Марина Серова - Это только цветочки

Я очутилась в просторной комнате со светлыми занавесями и жалюзи на окнах. Меня обдало свежестью и прохладой — в кабинете работал кондиционер. За большим столом, к которому буквой «т» был приставлен еще один, длинный, сидел мужчина средней комплекции лет пятидесяти. На нем были белая рубашка и коричневый, в мелких желтых ромбиках галстук. На носу — массивные очки. Каштановые волосы, начавшие уже седеть, не отличались ни густотой, ни волнистостью, они были аккуратно зачесаны назад, демонстрируя лобную залысину. Ничего не выражающий взгляд пробежался по мне и ушел куда-то в сторону. Заученная улыбка раздвинула тонкие губы главного прокурора. Я сразу обратила внимание на его рот, чрезмерно розовый, жадный и напряженный. Создавалось впечатление, что у него вставная челюсть — так неестественно, точно натянутые усилием во что бы то ни стало изображать радость, замерли в улыбке его губы.

Обстановка кабинета поражала роскошью и комфортом: кроме столов и шкафов, в нем находились диван с высокой спинкой и пара кресел. Кругом позолоченные безделушки и сувениры, на столе покоился «Паркер», вазочка для ручек и карандашей напоминала ту, которая запечатлена на фото кремлевского кабинета Ильича.

— Здравствуйте, — я сделала несколько шагов вперед, — моя фамилия Иванова…

— Знаю, — вяло произнес Селиванов, — садитесь, пожалуйста, — он кивнул на кресло, стоящее напротив его стола.

Голос у него был бесцветный и монотонный. Было непонятно, то ли он устал выполнять свою благородную миссию, то ли это просто старая привычка, позволявшая ему не раз сохранять выдержку и спокойствие.

— Спасибо, — я опустилась в кресло, а Селиванов переложил бумаги на столе и снова поднял на меня взгляд, показавшийся мне теперь вполне благожелательным.

— Что вас привело ко мне? — Он продолжал по-отечески снисходительно и благосклонно смотреть на меня.

— Дмитрий Алексеевич вам, наверное, вкратце уже рассказал мою историю. Но он вам, по всей видимости, не сказал, что человек, которого на моих глазах убили на той злосчастной поляне, не кто иной, как Шатров Вячеслав Николаевич…

Я умолкла, наблюдая за реакцией главного. Он и бровью не повел, только пожевал губами и глухо кашлянул.

— Откуда вы это знаете? — процедил он.

— Я видела фотографию Шатрова, и мне было несложно сличить ее, так сказать, с оригиналом.

— Вот как? — чуть приподнял свои едва намеченные брови Селиванов. — И где же вы видели фотографию Шатрова? Были у его жены?

— Она ведь приходила к вам?

Его взгляд стал настороженно-хитрым.

— Да, мы разговаривали с Галиной Семеновной, и я заверил ее, что сделаю все возможное со своей стороны, чтобы прояснить ситуацию с ее мужем.

— Вячеслав Николаевич тесно сотрудничал с вами… — Я не сводила глаз с его анемичного лица.

— Ну, если быть точным, не со мной, а с Луниным Аркадием Александровичем, — снова растянул в улыбке свой неприятный рот Селиванов.

— А что заставило Лунина уволиться? — не дала я ему передышки.

— Обстоятельства личного характера, он получил новую квартиру… Он давно хотел перейти на более спокойную, как он выразился, работу. А тут у него дочь родила… Вы не были еще у него?

— Нет, не успела.

— Я думаю, он вам сам обо всем расскажет, — улыбнулся Селиванов.

— И что вы намерены делать в свете новых обстоятельств? — напрямик спросила я.

— Разве этим делом не занимается милиция? — Селиванов изобразил удивление.

— Занимается, но так вяло, что можно сказать, вовсе не занимается, — решительно сказала я.

— Да, нашу милицию все время подгонять надо, — вздохнул Селиванов, — а вы, значит, лично заинтересованы в этом деле?

— Я видела людей, которые убили Шатрова. Эти люди гоняются за мной, и я даже была вынуждена обратиться к Стригунову, чтобы совместными усилиями бороться с этой шайкой.

— Боже мой, что вы такое говорите! Конечно же, мы займемся этим, вернее, уже занимаемся, — стал несказанно любезным Селиванов, — материалы дела у Кожухова, вашего друга. Вы можете обращаться напрямую к нему. Я со своей стороны могу только проконтролировать его работу. Обещаю вам, что виновники будут наказаны. Тем более что вы хотите и можете нам помочь…

— Это дело, как мне кажется, связано с той достопамятной историей, когда Шатров привлекался к суду за взятку. Суд оправдал его, помните?

