Оксана Обухова - Немного страха в холодной воде
А вот Глафира Терентьевна, знаменосица-орденоносица наша славная… Ее-то чего поздней ночью на чужой огород понесло?! Чего «гордость КПСС» у чужих клеток забыла?!
Надежда Прохоровна вздохнула тяжко, оттолкнулась от березы и потопала дальше. Мысли в голове копошились одна другой страшнее и гаже!
Сыщица добрела до Синявки, спустилась по крутому бережку возле моста до самой воды и, погрузив босые ступни в прохладный поток, блаженно зажмурилась — красотища-то какая!! Водичка чистая, прозрачная, вокруг пальцев серебристые мальки снуют — щекотно!
Решив отмыться от черной крапивной грязи, Надежда Прохоровна добралась до пышных ивовых кустов, скинула платье и начала отмываться сверху вниз, от пыльных щек до поцарапанных лодыжек.
Водичка приятно освежала тело, еще теплое вечернее солнце не позволяло замерзнуть, над камышами стрекозы крыльями трещат, и мухи куда-то исчезли.
Красота! Та, за которой сюда и вернулась через столько лет!
Закончив процедуру, Надежда Прохоровна повернулась назад, протянула руку за платьем, повисшем на ивовой ветке…
Сквозь серебристую листву на бабу Надю в упор таращились глаза.
— А-а-а!!! — завопила пожилая купальщица и как была — в исподнем целомудренно розового цвета — рухнула в речку! — А-а-а!! — вопила, захлебываясь, отфыркиваясь и по-собачьи барабаня руками по воде, отчего стрекозы бросились врассыпную, а мальки ушли на глубину…
До противоположного берега проплыла в том же параолимпийском темпе. Забилась в камыши и мокрой уткой стала испуганно обшаривать глазами огромную разлапистую иву с сиротливо висящим на веточке нарядным (еще несколько часов назад) парадным платьем.
— Ей! Кто там есть?! Не балуй!! Я тут не одна! — И что было мочи завопила: — Алеша, Вася, Карпыч!! Идите сюда, я выкупалась!!
То ли хитроумное поведение помогло, то ли глаза вообще в ивовых кущах померещились, но заросли даже не колыхнулись.
Минут десять, замерзнув и клацая зубами, просидела баба Надя в камышах — платье никто не стащил и через видный отсюда мостик никто не перешел…
Понять, что испытала в тот момент Надежда Прохоровна, сможет только женщина, хотя бы раз побывавшая в подобном положении. К тому же переживая до этого еще два шоковых испытания за неполные пять часов.
Через десять минут Надежда Прохоровна осторожненько добралась до ивы… Цапнула с илистого бережка сандалии, зажала ремешки в зубах; сдернула с куста платье и намотала его тюрбаном на голову…
Ноги, к огромному бабы-Надиному облегчению, при вторичном «заплыве» не свело.
Доплыла.
Вышла сквозь камыши на берег и, не отжимая белье, прямо на мокрое тело стала натягивать парадное платье.
И разумеется, запуталась. Мокрое платье прилипло к спине, подол скрутился в жгут и стиснул подмышки, верхняя часть платья застряла над головой удушающим куполом…
Что в этот момент пережила Надежда Прохоровна… поймет вообще любая женщина.
Чуть не задохнулась! Кое-как выпуталась.
А когда выпуталась, почти заплакала — сплошное невезение, а не день! В такие дни лежат на постели и даже пульт от телевизора не трогают — сломается он сам или телик, к чертовой матери, взорвется!
Этот день в календарике на следующий год надо обвести черным кружком и приказать себе не двигаться, подумала сыщица. До туалета и в постель обратно! Все острые предметы с пути убрать!
…Оглядываясь на каждый звук, на малейший скрип дерева и шорох в траве, добралась перепуганная бабушка до заросшей кустами дороги и припустила по ней что было духу!
За каждым кустом мерещились ей глаза, чужие злобные взгляды настегивали спину жгучими хлыстами, присутствие людей в лесу ощущалось совершенно отчетливо, Надежда Прохоровна ставила очередной рекорд для возрастных спортсменов и явно побеждала в категории «за семьдесят» по бегу по пересеченной местности!
На опушку выскочила перепуганной ланью лет восьмидесяти. За пять минут на четыре года состарилась!
Отошла от леса на безопасное расстояние, резко оглянулась!..
Возле пенечка, на который присела по дороге в поселок, мелькнула согнутая мужская фигура и скрылась в густом подлеске.
Мамочки родные! Не померещились глаза в ивняке!
Надежда Прохоровна поняла, что рано успокаиваться, и собрала остатки сил для марафонской дистанции.
