Шарль Эксбрайа - Вы помните Пако
- Gomes! Sabemos este agui! En nombre de la ley, abra!*
______________
* Гомес, мы знаем, что вы здесь! (исп.).
Андалусиец помнил, что однажды утром его точно таким образом уже будила полиция, и это обернулось для него несколькими годами тюрьмы.
- Un momento!* - крикнул Эстебан.
______________
* Подождите минутку! (исп.).
Натягивая штаны и башмаки, он обдумывал все свои действия за последние несколько недель. Нет, вроде бы ничего такого... если только дон Игнасио его не выдал. За дверью уже теряли терпение, и снова принялись барабанить. Гомес пожал плечами. Скорее всего, очередная облава. Его отведут в участок, а потом Виллар вызволит на свободу. В конце концов, не впервой. И тут Эстебан вспомнил, как вызывающе нагло Нина де лас Ньсвес разговаривала с доном Игнасио. Если патрон и в самом деле сдает, дело и впрямь может кончиться очень худо... не считая этой истории с Пако. Гомес поглядел в окно. Внизу ждала полицейская машина. Стало быть, не просто облава... Фараоны побеспокоились ради него лично. Эстебан нервно сглотнул. Он не хотел возвращаться в тюрьму. Но куда сбежишь и каким образом? Нет ни денег, ни друзей... А потом, Эстебан уже привык к спокойной, размеренной жизни. У него сейчас просто не хватило бы пороху бегать по дорогам, как затравленный заяц, спасаясь от полиции.
- Entonces, Gomes? Abre la puerta о si la derribamos?*
______________
* Ну, Гомес? Откроете вы дверь или мы ее вышибем? (исп.).
Слишком поздно, Эстебан... Ты загнан, как крыса, в мышеловку! Он глубоко вздохнул и, вознеся горячую молитву Макарене, чья улыбка согревала его из-за резной решетки, открыл дверь. На пороге стояли инспектор Люхи и двое полицейских в форме. Прежде чем войти, инспектор заметил:
- Долгонько же вы решались открыть!
- Я не привык спать одетым, инспектор.
- Ладно... покажите мне свой нож.
- Нож?
- Надеюсь, вы не заставите нас его искать?
- Нет... пожалуйста...
Эстебан Гомес окончательно растерялся. Зачем им понадобился его нож? Он протянул оружие инспектору, но тот сначала надел перчатки. Теперь до андалусийца наконец дошло: его подозревают в чем-то чертовски серьезном. К счастью, в истории с Пако он не пускал в ход свой нож. Инспектор тщательно осмотрел оружие и, завернув в носовой платок, сунул в карман.
- Это то, что на вас было ночью? - спросил он, указывая на стул, где лежала остальная одежда.
- Да, а что?
- Снимайте штаны!
Эстебан знал, что Люхи просто хочет нагнать страху, и решил показать, какие крепкие у него нервы. Бандит спокойно стянул брюки. Мигель разложил содержимое их карманов на столе, проделал ту же операцию с пиджаком, взял рубашку и галстук и приказал одному из подчиненных упаковать все это и отправить в лабораторию. Гомес попытался хорохориться.
- Хотите пополнить свой гардероб, инспектор?
- Одевайтесь!
- Легко сказать, вы ж забрали мои тряпки!
Но вещи не пожелали возвращать, и пришлось Эстебану достать из шкафа другой костюм. Одеваться под враждебными взглядами троих полицейских было крайне неприятно. Покончив с этой задачей, Гомес повернулся к Мигелю.
- А что теперь?
- Следуйте за нами!
- Куда вы меня ведете?
- А вы не догадываетесь?
Гомес пожал плечами.
- Да, разумеется, но почему?
- Там вам объяснят.
Они явно не собирались ничего говорить, и Эстебан, смирившись с неизбежным, вышел из дома. Теперь он мог уповать лишь на свою счастливую звезду и заступничество Макарены.
Несмотря на ранний час, комиссар Альфонсо Мартин уже сидел у себя в кабинете, когда Мигель Люхи привел туда Гомеса. Андалусиец решил скрыть тревогу под напускным нахальством.
- И часто вас посещают подобные фантазии, сеньор комиссар? Вытаскивать из постели порядочных людей и тащить в управление, даже не объяснив причин столь вопиющего злоупотребления властью!
Дон Альфонсо с хорошо разыгранным удивлением посмотрел на Люхи.
- Вы тревожили покой мирных граждан, инспектор?
- Насколько мне известно, нет, сеньор комиссар.
- Да, это и впрямь на вас не похоже, инспектор.
Эстебана трясло от ярости. Эти двое полицейских явно и намеренно издевались над ним.
- Вы забрали у него нож, Люхи?
- Да, и уже отправил в лабораторию вместе с одеждой.
- Тогда остается подождать результатов.
Гомес отлично знал, что наступившая в кабинете тишина - лишь часть мизансцены и полицейские просто хотят его деморализовать, но никак не мог справиться с охватившей его тревогой. Комиссар что-то записывал в досье, а инспектор проглядывал испещренный заметками блокнот. Ни тот, ни другой, по-видимому, не обращали внимания на Эстебана.
