомпании „Глобус-экспресс“ тебя будет ждать билет. Мы полетим с тобой в Турцию, там все и обсудим. И чтобы без накладок и уловок, дорогой. Очень многие хотели бы поиметь этот диск, так что альтернатива у меня всегда найдется. А ты ведь знаешь, если что-то идет не по-моему… Поторопись, пока я не передумала. Увидимся на борту. Покупаемся, позагораем, в Анталии сейчас чудо как хорошо. Целую, твоя Альбина».
– Так, – говорит Босс, оглядываясь на любовницу. Они выходят из спальни. – Мы уже собрали деньги?
– Не хватает почти ста тысяч.
– Плевать, – говорит Босс. – Я уверен, я ее уломаю. Ты знаешь, Жора, она ведь испугалась, она уже хочет домой, я это чувствую. Ну что ж, кто знает, может, я ее и прощу.
– Не забудьте тогда заказ на нее отменить, – мрачновато напоминает Жора, который совсем не полон оптимизма по поводу предстоящей встречи в верхах.
Ну а что было дальше – фантазировать уже не надо, что было дальше, я уже видел собственными глазами, потому что Альбина предупредила, что не позднее половины одиннадцатого ее муж с Жорой выедут в аэропорт, так что у меня была счастливая возможность их незримо сопровождать.
Без трех минут двенадцать Босс подошел к стойке «Глобус-экспресс», назвался, показал паспорт, получил билет и зашагал на регистрацию своего рейса. Нервы у него были что надо, даже ни разу не оглянулся, неся в правой руке сумку с миллионом долларов. Впрочем, чего ему это стоило, я не знаю. Он прошел через зеленый коридор к выходу на посадку, а сумка уехала в багаж.
И представьте себе, он улетел в Анталию. Правда, в гордом одиночестве, без супруги. Уже оказавшись на борту, он обнаружил рядом с собой пустое место. Правда, даже его отточенному уму понадобилось какое-то время, чтобы понять, что его провели как ребенка. Он улетел в Анталию, потому что не смог бросить свой багаж, он ведь не понял еще, что летит туда налегке, он, возможно, предположил, что Альбина просто испугалась этой встречи и совместной поездки.
Не знаю даже, стоит ли упоминать, что водитель тележки, доставляющий багаж непосредственно к самолету, лежал оглушенный и связанный в подсобке женского туалета на втором этаже, а за рулем был я. Наверно, не стоит.
Расчет у Альбины был безукоризненный. Она потому и попросила мужа сложить деньги в зеленую сумку, что эту здоровенную поклажу Босс никогда не стал тащить бы с собой, будь там хоть все золото партии, а, как и предполагалось, сдал в багаж. Диск же остался у нее. В одном Босс оказался прав. В аэропорт Альбина не приезжала вовсе. Ну и женщина!
Хотел бы знать, что там на этом диске, чего они так все вокруг него суетятся.
Я снова снял скотч со рта и глаз Афанасьевой. Достаточно с нее.
– Отпустите меня, пожалуйста!
– Я тебя отпущу.
– Отпусти сейчас!
– Я отпущу потом.
– Но почему?! Что я сделала? Денег у меня все равно нет. Вы с меня ничего не получите. Выкуп платить некому!
– Заткнись, – доброжелательно посоветовал я.
– Я не поминаю, не понимаю, не понимаю! – Тут с ней случилась истерика, и всхлипы продолжались еще добрые четверть часа. Я ушел на это время, а когда вернулся, спросил:
– Где у тебя дома лежит твоя медицинская книжка?
– Зачем вам?
– Отвечай лучше сама. – Я сделал шаг вперед.
– Сейчас. В спальне есть шкаф, там на второй полке лежат всякие документы.
– Какая у тебя группа крови?
– Да что за черт!
Я сделал еще шаг.
– Ладно-ладно. Вторая плюс. Да на что вам?! Вы что, хотите моими органами торговать, что ли?!
Она даже не знала, как близка была к истине.
– Тогда имейте в виду, что я болела желтухой и это значит, что печень у меня ни к черту!
Бред какой-то, на черта мне сдалась твоя печень!
– Что вы хотите сделать?
– Не твое дело.
– Как это – не мое?! Эта моя квартира, это моя жизнь, а в нее влезли грязными ногами! – Надо же, в ее голосе появились какие-то новые нотки.
– Очень образно. Но лучше лежи спокойно и помалкивай, целее будешь.
На третий день, приехав, я посмотрел своей пленнице в глаза и бросил ей ключ от наручников. Не потому, что увидел там что-то особенное, а просто понял, что ей надо немного подвигаться. Тяжело столько времени находиться без движения. Тем более женщине. А эта дура к тому же отказывается от пищи и воды. Впрочем, учитывая, что с ней скоро будет, не все ли равно?
– Можешь ходить по дому.
Маша освободилась, встала и поморщилась, как от боли. Я бросил на нее быстрый взгляд. Что это? Симуляция? Попытка вызвать у меня жалость? Я приподнял одну ее штанину. На щиколотке, там, где раньше были наручники, остался кровавый след – это была небольшая круговая рана. Ах я идиот. Можно было и прежде сообразить. А она, значит, молчала все это время. Ну-ну.
Я сходил за аптечкой. Принес спирт, антисептик, пластырь. Обработал ей обе ноги. Щиколотки были точеные, словно детские.
– Так лучше?
– Спасибо.
Она неуверенно, возле самой стеночки, прошлась по комнате. Остановившись возле двери, вопросительно посмотрела на меня воспаленными глазами. Я покачал головой. Исследовать дом ей было ни к чему.
– Хочу тебя сразу предупредить. Телефона в доме нет. Связи никакой. Во всей округе в радиусе пятидесяти километров ни одной живой души. – Тут я несколько приврал, но это было не лишним.
– А что мне здесь делать?! – завопила она. – Оставлять зарубки на стене?! Так уже семнадцать!
– Смотри телевизор. У меня есть маленький, могу притащить его сюда.
