Тимур Свиридов - Бедный Сэнсэй
Теперь он не вел группы, зато как много времени оставалось на изучения новых тао. Книги и журналы о каратэ и кунг-фу время от времени приносил Константин. По ним Олег самостоятельно освоил уже два комплекса богомола и один — орла. Иногда шеф доставал еще и кассеты с фильмами о каратэ.
Работа не была утомительной. Только Ба до сих пор осуждающе качала головой, когда он собирался и уходил из дома к Константину. В университете острые углы пока удавалось сглаживать. Только Константин запирался в кабинете, он сразу приступал к изучению основных дисциплин. Так что особых поводов для тревоги не было.
Вернувшись в дом, Олег принял душ и переоделся. Шеф сидел у себя в кабинете, и через приотворенную дверь Олег видел разложенные бумаги на его столе. Даже спиной Константин излучал деловитость и рабочую атмосферу. Над его столом висела маленькая фотография Эйнштейна и листок, покрытый малопонятными частоколами формул. Рядом стояли большие книжные шкафы с непрозрачными дверцами. Олег корректно постучал.
— Как насчет завтрака?
Константин развернулся в кресле. У него был какой-то взъерошенный вид.
— Можно. Только лучше, если что-нибудь попроще.
— Чай? Кофе?
— Да, пожалуй, с утра лучше чай. Мне больше ничего не готовь. Только себе. — И отвернулся к своим бумагам.
Олег притворил дверь, прошел на кухню. Поставив на огонь чайник, включил видео с кассетой недосмотренного боевика. Кося глазом на экран, открыл полку и выбрал из многочисленных разноцветных коробок чая пачку красного жинсенга, выводящего камни из почек. Шефу полагалось почаще его пить. После открыл "Розенлев", достал банку сосисок и два куриных яйца.
Спустя десять минут они сидели за широким обеденным столом. Шеф намазывал себе плавленый сыр на маленькие печеньица, задумчиво глядя в одну точку. Олег не решался нарушать ход его мыслей. С экрана неслись звуки конского топота, изредка хлопки выстрелов.
Константин подлил себе еще чаю, и взгляд его остановился на Олеге. Лицо разгладилось, губы сложились в слабую улыбку.
— А ты прекрасно завариваешь чай. Не первый раз поражаюсь твоему мастерству. Отец учил?
— В основном бабушка. У нее дома царит культ чая. Мне с ней и не сравниться. Правда, с таким роскошным чаем невозможно промахнуться.
— Промахнуться? — усмехнулся Константин, прищуривая один глаз. С экрана раздалась частая дробь выстрелов. — Промахиваться нам никак нельзя. Это мы должны хорошо помнить!
Олег рассмеялся.
— Вот что. — Шеф резко поднялся. — Хорошо, что вспомнил. Распишись-ка в ведомости.
Он сходил в свою комнату и вернулся с листком. Олег аккуратно подписался в графе напротив своей фамилии.
— Посчитай, — Константин протянул ему деньги, — но здесь меньше двухсот. В бухгалтерии вычли подоходный, профвзносы и еще за какой-то "Красный Крест" деньги взяли.
Олег кивнул, беря пачку новеньких десяток и пятерок.
— Так странно, — продолжал шеф, — то одно, то другое. В этот раз лотерейные билеты мне пытались всучить. Но я сказал, что с государством в азартные игры не играю!
— Может, машину бы выиграли, — пошутил Олег.
— Мне чужого не надо, — отчеканил Константин строго и тут же весело глянул на него. — Жить лучше честно.
Через десять минут они уже мчались по Минскому шоссе к Москве. По обе стороны дороги стеною стояли оранжево-серые стволы сосен, среди которых то и дело мелькали темной зеленью старые ели. Ровный асфальт мягко ложился под колеса. Опять возникло ощущение природной весенней силы.
Шеф снова доверил ему вести машину, и Олег с упоением давил на акселератор, сжимая руками рулевое колесо "Волги". Последнее время Константин все чаще и чаще сажал Олега на водительское место. Подшучивал при этом, мол, теперь придется тебя еще и на ставку шофера оформлять, а мне шофер не положен! Точный глазомер, обостренная реакция на скорость и детали постоянно меняющейся дорожной обстановки, которые Олег проявлял за рулем, нравились шефу. Это было хорошо заметно по одобрительным взглядам, которые тот время от времени бросал на него.
Машина у Константина была новенькая, прошла не больше двадцати тысяч, совсем пустяк для "Волги", и работала сноровисто, как будто с азартом проглатывая один десяток километров за другим.
После короткой остановки шеф сел сзади, положил рядом свой объемистый черный "дипломат" и погрузился в чтение каких-то бумаг. Только раз он отвлекся, чтобы попросить Олега поставить любимую кассету. У Константина были довольно старомодные вкусы — он обожал Вивальди и Палестрину. И сейчас тонкие ломкие звуки клавесина, чередующегося с протяжным контральто виолончели, заглушали свист ветра над крышей и мерный рокот движка.
