Марина Серова - Киндер-сюрприз с героином
В ящике стола в аккуратном порядке лежали папки с документами детского фонда «Открытого сердца» — устав, какие-то договора, план работы, газетные вырезки с заголовками типа «К детям — с открытым сердцем», «Открытое сердце — значит веселый праздник»… Отдельная папка представляла собой целое собрание сочинений протоколов собраний детского фонда «Открытое сердце», написанных чьим-то круглым пионерским почерком в лучших советских традициях. Все здесь было по правилам: присутствовали, голосовали, постановили… Спрашивается, кому это надо? А вот мне и понадобились протокольчики-то. Можно прочитать — и за полчаса составить полную картину трехгодичной деятельности детского фонда «Открытое сердце». Если будет необходимость. Впрочем, интересного на первый взгляд в протоколах не было: финансовые грошовые дела, организация концертов ко Дню защиты детей, распределение рейдов по многочисленным семьям… Вот чем, оказывается, занимался советский историк в отставке — продвигал в жизнь теорию малых дел, придуманную сто лет назад народовольцами и позже осмеянную большевиками. Устав от обилия рассыпанных по протоколам пионерско-пенсионерских начинаний, я на полпути оставила изучение этого собрания сочинений «Открытого сердца», решив заглянуть лишь в самый последний лист. И прямо-таки обалдела, опять увидев на странице ту же знакомую фамилию — Владимир Кривин, при чтении которой во рту появлялся железный привкус крови. Как он здесь-то оказался? Протокол собрания, датированный 18 октября этого года, содержал краткие сведения о перевыборном собрании детского фонда «Открытое сердце», структура которого подразумевала трех руководителей-сопредседателей и остальных добровольных членов. Первым и постоянным председателем фонда оставался главный его закоперщик, о чем можно было судить по первым протоколам, — Павел Андреевич Ежков, вторым был неизвестный мне Матвей Егорович Бебеко, третьим — слишком хорошо и печально известный Владимир Алексеевич Кривин. Что за чертовщина? Почему Виталик вчера ничего не сказал о том, что отца с Кривиным связывали какие-то дела? Вот это новости — а я-то думала только про подарки, конфетки-бараночки…
Теперь я с особым нетерпением ждала возвращения Виталия домой. Скорее всего зря он возомнил себя живой мишенью. Кто-то неведомый метил и стрелял прямо в «Открытое сердце» — сначала раз, потом еще раз. Не может быть, чтобы два этих убийства были лишь совпадением. Нет-нет, что-то здесь не так, особенно накануне Нового года… Прежде всего надо проверить расчетный счет «Открытого сердца» в банке. Отыскать Матвея Егоровича Бебеко, бухгалтера и того, кто вел протоколы. Что еще?..
Наконец-то вернулся Виталик, на которого я смогла наброситься с расспросами.
— Даже вспоминать об этом не хочется, — сказал Виталик, безжизненно махнув рукой, когда я стала спрашивать его о фонде «Открытое сердце» и об участии в нем Володьки Кривина. — Ты не о том сейчас думаешь, это сплошные пустяки.
— С самого начала. Все в подробностях, — прицепилась я к Виталику, рассказ которого оказался не слишком длинным.
Четыре года назад Павел Андреевич вышел на пенсию и начал страшно переживать по поводу своей невостребованности и ненужности обществу. Виталик думал, что отец вовсе не переживет такого удара и отправится на тот свет вслед за матерью, которая за год до этого не перенесла операции. Идею фонда подкинул Павлу Андреевичу сам Виталик после жалобы старинного друга отца, клубного работника с сорокалетним стажем Матвея Егоровича Бебеко на невозможность «пробить стену», даже когда хочешь сделать доброе дело. Виталик тогда и подсказал, что в наше время любые дела — и добрые, и недобрые — лучше делать официально, имея юридический адрес, расчетный счет и бумаги с фирменными знаками. Он же самолично помог старикам, видя, как оживился отец при одной только мысли заняться новым делом, состряпать устав, заплатить деньги за регистрацию и расчетный счет, перевел в новый фонд немного денег. Виталик так и думал — будет подкидывать старичкам скромные суммы, чтобы те отводили душу с пользой для общего дела, тем более Матвей Егорович славился в городе как незаменимый организатор детских утренников и всевозможных клубных праздников. Если нет денег — можно подбрасывать сладкой натурой… Но Виталик явно недооценил организаторские способности отца, который решил поставить дело на широкую ноту, разработал план работы на год и отдельно на каждый месяц, а также параллельный план по сбору средств для намеченных мероприятий. Начались даже конфликты из-за того, что Павел Андреевич беспрерывно ходил выпрашивать деньги к людям, которых Виталик считал своими врагами, и часто ставил сына в нелепое положение. Но убедить отца хоть в чем-либо, этого упрямого и убежденного в своих идеях учителя с тридцатилетним стажем, было практически невозможно. Он считал, что дела, которыми теперь занимается, и вообще детские проблемы должны быть вне любых торгово-денежных и личных отношений. «Я действую не как отец Виталия Ежкова, а как представитель детей — а это большая разница, — говорил Павел Андреевич после очередного дурацкого случая. — И этого мне никто, даже родной сын, запретить не сможет».