- Можно мне позвонить Игнасио Виллару?
Гомес, тщетно прождав ответа, встал, но дон Альфонсо, не отрываясь от бумаг, приказал:
- Сидите на месте Гомес, и помалкивайте.
Эстебан замер, но не смог сдержать гневной вспышки.
- Вы не имеете права! Слышите, сеньор комиссар? Вы не имеете права держать меня здесь!
Мартин повернулся к Люхи.
- Как, по-вашему, инспектор, у меня нет права задерживать сеньора Гомеса?
- По-моему, есть, сеньор комиссар.
- Вы меня успокоили, но, быть может, стоит узнать мнение какого-нибудь знаменитого юриста?
- В такое время знаменитые юристы спят, сеньор комиссар.
- Верно. Тем не менее, возможно, сеньор Гомес знаком с каким-нибудь видным законником, и тот с удовольствием встанет с постели, дабы обсудить этот щекотливый вопрос?
- Почему вы не даете мне позвонить Игнасио Виллару?
Дон Альфонсо снова разыграл удивление.
- Вы знали, Люхи, что сеньор Виллар, оказывается, еще и юрист?
- Впервые слышу, сеньор комиссар!
- У меня складывается впечатление, что, должно быть, сеньор Гомес путает его с кем-то другим.
- Я тоже так думаю, сеньор комиссар.
Андалусиец, не выдержал.
- Довольно! Хватит! - заорал он. - Прекратите надо мной измываться! Скажите лучше, в чем вы меня обвиняете!
- Вы предъявляли сеньору Гомесу какие-нибудь обвинения, инспектор?
- Нет, господин комиссар, и не думал.
- Вот видите, сеньор Гомес!
- Но тогда почему я здесь?
- Скажем, просто отдыхаете, пока я не сочту нужным задать вам несколько вопросов.
- О чем?
- О смерти Хуана Миралеса.
- А?
Гомес отлично понимал, что, несмотря на мнимое благодушие, полицейские пристально следят за его реакцией, но весть о смерти бывшего боксера так вышибла его из колеи, что андалусиец даже не пытался скрыть полное замешательство.
- Хуан умер?
- Уж куда мертвее...
- Но... каким образом?
- От удара ножом.
- Вы хотите сказать, его убили?
- Тут не может быть никаких сомнений.
- Где?
- В его же комнате.
- Не может быть!
- Почему?
- Но ведь...
Гомес вдруг прикусил язык, понимая, что чуть не ляпнул лишнее, но дон Альфонсо почти ласково продолжил за него:
- Потому что вы были вместе.
- Но когда я уходил, Хуан спал!
Чувствуя, что ловушка вот-вот захлопнется, андалусиец утратил всякую осторожность.
- Видите ли, сеньор Гомес, самое странное - то, что, прежде чем испустить последний вздох, Миралес весьма отчетливо пробормотал следующий вопрос: "За что. Эстебан?" А вас ведь, кажется, так и зовут?
- Да.
- Крайне неприятно...
- Но в конце-то концов, с какой стати мне убивать Миралеса?
- Ну, если вы убийца, вам лучше знать... Возможно, из-за Пако Вольса?
- Я не знал этого типа.
- Странно... Он работал в "Ангелах и Демонах". А вы, кажется, тоже там служите?
- Это еще ничего не значит!
- А по-моему, да.
- Я не убивал Хуана, сеньор комиссар, мы с ним дружили.
- Болтливый друг опаснее врага.
Остаток ночи превратился для дона Игнасио в сплошной кошмар. Нина так и не вернулась. Не найдя ее на вилле, каид позвонил Пуигу и приказал искать девушку по всем кабаре Барселоны, а потом до четырех часов ждал у телефона. Наконец Пуиг позвонил, но лишь для того, чтобы сообщить о неудаче. Нина де лас Ньевес исчезла. Виллар улегся спать в холодном бешенстве. Он больше не позволит этой девке издеваться над собой. Сегодняшний бунт - первый и последний. Он, Виллар, вышвырнет ее вон. Вспоминая, как Нина вышла из кабинета Хоакина, и насмешливый взгляд Гомеса, дон Игнасио корчился от стыда. Для начала он уберет Нину из программы кабаре. Пусть-ка поторгует в зале сигаретами, как дебютантка, а захочет уехать - ей устроят такое путешествие, что вовек не забудет! А кроме того, Виллар поручит Гомесу следить за Ниной и в случае чего принять меры.
В семь часов утра телефонный звонок прервал лихорадочный сон дона Игнасио. Звонил снова Пуиг, и его дрожащий голос предвещал самые скверные новости. Сперва каид решил, что Хоакин сообщит сейчас о смерти Нины, и сердце у него болезненно сжалось, ибо, несмотря на размолвку, он все же по-своему любил эту крошку. А потому, услышав, что речь идет всего-навсего о Миралесе, каид с облегчением перевел дух.
- Должно быть, вы совсем рехнулись, Пуиг, если посмели разбудить меня, чтобы потолковать об этой скотине!
