Мэри Фитт - Смерть и приятные голоса (= Губительно приятные голоса)
- Это что же получается,- потерянно пробормотал я,- значит, наш Хьюго, то есть Марсель, никакой не полукровка?
- Нет.
- И никому тут не родственник?
- Никому.
- Ничего себе!- воскликнул я, на этот раз потрясенный невероятной убедительностью его лицемерия.- Видели бы вы, как он разыгрывал безутешного сына! И как накидывался на вас, сэр Фредерик, потому что вы якобы плохо сделали операцию. А я-то, идиот, кинулся защищать нашу с вами профессию от нападок варвара с дикого Востока! А это был циничный розыгрыш! Тошно даже об этом думать!
Сэр Фредерик покачал головой.
- Думаю, все-таки не совсем розыгрыш,- сказал он.- Наш юный друг действительно играл роль, но в соответствии с характером своего персонажа. Уверяю вас, что он прилежно копировал самого Хьюго, и его чувства, и его представления о жизни.
- Да, наверное,- согласился я, немного поостыв.- Но он иногда чересчур увлекается импровизацией,- проворчал я, вспомнив, как он повел Эвелин Росс в густые заросли рододендронов и как ретиво он принялся за ней ухаживать просто с места в карьер. Это уже была личная инициатива Марселя, а не Хьюго. Это Марсель наверняка не может пропустить ни одной интересной женщины. И, конечно, он нацелился на Эвелин, хотя Урсула намного эффектнее и привлекательнее. Впрочем, у него не было иного выбора, поскольку Урсула якобы его сводная сестра. Естественно, он не смел даже смотреть в ее сторону. Я задал очередной вопрос:
- Сэр, а где же сейчас настоящий Хьюго?
- Полагаю, где-то в Лондоне. Его след был потерян, когда он поднялся на борт парохода, отправлявшегося через Ла Манш в Англию. Частному детективу было поручено завершить слежку на причале. Так что о том, что происходило потом, я могу только догадываться. Видимо, уже на пароходе они должны были встретиться с Марселем. Пароход благополучно отплыл, и теперь Хьюго надо было решать, как же все-таки действовать дальше. Едва ли друзья решили затеять что-то, так сказать, недозволенное законом.- Сэр Фредерик переменил позу, сев поудобнее.- Полагаю, Хьюго было страшновато соваться в фамильную берлогу, и он уговорил друга явиться сюда вместо него. Не уверен, что эта шутка оказалась очень удачной. Но ведь у каждого свои причины и объяснения для тех или иных поступков.
Тому же Марселю, вероятно, просто хотелось выручить друга. И ведь, согласитесь, это очень увлекательно, настоящее приключение. Думаю, у молодых людей и в мыслях не было ничего дурного.
- У них, видите ли, не было...- тихо пробурчал я,- а этот ваш лицедей не подумал, что из-за его шуточек тут могут случиться крупные неприятности?
Однако сэр Фредерик, вероятно, не услышал моего вопроса и рывком поднялся с кресла.
- Ну что же! Пора нам вернуться к обществу. Смотрите, слушайте, но сами ни слова, договорились?
- Буду нем, как три обезьяны,- пошутил я.
- Как одна из обезьян,- поправил меня сэр Фредерик.- Одна была слепой, другая глухой, третья немой. Вы будете третьей. Думаю, нам с вами нужно быть начеку, пока не убедимся, что не затевается никаких бесчестных игр. Бог даст, все разрешится само собой. Марсель через несколько дней отбудет в Лондон и встретится с Хьюго. А тот по его рассказам поймет, что никогда не сможет обрести здесь родной очаг. Потом они вдвоем вернутся в Париж, и это будет весьма мудрый поступок.
Голос у сэра Фредерика был тихим и ласковым, будто ему пришлось разговаривать с капризным пациентом, вдруг впавшим в истерику. Однако я совершенно не верил, что все закончится тихо и мирно. Да и сам доктор вряд ли верил в подобный финал. Я обратил внимание на то, что мой покровитель ни разу не заговорил о моем отъезде, о том, что теперь, когда он тут, я могу отправляться куда угодно. Видимо, я был пока еще ему нужен.
Я двинулся следом за ним по толстому ковру. Мне и самому не терпелось вернуться в гостиную к другим... точнее, к Марселю и Эвелин. Сэр Фредерик толкнул тяжелую дверь, скрытую огромной шторой, и сразу в плотную тишину ворвались звуки фортепьяно, смех, веселый гомон и мужское пение. Эти звуки доносились из гостиной.
Глава 15
Никогда не забуду того вечера. Такие вечера, дни и даже недели выпадают иногда в жизни каждого из нас. В такие моменты мы верим, что в мире не существует насмешек, порожденных отчаяньем, верим, что за всей этой обступившей нас блеклой рутиной, за смертной скукой и горьким разочарованием, за обманами и крушениями надежд таится желанное счастье. Я помню, что я тогда подумал: "Почему мы не можем так жить всегда?" Что означало это "так" я едва ли смог бы объяснить в тот вечер. А сейчас я лишь точно знаю, что вечер был дивный, а почему он таким выдался, так и осталось для меня загадкой.