— Конечно, помню, — обеспокоенно взглянул на меня Селиванов.

— Взятка была липовой, Шатрова подставили. И все потому, что он поймал на браконьерстве брата Рустама Тагирова! Тагиров решил отомстить, и Шатров оказался под следствием. И вот спустя какое-то время, после того, как он был освобожден, его похищают и убивают. И я думаю, не просто для того, чтобы он не мешался, но еще и для того, чтобы другим неповадно было! А на его место наверняка поставят, если уже не поставили, своего человека. Кроме того, мне стало известно, что Тагиров попался на передаче информации бандитам. И что же? Его переводят в район.

— Ну, это не ко мне, — облегченно заулыбался Селиванов, — с Тагировым разбиралась служба собственной безопасности.

— Но вы-то наверняка по долгу службы сотрудничали с Тагировым…

— Это ни о чем не говорит. Если хотите знать, я никогда не испытывал к нему симпатии. Он всегда был темной лошадкой.

— А вы знаете, что он сотрудничал с Богомазом?

— Были такие слухи, — вяло отозвался Селиванов, — может, он и сейчас продолжает с ним сотрудничать. Скажу вам по секрету: к нам обратился один, не буду называть его имени, рубоповец, — тон Селиванова сделался доверительным, — с материалами, изобличающими преступную деятельность Тагирова. Мы работаем над этим, так что от ответственности он не уйдет, можете мне поверить.

— Я вам верю, — без особой убедительности сказала я, — спасибо.

— Да не за что, — расплылся в улыбке Селиванов.

— Еще у меня есть подозрения насчет Гунькова, старлея в Октябрьском отделении милиции.

— Напишите сначала в районную прокуратуру, они разберутся, потом в городскую, если вас не устроит работа районной, и уж потом — милости прошу к нам, — засмеялся Селиванов.

— Хорошо.

— Смутные времена настали, — сокрушенно покачал головой Селиванов, — не поймешь: кто за кого. Вроде свой в доску, а глядишь, он тебя продать норовит!

— Я вас понимаю, — сухо произнесла я.

— Вот смотрю на вас и удивляюсь, такая молодая, такая обаятельная, а работаете детективом. Это же мужская профессия. Я, видите ли, немного ретроград, что касается семьи, роли мужчин и женщин в обществе…

«Поэтому и Лунина отослали помогать семье его дочери?» — хотела было сказать я.

— А ведь я вас знаю еще по другим источникам, — решила я немного расшевелить Селиванова.

— Да-а? — напрягся он.

— Я была одно время близка с Виктором Проказовым, сыном Федора Ивановича Проказова.

— Неужели? — взгляд Селиванова потеплел. — Вот не ожидал!

— Витька тоже был со мной в лесу в тот момент, когда на нас «наехали» бандиты. Его они тоже прессовали.

— А Федя мне ничего не говорил, — растерянно пробормотал Селиванов.

— Витька родителям ничего не стал говорить, чтобы их не расстраивать. Так что угроза нависла над нами всеми, — патетично закончила я.

— Да-а, — задумался Селиванов, — вон оно как вышло. Но ничего, Дмитрий Алексеевич со всем этим разберется, — в абстрактной манере выразился он, — ничего.

— Вы поможете нам? — выражая взором самую неистовую надежду, спросила я.

— Обещаю.

Не было у меня веры в Дмитрия Алексеевича, несмотря на все его заверения и дружбу. Тем более что дружба эта относилась к далекому школьному прошлому. Ну да ладно, диалог с главным прошел в нужном регистре. Не будем забегать вперед.

Я села в машину, где поджидал меня Костик, со смешанным чувством досады и удовлетворения. Чего я добилась, собственно, если сбросить со счетов расположение главного? Местонахождение трупа Шатрова остается загадкой, а его мне нужно найти в первую очередь. Если даже Димка проявит чудо энергии и неподкупности и Немезида с его помощью покарает бандитов, где уверенность, что труп будет найден? Да и как Кожухов будет привлекать бандитов к суду за смерть Шатрова, если труп последнего неизвестно где? «Нет трупа — нет дела», — вертелся в моем мозгу затертый до тошноты афоризм. И потом, если менты обнаружат труп, где тут мое участие и за что мне тогда платить?

Я поморщилась, удивляясь про себя своему циничному прагматизму. Но ведь не даром же я должна работать и к тому же рисковать жизнью!

— Что-нибудь не так? — спросил Костик, смущенный моей неразговорчивостью.

— Если бы все было так, как должно, было бы неинтересно жить, — запальчиво сказала я, раздраженная застоем в деле. — И хуже всего то, что чего-то лучшего я и не ожидала…