Но окончательно переполнилась чаша терпения Виталия, когда фонду «Открытое сердце» удалось найти спонсора в виде конкурирующей фирмы «Гном». Причем «Гномы» сами вышли на стариков, перечислив сумму, необходимую для проведения Масленицы со всеми блинами, сувенирами и лошадьми с колокольчиками. Так совпало, что в «Гноме» работал бывший ученик Павла Андреевича — Толя Томилин, который сумел убедить своего начальника оказать помощь «Открытому сердцу», причем не один раз. Этот же Толя подсказал Павлу Андреевичу «ход конем» — ввести начальника в руководство или попечительский совет фонда, что и было сделано в октябре к ярости Виталика, который отказался после этого совсем иметь отношения с «Открытым сердцем». «Это мои связи, — твердил свое Павел Андреевич. — Почему я должен от них отказываться? А не хочешь помогать — ничего, мы теперь и сами справимся»… На этом отец и сын разошлись с миром, к теме фонда никогда больше не возвращались и начали автономно заниматься каждый своим делом, пока не случилась эта декабрьская непонятная охота…
— Какая жалость, что ничего этого я не знала позавчера, — сказала я, выслушав рассказ Виталика и собирая с собой на проработку в большую сумку все папки, имеющие отношение к детскому фонду «Открытое сердце».
— Ты думаешь, эти убийства связаны? — спросил Виталик. — Но — почему?
— Мне нужно срочно встретится с Матвеем Егоровичем и с Анатолием Томилиным…
— Не получится. Матвей Егорович в ноябре скончался от инфаркта, разве я не сказал?
— Ничего себе. Получается, все «Открытое сердце» осталось без своей верхушки. И что же, теперь закроется? — удивилась я невольно.
— Да кто знает? Может, закроется — на счету-то все равно сейчас ни копейки. Может, еще какого-нибудь активиста выберут. Там теперь человек двадцать всяких старичков крутятся. Вдруг кто найдется из желающих? Мне как-то ни к чему. Слушай, Таня, а что мне теперь делать? Голова кругом идет, — снова забыл про свой бойцовский пыл Виталик.
— Звони в похоронное бюро, тебе есть сейчас чем заняться, — напомнила я Виталику горькую правду. — Только постарайся меньше выходить из дома сам, на всякий случай действуй через кого-либо другого, будь на телефоне…
— И не говори… Меня ведь два дня дома не было. Может, звонил кто — сообщения оставил на автоответчике?.. — вспомнил Виталик.
«…Ну ты, сучий Дед Мороз, — послышался вдруг в трубке незнакомый голос. — Ты подарки нам принес? Предупреждаю последний раз — если не откажешься, пеняй на себя. Советую быть посговорчивей… Пи-пи-пи…»
«Пи-пи-пи…» — продолжал отвратительно пищать автоответчик, пока мы, застыв у телефона, смотрели с Виталиком друг на друга широко раскрытыми глазами.
Глава 8 НА СКОРОСТИ ТРИ ОБМОРОКА В ЧАС
Я уже было собралась убегать на срочные поиски ученика Павла Андреевича, некоего «гнома» Толика Томилина, как в приоткрытую дверь в квартиру Ежковых зашла пожилая женщина в стареньком зимнем пальто с куцым воротничком и заплаканными глазами — само Несчастье, его живая аллегория.
— Это правда? — первое и единственное, что спросила она у Виталика. А после того, как Виталий кивнул, женщина тяжело опустилась на стул и надолго замолчала. Пока она неотрывно глядела в пол, мы с Виталиком недоуменно переглянулись и обменялись выразительными жестами. Судя по беспомощно разведенным рукам моего друга, он тоже понятия не имел, кто она такая. Впрочем, теперь, когда несколько дней дверь в квартиру Ежковых будет открыта для всех, кто хочет выразить соболезнование, незнакомых старичков и старушек будет появляться много. Ничего удивительного — Павел Андреевич был человеком общительным, умел притягивать к себе людей… Я уже собралась было потихоньку выползти за дверь, как женщина подала голос…