Войдя в гостиную, мы увидели, что за фортепьяно сидит Марсель и, аккомпанируя себе, поет "На Авиньонском мосту", и с таким лихим озорством,сам его голос излучал смех,- что все слушатели пришли в полный восторг. Даже тетя Сюзан улыбалась и отстукивала такт ногой, а на губах ее благоверного играла глуповатая блаженная улыбка, и время от времени он с удалью бывалого щеголя оправлял усы. Урсула стояла рядом с Марселем, положив руку ему на плечо. Похоже, она тоже в этот момент забыла обо всем: об уплывающем из рук наследстве, о нежеланных сводных братьях, о желанном, но почти нереальном замужестве. Ей важно было только то, о чем пел Марсель: как маленькие мальчики и девочки танцуют на Авиньонском мосту... Мне казалось, еще немного, и Урсула начнет подпевать Марселю и сама закружится в танце.
Я взглянул на Хилари, стоящего у камина с сигарой: интересно, как ему все это веселье? Он наблюдал за происходящим снисходительно, но не без удовольствия. И только два человека не участвовали в этом импровизированном празднике: Джим и Эвелин. Они сидели на кушетке, но далеко друг от друга, на разных концах. Джим не сводил с нее сердитого и одновременно страдальческого взгляда, а Эвелин старательно на него не смотрела, но я видел, что его назойливость ей мучительна. Эвелин была очень бледна. Когда я вошел, она посмотрела на меня, и в этих синих очах я уловил мольбу о помощи. Но что я мог сделать? Разыгралась бы очередная безобразная сцена. Нет, это было бы непростительно - испортить такой вечер. Я не мог ничего сделать, но таял от счастья: взгляд Эвелин именно меня молил о помощи, она уже считала меня своим другом!
Марсель сидел спиной к Эвелин, и поэтому не мог видеть, как мы переглянулись. Но, похоже, сейчас он совершенно о ней забыл. Урсула между тем обогнула пианино и теперь, хохоча, смотрела Марселю в лицо, а он смеялся в ответ. И еще Урсула пела вместе с ним: "Les messieurs font comme - ca" {Вот такие господа (фр.)}... А потом они с еще большим воодушевлением затянули припев: "Sur le Pont d'Avignon, l'on у danse, l'on y danse..." {На мосту на Авиньонском полагается плясать (фр.)}. Им с трудом удалось допеть раздался очередной взрыв безудержного смеха и несколько бравурных завершающих аккордов; Грянули аплодисменты, сэр Фредерик захлопал первым, потом крики "еще, еще!". Марсель заиграл вступление к "Au Clair de la Lime" {Свет луны (фр.)}, и настроение у всех сразу изменилось.
Отыграв проигрыш, Марсель с чувством запел, но теперь Урсула просто смотрела на него, не решаясь подпевать. С того места, где я стоял, хорошо были видны они оба. Его звучный гибкий тенор придавал давно знакомым словам особую выразительность. И я видел, как изменялось лицо Урсулы: строгая серьезность постепенно уступала место печальной нежности. Марсель обращался к ней, и она не могла остаться равнодушной. Ну как тут женщине устоять?подумал я. Марсель умеет быть совершенно неотразимым. Сейчас он, похоже, совсем забыл про свою роль. И что же теперь будет? Урсула думает, что он ее сводный брат. Но он-то знает, что он ей никто. Ему надоело притворяться. Вот вчера он в этом преуспел, очень искусно изображал влюбленность в Эвелин Росс. Или не изображал? А возможно, это для него просто азартная игра: покорил одну, сегодня очаровывает другую...
Может, уговорить сэра Фредерика открыть наш секрет Урсуле? Или разумнее пока оставить ее в неведении?
"Ouvre-moi ta porte, pour l'amour de Dieu" {Откройся дверь, дай путь любви Господней (фр.)}. Голос его проникал в самое сердце. Этот лицемер заставил всех умолкнуть, в комнате воцарилась благоговейная тишина. Ну и тип, подумал я.
Допев, он посмотрел на клавиши, а потом, словно устыдившись того, что довел всех чуть не до слез, тут же перешел на танцевальный ритм. Урсула захлопала в ладоши.
- Давайте танцевать! Хилари, дорогой, нам мешает ковер!
За считанные минуты ковер был свернут.
- Только чур, Хьюго тоже будет танцевать! Хватит ему сидеть за пианино! Кто-нибудь еще может поиграть?
Она с сомнением взглянула на меня. Я покачал головой.
- Ты и сама можешь!- с издевкой крикнул из своего угла Джим.
- Конечно могу, милый мой братик, но не хочу. Хилари! Открой патефон и достань пластинки. Назначаю тебя ответственным за музыку! Ты ведь не против, дорогой?
Хилари что-то добродушно проворчал и побрел к патефону. Урсула выжидающе посмотрела на Марселя, и тот, послушно поднявшись с круглого стульчика, приблизился к ней. Через секунду они уже кружились под милую старомодную мелодию. Мне показалось, что это была песня "О чем твердят мои часики".