— Олег, — вдруг словно проснулся Константин. В зеркальце было видно, что он даже не поднял головы от своих бумаг.
— Да?
— Ты не забыл о наших планах?
— Вы имеете в виду завтрашний отлет в Ташкент?
— Да. Короче, так. Я попросил бы тебя об одолжении. После того как отвезешь меня домой, сгоняй на станцию к Вадику. Я тебя с ним знакомил, помнишь?
— Это тот усатый мастер?
— Да, тот. Пусть он хорошенько посмотрит машину, обязательно сменит масло, проверит тормоза. Деньги возьмешь в бардачке.
— Да тормоза как будто в порядке.
— Пусть проверит. Это никогда не лишне. Потом заправишь полный бак. Если задержишься с этим, не гони. Лучше как следует выспись перед полетом. Ты и машина мне будут нужны завтра с утра. В половине десятого заедешь за мной. Жди прямо у подъезда. Хорошо?
— Так точно! — шутливо отчеканил Олег, сбрасывая скорость перед постом ГАИ у окружной и беззаботно посматривая по сторонам.
— Олег, а сколько раз твой отец бывал в Китае?
— Много. Не знаю точно.
Чиркнула зажигалка. Поплыл запах хорошей сигареты.
— Закуришь?
— Нет, спасибо.
— Ты говорил, он работал в АПН?
— Да. Сколько я его помню, он всегда работал в АПН. Он и умер, выезжая на какое-то задание. Такая же "Волга" была, как и у вас. А в аварию угодил страшную. В сорок семь лет.
— Все мы сгораем на работе, — задумчиво произнес Константин. — Зарабатываемся так, что зачастую забываем: мы всего лишь люди, а не железные автоматы. А потом слишком дорого платим за эту забывчивость. Надо же — сорок семь лет. А знаешь, Олег, он же был всего на два года старше меня.
Олег кивнул и крепче сжал руль. Воспоминания об отце всегда рождали у него неподдельную горечь утраты.
Жизнь обделила в чем-то большом, очень важном, судьба лишила его отца, и здесь было все: и лишение поддержки, и лишение любви, и лишение корней.
В кабине повеяло ветерком. Константин, видимо, приспустил стекло. Клавесинная пьеса закончилась и раздались тягучие звуки струнных.
— Он занимался не только Китаем?
— Конечно. Страны Юго-Восточной Азии. Побывал практически везде — и на Тибете, и в Шри-Ланке, и в Индии…
— Всегда завидовал людям, которые имеют возможность путешествовать по свету, — мечтательно произнес Константин и с шумом выдохнул табачный дым. — Самое прекрасное в мире, как ты думаешь, что?
— Сразу вряд ли скажешь, — Олег задумчиво нахмурился. — Самого-самого, вероятно, нет.
— Есть, — убежденно сказал Константин. — Самое прекрасное в мире — это разнообразие!
2Что она на меня глаза вылупила? Полчаса просидела перед зеркальцем, каждую ресницу обвела. А теперь на мне решила свою артиллерию опробовать? Нет, такая ничего не поймет. Долбанько. А ничего звучало бы-Светлана Долбанько, Советский Союз!..
— Молодец, хорошо получилось, но, знаешь, Свет, тебе бы больше подошло другое лицо. У меня дома есть последняя "Бурда", там такие мордашки… Я вообще поняла: лицо это как чистый холст. Садишься перед зеркалом, берешь в руки кисть, палитру и начинаешь творить. Если бы все с головой были — без лица бы никто не остался. Точно тебе говорю: Поверь мне. Так вот, тебе бы тени положить на скулах, чем-нибудь темным и теплым, чтобы лицо сузить, а губы поярче выделить. Я бы и прическу у тебя изменила, что-нибудь такое строгое, и побольше вертикальности. А то у тебя сплошная горизонтальность в облике…
Вот дура! Ей дело говорят, а она дуется. У самой ряха — как помидор, красная и блестит. И как за ней еще ходит этот, ну как его, Виктор вроде. Парень ничего, и плечи, и талия. Спортсмен, наверное. С ней и поговорить не о чем. Как заладит про свою учебу или про кино, что на последней неделе высмотрела, — так хоть стой, хоть падай. Ну ничего, он это дело скоро сам разглядит. Хотя… Они же все словно слепые — уткнутся, как щенки, хорошо, если нюни не распустят. Мужчина же, господи, должен быть мужиком, чтобы рядом с ним себя чувствовать спокойно, как за стеной. А это все больше какие-то заборы из дощечек.
Что это она там в окне высматривает? Ну-ка? Красивая машина. И этот тоже ничего, толстоват, правда, малость. Но сойдет. Для сельской местности. Кто это? И я не знаю. Интересно, интересно, к кому это такие мужчины подъезжают в нашей конторе? К какой-нибудь студенточке-малолеточке… Да брось ты, Свет, уж поверь мне, у него на роже все написано прямым текстом — кобель. Да и тачка смотри какая. Пижон.
