Шарль Эксбрайа - Семейный позор
- Мадемуазель Фелиси... вы не сердитесь, что я искал встречи с вами?
- Все зависит от того, зачем...
- В том-то и дело... Я говорил с вашим братом...
- С моим братом? И что же вы ему сказали?
Юная кокетка наслаждалась смущением поклонника. Они шли вниз по Канебьер, а погода стояла такая чудесная, что даже закоренелые ворчуны улыбались ни с того ни с сего.
- Я... я сказал ему, что...
- Да что же?
- ...что я... вас люблю.
Фелиси зажмурилась от удовольствия и чуть не толкнула шедшего навстречу толстого господина. Вместо извинения девушка заговорщически подмигнула, но под таким ослепительно синим небом этот господин, видимо, счел вполне естественным, что хорошенькие девушки ни с того ни с сего улыбаются и подмигивают, а потому отправился дальше, весело насвистывая.
- А вы не думаете, что сначала следовало бы поговорить об этом со мной?
- Я... я не посмел...
Фелиси первой взяла инспектора за руку.
И тут несчастные итальянцы, болтающиеся в водах Старого Порта, до полусмерти избитые преступниками сторожа и всякие украденные драгоценности совершенно потеряли значение в глазах Жерома Ратьера. Он гордо выпрямился и пошел бодрым шагом, нисколько не сомневаясь, что их с Фелиси любовь - самая прекрасная в мире и до сих пор никто никогда никого так не любил, а потому они будут счастливы до конца своих дней.
* * *
Селестина с еще влажными от слез глазами вернулась домой почти одновременно с дочерью. У обеих, хотя и по разным, но достаточно веским причинам учащенно билось сердце. Лишь Элуа не разделял их прекрасного настроения. Для начала он выбранил жену за то, что пришла так поздно. И сколько Селестина ни объясняла, что ужин почти готов и с помощью свекрови она через несколько минут все подаст на стол, Маспи не желал ничего слушать и сердито ворчал. По правде говоря, ему просто хотелось поскандалить, и, не желая отказывать себе в таком удовольствии, Элуа стал ругать дочь:
- Селестина, почему ты просишь помощи у моей матери, хотя здесь эта бессовестная лентяйка! Почему это она должна сидеть сложа руки, как барыня?
Селестина вступилась за родное дитя:
- Ты что ж, хочешь отнять у нее последние два часа отдыха и заставить работать еще и здесь? Или у тебя нет сердца, Элуа? Бедная крошка! Скажи, ты хоть подумал о ее ногах?
Вопрос явно застал Маспи врасплох.
- А почему это я должен думать о ее ногах?
- Потому что Фелиси топчется на них весь день! Ты что, хочешь, чтобы у нее вылезли вены?
По правде говоря, Элуа в глубине души полагал, что его младшая дочь, по крайней мере внешне, удалась на славу, и он вовсе не желал видеть ее с распухшими узловатыми ногами, а потому лишь пробормотал, что в его время дети работали и никто не беспокоился за их конечности.
Ужин прошел тоскливо. Элуа почти не поднимал голову от тарелки. Дед и бабушка ели, по-стариковски тщательно пережевывая пищу, как будто от этого зависело их долголетие. А Селестину так взволновала встреча с сыном, что ей вообще не хотелось есть. Фелиси же настолько погрузилась в самые радужные мечты, что низменные материи вроде ужина ее нисколько не занимали.
- Сегодня утром приходил Дьедоннэ Адоль, - вдруг заявил Великий Маспи.
Селестина очнулась от грез и потребовала уточнений:
- И чего он хотел?
- Адоль выдает дочку замуж... за Ипполита Доло... и пригласил нас, всех пятерых, на обручение... Это будет завтра у них дома.
- И ты согласился?
Возмущение, прозвучавшее в голосе жены, заставило Элуа оторваться от тарелки.
- Разумеется! А почему бы я стал ему отказывать? Адоли - настоящие друзья. Я очень люблю Пэмпренетту и, кстати, мы - единственные приглашенные.
- И тебе не стыдно идти на обручение девушки, которая разбила сердце твоему сыну?
- Какому еще сыну?
- Бруно!
- Да, у меня и вправду был малыш с таким именем, но он умер, и я запрещаю о нем говорить!
Селестина быстро осенила себя крестным знамением.
- Как тебе не совестно произносить такие ужасные слова? Господь тебя накажет!
- Отстань от меня!
- В любом случае я ни за что не пойду поздравлять маленькую стерву, которая предпочла подонка Ипполита моему Бруно!
- Твой Бруно - ничтожество! И я прекрасно понимаю Пэмпренетту! Она совершенно права, не пожелав выйти за парня, опозорившего свою семью!
- Потому что он хотел остаться честным человеком, а не тюремными крысами вроде нас?
Великий Маспи побледнел как полотно.
