Сергей Высоцкий - Среда обитания
Ровно через две недели за Вовкой и его бабушкой приедет на легковой автомашине отец и увезет в Ленинград. Велосипед прикатит Игорю тетка Мария, у которой снимали дачу Бариновы, и скажет:
- Володя тебе подарил. Просил передать. В пять минут собрались, не было времени забежать попрощаться.
Совсем недавно, во время позднего чаепития, мать, рассказывая Оле, жене Корнилова, про то лето, вдруг сказала:
- О покойниках плохо не говорят, но Виктор Евграфович в сорок первом подло с нами поступил...
- Ты о чем, мама? - удивился Игорь Васильевич.
- Я тебе, Игорек, никогда не говорила, вы ведь с Володей и после войны дружили. Когда Баринов уезжал забирать Володю из деревни, я ведь на окопах была. Под Колпином. А его еще раньше просила - поедешь за сыном, и моего забери. Нет, не забрал. Место в машине под вещи берег. Да разве их сбережешь, вещи-то! Людей сберечь не смогли.
И Виктор Евграфович, и отец Корнилова погибли на фронте.
Мать вырвалась за Игорем в самый последний момент - они уезжали с Сиверской последним поездом. Не посади их до станции какой-то сердобольный шофер в битком набитую полуторку, остались бы они под немцем.
Уже после войны, разговаривая с людьми, которые воевали в тех местах, Игорь Васильевич узнал, что через час после их отъезда немецкие мотоциклисты примчались на станцию. Последний пассажирский поезд, на котором они уехали, еще стоял у платформы и пассажиры штурмовали вагоны, а немцы уже ходили по домам на окраине Сиверской и в Белогорке, опознавая переодетых красноармейцев по стриженым головам.
Дареный велосипед Корнилов оставил Натке. Ей уезжать было некуда. Отец воевал на фронте, мать больна.
Летом сорок пятого Корнилов снова приехал в Грязно. Деревня выглядела заброшенной, несколько домов сгорело. Сгорел и дом Голубевых. Ни Наташи, ни ее матери Корнилов не нашел. Их, как и половину других жителей, немцы угнали на Запад.
Через несколько лет он встретил Натку Голубеву на областной комсомольской конференции. Они поженились, когда Корнилов закончил юрфак, и лето провели в Грязно, купаясь в обмелевшем Оредеже, загорая на красивой поляне с чудным названием Дунькин угол.
"Как все это было давно, - с грустью думал Игорь Васильевич. Столько воды утекло в холодном Оредеже, а память хранит эти дни, да, именно, дни - не годы, не месяцы. Эти счастливые теплые дни". И еще он подумал о том, что сколько раз бывал в тех местах, а ни от кого из местных не слышал о том, кто обитал здесь до революции.
С Наташей они прожили только пять лет. Она погибла от руки бандита, когда Игорь Васильевич работал в поселке Рыбацкое инспектором уголовного розыска...
19
Участковый инспектор Мухин ожидал их при въезде в деревню.
- Знакомьтесь, старший лейтенант, - сказал Корнилов, когда Мухин сел в машину рядом с Николаем Николаевичем. - Художник Новицкий, лауреат Государственной премии. К вам, в Орлино, наверное, не часто такие знаменитости заглядывают?
Мухин пожал протянутую художником руку и смутился, не зная, что ответить подполковнику.
- Он у нас большой специалист по древнерусской живописи, - продолжал Игорь Васильевич. - А вот сейчас в сомнении. Говорит, не может в Орлинской церкви старинных икон быть.
- Так ведь я, товарищ подполковник, с чужих слов. Может, и врут люди.
- Ну-ну! Зачем же так - не могут врать все люди разом.
- Вот по этой улочке, - сказал Мухин шоферу, когда машина подъехала к перекрестку. - Там дорога, правда, неважная. Никак сельсовет не раскачается. - Похоже было, что Мухин остро переживал за плохую дорогу. Грузовики в распутицу все разбухали, а летом времени не нашли, чтобы подправить.
- Верующих у вас много? - поинтересовался Николай Николаевич.
- Нет, товарищ Новицкий. Старухи только.
- А молодежь все сплошь атеисты? - улыбнулся художник.
- Да не то чтобы атеисты. Ездят иногда девчонки в Сиверскую церковь. Там поп красивый. А вот мужики - нет.
- Пьют небось мужики, - проворчал Корнилов.
Наверное, чтобы занять паузу, Мухин улыбнулся и сказал:
- Был у нас тут в соседней деревне, в Лампове, один мужик - верующий. Пров Семьенов. Старовер. У них там молельный дом. Так и он перестал к службе ходить. С ним такая история приключилась. Семьенов в пожарке на дружногорском заводе работает. Придет со смены, отсыпается. А в молельном доме в колокол как ударят! Бьют без умелости, ровно в набат. Семьенов, конечно, вскочит, как шальной, и на улицу! Где горит? Так привыкнуть к ихнему колоколу и не смог. Просил баб, найдите нового старосту. Да где его нынче найдешь? Вот и стал дядя Пров атеистом.
