Борис Яроцкий - Змеиная зона
Самолет летел высоко, удаляясь, но звук нарастал, и прежде чем друзья успели сообразить, из суходола стремительно выскочил мотоцикл и, слегка притормозив у камней, так же стремительно нырнул в распадок. В распадке уже было совсем темно, но и там мотоцикл несся с выключенными фарами - скользил по камням как тень.
Теперь по звуку можно было четко определить - это "Ява" с мощным двухцилиндровым двигателем. Чувствовалось, мотоциклист дорогу знает превосходно - гонит как на ралли.
Сколько на мотоцикле было седоков не определили. Если два, не исключалось, что это были те самые, на которых и устраивалась засада.
Оба испытывали смущение: двое суток выслеживать и, стоило на минуту слопоушничать - полюбоваться самолетом, - как все труды коту под хвост. Чермашинцев нервничал, кусал ногти.
- Может, догоним?
- Ну, догоним, - рассуждал Силуков, - а это окажутся пацаны. В Москве их называют рокерами, а ещё - полуфабрикатами.
Они определили: мотоцикл умчался в направлении Барановки. Решили вернуться к месту засады: а вдруг ещё кто вот так?..
Предчувствие их не обмануло. Это "вдруг" произошло во второй половине ночи, когда за мглистыми холмами скрылась ущербленная луна и её свет отдаленно напоминал зарево.
Из распадка донесся теперь уже знакомый звук. Через какую-то минуту мотоцикл резко затормозил - Силуков и Чермашинцев успели перекрыть дорогу.
Было видно: на мотоцикле - мужчина и женщина. Мужчина - в каске, женщина - в темной косынке, юбка длинная.
Чермашинцев открыто пошел к мотоциклистам. О чем он спросил - Свлуков не расслышал, но заметил, как женщина подняла руку на уровень плеча и как бы показала на Чермашинцева. Чермашинцев, не издав ни звука, стал медленно падать. Мотоцикл взревел, развернулся и на высокой скорости умчался в распадок.
Чтоб не задеть товарища, Силуков выждав секунду, выстрелил вдогонку мотоциклу. Вспышки от выстрелов на мгновенье выхватили из темноты короткий отрезок дороги и лежащего на ней Чермашинцева. Силуков подбежал к нему, перевернул на спину, посветил в лицо фонариком. Чермашинцев был мертв.
В Каменке при вскрытии трупа оказалось, что Чермашинцев получил дозу нервно-паралитического ОВ. Эксперт, доставленный вертолетом из областного центра, установил, что стреляли ампулой, которая при столкновении с преградой раскалывается и в радиусе трех-четырех метров поражает все живое: на месте гибели Чермашинцева нашли несколько мертвых ящериц и собрали горстку кузнечиков.
Почерк был знакомый. Теперь знали, что стреляла женщина, что убийцы раскатывают на мотоцикле "Ява", что дороги им хорошо известны - несомненно, кто-то из местных.
Заполучить заключение экспертизы для Ишутина труда не составило - он его спешно передал в Москву,
Несмотря на воскресный день, полковник Гладков был на службе, ждал сообщений по делу "Корж". Он был недоволен работой Полунина: террористы по-прежнему чувствовали себя хозяевами.
Николай Николаевич, конечно, понимал, что в тех условиях по-другому Полунин действовать не мог, иначе засветил бы себя. Не мог иначе действовать и Павел Петрович Ишутин. Он все время опаздывал. А заметно торопливый агент уже не агент. Зато плюсом было, что он, хоть и с запозданием, но сообщал о самом важном, не упуская мелочей.
И в этот раз он сообщил то, о чем не сразу узнали даже в областном управлении ФСБ: в ночь с субботы на воскресенье в Барановке были убиты жители этого села Остапец Кирилл Игнатьевич и его жена Валентина Ивановна.
Остапец был из бригады Валерия Шута. В понедельник туда должны были выехать капитан Полунин и лейтенант Давлетова.
23
В воскресенье они решили проскочить в Барановку по холодку, притом на сутки раньше. - Предупреди Митю, что нас не будет, - напомнила Гюзель.
Семен обыскался - хозяина дома не нашел, подумал, что тот уехал в Каменку на базар с тещиным соседом Панкратом Елизаровичем, безногим инвалидом, продавать огурцы.
Митю нашла Гюзель в копне сена. Семен разбудил его с трудом. Плоское лицо хозяина дома, заросшее сизой, как у волка, щетиной, было измято, в мутных, глубоко посаженных глазах, гнездилась боль. Правая рука была на перевязи, под рубашкой просматривался бинт.
- Никак побили?
- Было дело, - охотно согласился Митя и с наигранной бодростью: Ничего, заживет. Мы козопасы, живучие... А вы меня искали?
- Искал. Если подъедет начальник "Автосервиса", скажи: аспиранты в Барановке. Хотим повидаться с вашей знаменитой целительницей.
- С Харитонихой?
- С ней.
- А вы предварительно договорились?