* * *Патриархальную тишину Парамонова нарушало только слабое потявкивание Бурана за бабы-Глашиным забором. Надежда Прохоровна брела по пыльной улице деревни, едва перебирая ногами; Матрена, поджидавшая невестку возле калитки палисадника, удивленно округлила глаза и распахнула дверцу настежь: у Нади был такой вид, словно сама она и щеколду отодвинуть не сможет.
— Как сходила? — озабоченно спросила гостью.
Та только рукой махнула, доковыляла до сеней, зачерпнула полный ковшик воды из бидона и пила так долго, что хватило бы напиться верблюду, пересекшему аравийскую пустыню.
— Надо на чердак слазать, — полюбовавшись на невестку, пробормотала Матрена Пантелеевна загадочную фразу и пошла в дом подогревать обед.
Или ужин?
За столом Надежда Прохоровна, прежде всего, попросила налить большую рюмку самогону. Просьбу объяснила странновато — в воде промерзла, как бы воспаление легких не схватить, надо бы предохраниться…
И только заев две кряду рюмки щавелевым супом, взялась за рассказ о сегодняшних приключениях.
Мельком упомянула о парнях в лесу. Упоминать о ножике и ползании в трубе не стала. Сказала только — видела, решила сходить в участок, попросить, чтоб у тех проверили документы. Довольно детально поведала о неприятной встрече с деревенской молодежью и пропаже сумочки, уже посмеиваясь, доложила о «цыганской» путанице. Про то, как кто-то крался за ней по лесу до самой деревни, тоже умолчала. Матрена женщина немолодая, с нее довольно и почти нестрашного (в сравнении с остальными происшествиями) нападения на сыщицу в поселке. Кража сумочки, которую не скроешь, и так заставила золовку громко охать и прижимать ладони к сердцу. Когда же Надежда Прохоровна дошла до описания схватки Свирида Козлова с представителем закона, Матрена Пантелеевна укоризненно поморщилась:
— Опять Свирид в запой ушел, бедная Нина Сергеевна — столько лет с ним мается…
— Ну, теперь, надо думать, отмаялась, — глубокомысленно и опытно заявила московская гостья. — После драки с милиционером и побега ему на полную катушку отвесят.
— И не думай! — отмахнулась золовка. — Он электрик — золотые руки. Его начальство птицефабрики на вес золота ценит.
— Так пьет же…
— А кто не пьет? — произнесла сакральную фразу Матрена. — Этот хоть раз в полгода запивает, а остальное время работает, как проклятый. Ценят его в поселке, сквозь пальцы на безобразия смотрят. Он ведь пока трезвый — душа человек, но вот как выпьет… в полную противоположность превращается! Грубит, гадости каждому встречному в лицо сыпет… Как будто два человека в одном Свириде живут: один хороший, мягкий, трезвый, другой — свинья свиньей! Вот Нина Сергеевна и сдает мужика в кутузку каждый раз, как тот напиваться начинает. Продержит его Михалыч сутки до полного отрезвления и домой, жене возвращает.
— Так нынче ж он сбежал! Подрался!
— В первый раз, что ли? — фыркнула Матрена. — Позапрошлой зимой его все отделение ловило, Свирид от них босиком по снегу убегал. Насилу изловили.
Надежда Прохоровна поудивлялась деревенскому долготерпению — Алешка, пока в убойный отдел под начало Дулина из участковых не перешел, с такими вот «хорошими мужиками» круто разбирался. Поскольку знал отлично — все эти дебоширства мелкими безобразиями до поры до времени остаются.
Но, как говорится, в чужой монастырь со своим уставом… Надежда Прохоровна допила остывшую чашку чая и сказала так:
— Давай-ка, Мотя, телефон. Буду в Москву звонить, Алешку о помощи просить.
Разобраться с кнопочками телефона получилось только после того, как Матрена одолжила невестке свои очки, взамен украденных вместе с сумочкой. Огорченная Надежда Прохоровна дозвонилась до огромной коммунальной квартиры в Москве, где соседи давно стали необычайно дружной семьей, и слушала безответные гудки, несущиеся из трубки. Когда включился автоответчик, связь баба Надя прервала.
— Не берет никто, — пробормотала задумчиво и попробовала представить, куда подевались домочадцы.
Сегодня пятница. Если часы с кукушкой не врут — половина восьмого вечера. Арнольдович уже должен с работы в университете вернуться, Софа его ужином кормит…
Или… уговорил все же жену профессор поехать к друзьям на дачу на выходные? Вроде бы был об этом разговор, да скромница Софа все упиралась: «Неудобно, неудобно»…
Алешка с Настей это — понятно. Вышли прогуляться и по пятничному времени могли на танцы куда-то заскочить, дело молодое. Вернутся только под утро, рухнут спать…