Николай Николаевич расхохотался.
- И ушел из староверов?
- Ушел. А в Сиверскую, в православную, говорит, ездить далеко. Мухин сдержанно улыбался, довольный, что развеселил художника. - А вот и церковь наша, - он посерьезнел, нахмурился. - Тут все и произошло.
Нахмурился и Новицкий. Когда они вышли из машины, художник сказал:
- Эх-эх-эх, товарищ начальник, до чего же вы тут довели это сооружение. Ведь еще года три-четыре - и развалится храм. Конечно, не бог весть какой архитектурный памятник, но красиво как поставлен в парке. И озеро вдали блестит.
- Вы Мухина-то не расстраивайте. - Корнилов вздохнул полной грудью, подставив лицо ласковому осеннему солнцу. - Лучше потеребите товарищей из Общества по охране памятников.
- Если бы у них одна эта церковь была! Объектов много, а денег... Новицкий сделал красноречивый жест.
- Ладно. Давайте делом займемся, - сказал подполковник. - Кто нам церковь откроет?
- Сторож совхозный, Баланин. Да вот и он. - Участковый инспектор показал на согнутого недугом старика, стоявшего в сторонке, под раскидистой липой.
- Прохор Савельич! - крикнул он.
Старик не спеша подошел, поздоровался. Глянул снизу вверх на Корнилова. Подполковник отметил, что глаза у старика были совсем молодые, синие, не выцветшие. "Оттого, что он все время вниз, в землю смотрит, что ли?" - подумал подполковник.
- Чем могу? - спросил Баланин. - Храм отворить?
- Открой, дядя Прохор, пожалуйста, - попросил Мухин. - Товарищ подполковник из Ленинграда приехал, с милиции. А товарищ Новицкий художник.
Прохор Савельич скосился на Новицкого. Губы его расплылись в улыбке.
- Знаем, знаем, - сказал он. - У меня дома две картинки ваших висят, Николай Николаевич. Репродукции. - Он быстро открыл амбарный замок, растворил дверь.
- Две картинки? - обрадовался Новицкий. - Вот не ожидал. Польщен, знаете ли. А какие? - он остановился на пороге церкви и заинтересованно смотрел на старика.
- "Лужская степь" и "Веранда". - Прохор Савельич посторонился, пропуская в церковь Корнилова и участкового инспектора. - "Веранда", знаете, там, где рябина на столе.
- Рябина на веранде! - растроганно сказал Новицкий. - Я ее больше всех люблю. Вы меня, Прохор Савельич, к себе не пригласите? Так захотелось посмотреть, как она, моя рябинка, в деревенском доме выглядит. Подлинник-то Русский музей купил, да что-то давно не выставляли.
- Рад буду, заходите. И дочке подарок. Она у меня в Суриковское мечтает поступить.
- Отчего же в Суриковское? - удивился Новицкий. - У нас свой институт есть, Репинский. Не хуже.
- Николай Николаевич! - позвал Корнилов. - Ты в Орлино зачем приехал? Свое самолюбие потешить или уголовному розыску помочь?
- Идите, идите, - тихо сказал старик. - Начальник у вас, сразу вижу, человек серьезный. Мы с вами, если время будет, заглянем ко мне. Тут рядом, за парком. Молочком деревенским угощу. - Он зажег свет, а сам остался у порога.
- Ну, что скажешь, Николай Николаевич? - спросил Корнилов, когда художник остановился у иконостаса.
- Руки-ноги бы обломал хозяину, который погубил эту красоту, - тихо сказал Новицкий, хмуро разглядывая потемневшие, облезшие от дождей и плесени иконы, давно облупившуюся позолоту разрушенного временем и непогодой иконостаса.
Баланин приглушенно кашлянул.
- Спору нет - иконостас-то постарше церкви. Это я вам сразу могу сказать. Без экспертов. Конечно, не пятнадцатый век и не шестнадцатый... Да что же гадать... Надо смотреть внимательно, кое-что снять, на свет божий вынести.
- Мне еще отец рассказывал, - подал голос Баланин. - В Селище в прошлом веке, в тот год, когда Пушкин погиб, церковь сгорела. А иконы мужики вынесли. Успели. Церковь в Селище восстанавливать не стали. Иконы церковный староста хоронил - Илья Степанов Кисочкин. Отец так говорил. А когда этот храм построили, Кисочкины иконы сюда передали.
- Вот и мне мать так же рассказывала, - обрадованный поддержкой, вставил участковый уполномоченный.
- Да-а, - вздохнул Новицкий. - Дела и случаи. Какой-нибудь ящик мне, что ли... Хочу вот верхнюю достать.
Мухин взял ящик из большой кучи, поставил перед иконостасом. Новицкий оглянулся на сторожа. Тот кивнул.
Пока художник вынимал икону, Мухин показал Корнилову на то место, где лежал на полу брезент.
- Здесь, товарищ подполковник, мы и нашли его. Мелом обрисовали...