- Неужели к ней очередь?
- Еще какая! Как за пивом.
Митя опять зарылся в сено, лицо прикрыл старой казацкой фуражкой.
В саду, где абрикосовые деревья уже принимали золотистый оттенок, чувствовалась приятная прохлада. Да и по дороге, как только мотоцикл вырвался в степь, ветер ласково холодил лицо, будто сейчас была не середина июня, а по крайней мере, наступил сентябрь.
На подъезде к седьмой скважине из-за покатого холма показалось солнце, и Каменный Корж мгновенно преобразился: все, что виднелось на горизонте, приобрело, как и в Митином саду, золотистый оттенок.
Впереди, в суходоле, возвышалась груда свежеломаного мергеля. Вчера днем, когда Семен и Гюзель осматривали седьмую скважину, эти камни лежали у дороги, сейчас они её перегораживали.
Пришлось остановиться. Пока Семен с проезжей части убирал камни, Гюзель вдруг на щебенке заметила бурые пятна.
- Кровь!
Кровь была свежая. Рядом четко выделялся отпечаток протектора.
- Кто-то тут недавно разворачивал мотоцикл.
Следы от протектора были по обе стороны груды камней.
- А протекторы - разные, - определила Гюзель. - А вот и причина крови: два мотоцикла.
Гюзель подобрала гильзу от пистолета Макарова. По запаху сгоревшего пороха установили, что стреляли ночью или на рассвете, но не раньше вчерашнего вечера.
Захватив с собой гильзу, Семен и Гюзель продолжили путь. В девятом часу утра, когда солнце уже сильно припекало, они добрались до Барановки.
У пожилой женщины, переходившей с пустым ведром дорогу и остановившейся, чтоб их пропустить, они спросили, где дом целительнецы бабушки Харитонихи. Кивком головы женщина показала на купу старых ветвистых тополей. Под ними белел обнесенный палисадником саманный домик.
- Только вы её там не застанете, - сказала женщина. - Она ещё затемно побежала к Остапцам.
- Побежала? - усомнилась Гюзель. - Сколько же ей лет?
- Когда горе и старые бегают... Да, да, побежала, - скорбно повторила женщина и поджала темные губы. - Ночью у неё внучка убили. И жену его...
Остапцы жили на окраине Барановки, а Барановка - сотня дворов по берегу пересыхающего к лету ручья.
Во дворе в тени тополей топталось десятка полтора сельчан, в большинстве пожилые женщины и дети. Мужчины, по всей видимости, находились в доме.
- Кто здесь Евдокия Харитоновна? - спросил Семен, обращаясь к женщинам.
- Она в хате, возле покойников, - ответили с готовностью, оглядывая подъехавшую пару.
- Вы не из прокуратуры?
- Нет. Мы собираем травы.
Семен было взошел на крыльцо, ещё не зная, с чего начинать разговор с целительницей, как навстречу ему вышел сухонький кривоногий мужчина, впалые щеки выдавали в нем человека, страдающего язвой желудка. Он был в серой несвежей адидасовской футболке с орлом во всю грудь, в домашних тапочках и милицейских бриджах. По бриджам Семен определил - власть.
- Вы кто, гражданин? - обратился он официально.
- Мы аспиранты, я и моя жена, - Семен показал на Гюзель, стоявшую у крыльца. - Она, кроме того, врач. У нас дело к вашей целительнице. Предъявите документы, - потребовала власть. - А то тут шляются всякие. Я участковый. Лейтенант Байбай.
Байбай и Семен сошли с крыльцо., уединились под чахлую абрикосу. Здесь валялись окурки, перья лука и граненый стакан.
Семен показал свой паспорт и командировочное предписание. Байбай придирчиво их рассмотрел, словно с неохотой вернул.
- А ваши документики, гражданка?
Гюзель расчехлила спортивную сумку, достала свои документы. Со стороны участкового не обошлось без замечания:
- Документы носят при себе. Вот как этот гражданин, - показал на Семена . - Украдут сумку - украдут паспорт. Что на это скажете?
- Ничего.
Участковому было далеко за сорок. Здесь все его знали, и видимо, поэтому форменную рубашку и сапоги надевал только, когда заявлялось начальство.
- Из Москвы, значит, - сказал Байбай. - И что там вам не сидится? В нашей некогда белокаменной. Эх, молодежь... У нас, понимаете, убивают. Бац - и душа в дамках, то есть на небе.
- Да? - Гюзель на своем загорелом личике изобразила изумление. - Ну не совсем, чтоб сильно, - успокоил женщину. - В сутки одного-двух. Просто так. Маньяков по амнистии, по ошибке, выпустили, а они как раздухарились.
Семен хотел спросить, коль участковый такой разговорчивый, почему он до сих пор лейтенант, но спрашивать было неудобно - а вдруг обидится? - Я, товарищ лейтенант, тоже когда-то служил. - Немного слукавил Семен. Уволили в связи с сокращением. Куда деться - пошел в науку.