- Так ты встаешь на его сторону!
- Вот именно! Бруно молодец! А теперь, может, ты вышвырнешь из дому и меня тоже?
После предательства друзей Элуа ожидал чего угодно, но чтобы его собственная жена... его подруга и в горе, и в радости! Дикая злоба сменилась полным упадком сил. Вместо криков и проклятий, вопреки всеобщим ожиданиям, Маспи лишь вздохнул и с глубоким отчаянием заметил:
- Когда жалкие паяцы, которых я считал друзьями и братьями, покинули меня в трудную минуту, я думал, это предел моего падения... Но я ошибался! Мне еще суждено было узнать, что моя подруга... мать моих детей... укусит кормящую ее руку... предаст того, кто всегда был ей защитником и покровителем, - меня!
Чувствительная душа Селестины не выносила столь патетических речей. Она уже собиралась покаяться, но муж не дал ей на это времени. Вытащив из-за ворота рубахи салфетку, он встал.
- Я больше не могу... Когда-то я, быть может, выпустил бы всем вам кишки, но теперь у меня просто нет на это сил... да и желания тоже... Раз, по-вашему, я виновник всех несчастий, раз все восстают против меня...
Дед, довольно рассеянно слушавший полные благородной решимости слова сына, перебил его самым прозаическим образом:
- Элуа... тушеное мясо остынет...
Сие гастрономическое замечание несколько подпортило лирический порыв Великого Маспи и помешало полной раскаяния Селестине броситься к ногам супруга. Элуа устало пожал плечами.
- Еда!.. Бедный отец! Ешьте и пейте! Смейтесь над тем, кого должны были бы уважать! А я знаю, что мне остается делать...
И он решительно направился к двери.
- Куда ты, Элуа? - не выдержав, крикнула Селестина.
- Спать.
Немного успокоившись, она облегченно вздохнула и снова опустилась на стул.
- Да, уснуть и попытаться забыть этот прогнивший мир!.. А проснусь я или нет - на то воля Господня!
После этого торжественного заявления наступила полная тишина, а потому слова Фелиси прозвучали с особой резкостью:
- На твоем месте, папа, я бы поостереглась упоминать о Господе Боге, потому что для тебя самое лучшее - это чтобы он забыл о твоем существовании!
Благие намерения Элуа мигом улетучились. Он вернулся в комнату. Глаза его сверкали, губы кривила горькая улыбка.
- Для начала, Фелиси, скажи, кто тебя просил высказывать свое мнение?
- А меня не нужно просить - и так обойдусь!
- Ты не имеешь права так поступать только потому, что твоя мать ведет себя, как...
- Да мама в сто раз лучше тебя!
Великий Маспи, откинув на время величие и подняв карающую длань, кинулся к дочери, но путь ему преградила Селестина.
- Не смей трогать крошку!
Неожиданный бунт совсем обескуражил Элуа. И уже то, что он снизошел до переговоров, свидетельствовало о поражении.
- Ты что, не слышала как она разговаривает с отцом?
- Фелиси права!
- Что?
- Какого уважения заслуживает отец, если он учит детей плохо себя вести? Кто станет уважать мать, столько лет просидевшую в тюрьме? И, по-моему, Фелиси на редкость славная крошка, коли ей удалось не прогнить до мозга костей, несмотря на то, какой пример мы подавали!
Элуа совсем растерялся.
- Но... что это с тобой? - пробормотал он.
- Я виделась с Бруно!
- Этого и следовало ожидать!
- Да-да, я встретилась с Бруно, мы поговорили, и мне стало стыдно... Слышишь, Элуа? Мне, матери, было стыдно смотреть в глаза собственному сыну! И я просто не знаю, как он еще может меня любить... Жалкие люди мы с тобой. Элуа, и, предупреждаю, если вздумаешь еще хоть раз напасть на мою маленькую Фелиси, за то что она честная и чистая, как родник, девочка, я соберу чемоданы и мы с ней вместе уйдем отсюда!
Совершенно убитый этим новым, незнакомым ему ликом Селестины, Элуа просто не знал, что сказать. А дедушка, быстро разобравшись в ситуации, поспешил на помощь сыну:
- В мое время жена не посмела бы так говорить с мужем, не то живо заработала бы хорошую трепку!
Селестина сердито повернулась к свекру:
- А вы, папаша, молчите! Все это случилось по вашей милости! Это вы сделали из сына бандита, лентяя и бездельника!
Старик побагровел.
- Вот что, девочка, будь у меня под рукой палка, я бы так треснул тебя по спине, что враз научил бы уважать старших!
Фелиси вмешалась, как всегда, в самый удачный момент:
- К счастью, у тебя ее нет, дедушка, а то, если б ты только тронул маму, я бы заставила тебя разжевать и проглотить эту палку!
Селестина поддержала дочь:
