Уильям Айриш - Женщина-призрак
— Ну, скажите же хотя бы, как она выглядела со спины!
— Я запомнил только стройные ноги в шелковых чулках со швом и туфли на высоком каблуке.
— Оранжевая шляпа в один вечер, чулки со швом в другой! — Ломбар отошел от него. — Этак мы получим полное описание женщины лет через двадцать!
он подошел к двери, распахнул ее и мрачно повернулся к слепому.
— Вы могли бы сделать кое-что получше. Где же ваша профессиональная хватка? В первый вечер вы должны были хорошенько рассмотреть ее, а во второй — услышать адрес, который она назвала шоферу.
— Нет, я не слышал этого.
— Вы будете здесь? Не уходите отсюда. Я позвоню своему другу, о котором говорил. Я хочу, чтобы он приехал сюда сам и выслушал ваш рассказ.
— Он—коп?
— Я же сказал, что вам нечего бояться. Вы нас нисколько не интересуете, можете не волноваться. Но не вздумайте удрать отсюда, пока меня не будет, иначе вы Горько пожалеете об этом!
Он закрыл за собой дверь.
— Вы уже узнали что-то? — послышался удивленный голос на другом конце провода.
— Да. И хочу, чтобы вы определили ценность этого. Думаю, вы разберетесь лучше меня. Я нахожусь в доме 123 между Сент— и Парк-авеню. Там есть пустырь, а в конце его, между виадуками, стоит дом. Я бы хотел, чтобы вы приехали как можно быстрее. Буду ждать вас на улице, там пока за дверью присматривает коп.
Несколько минут спустя Барчесс вылез из патрульной машины. Машина уехала, а Барчесс и Ломбар направились к тому месту, где стоял коп.
— Здесь, — сказал Ломбар, не вдаваясь в пояснения.
— Полагаю, что я теперь могу уйти? — спросил коп. — Да, спасибо, — сказал Ломбар.
Они вошли в дом.
— Он видел ее дважды, — сказал Ломбар Барчессу. — Первый раз в ту ночь, второй — чуть позже. Он слепой, но липовый, так что не смейтесь.
— Ну что же, сейчас проверим ценность его показаний, — сказал Барчесс.
— Он боится копов, — продолжал Ломбар. — Из-за липовой слепоты.
— Что ж, если он сообщит нам что-то ценное, мы не обратим на него внимания, — засмеялся Барчесс. — Да, а почему здесь нет света?
— В самом деле, странно… Когда я уходил, свет горел. Или лампа перегорела, или его выключили.
— Вы уверены, что он был?
— Абсолютно. Я помню, что в комнате было темно, а здесь горел свет.
— Подождите, первым пойду я, у меня есть карманный фонарик.
Он все еще вытаскивал фонарь из кармана. Но тут лестница кончилась, и Ломбар неожиданно упал.
— Скорее свет! — закричал он. — Назад.
Луч света разорвал темноту. Прямо перед ними лежала бесформенная фигура. Ноги были широко раскинуты, голова неестественно повернута. Рядом лежали разбитые темные очки.
— Это он? — пробормотал Барчесс.
— Да, — кратко ответил Ломбар.
Барчесс наклонился над распростертой фигурой и тут же выпрямился.
— Свернута шея, — сказал он. — Умер мгновенно. — Он осветил фонарем пространство вокруг. — Несчастный Случай. Он оступился и упал. Это видно по следам.
Ломбар медленно обошел площадку.
— Отличное время для несчастного случая! Я не успел толком поговорить с ним… — Он резко повернулся к Барчессу: — А вы не думаете, что здесь — что-то другое?
— Проходил кто-нибудь, пока вы были тут?
— Никто не входил и не выходил.
— Вы слышали что-нибудь, похожее на звук падения?
— Нет, мы ждали вас: два раза мимо проезжали грузовики. Их шум мог заглушить все, что угодно. Несчастье могло случиться в один из этих промежутков времени.
Барчесс кивнул.
— Другие обитатели дома тоже могли услышать шум машин. Видите ли, это может быть совпадением, что несчастный случай произошел в тот момент, когда рядом проезжали грузовики. Он мог удариться головой о стену и лежать так: не обязательно при этом должна быть сломана шея. Он умер мгновенно, но что это доказывает?
— Хорошо. Пусть так. А что вы скажете насчет лампочки? Для совпадений уже слишком, не так ли? Я знаю, что говорю, и утверждаю: свет здесь горел, когда я шел звонить вам. Если бы света не было, я позвонил бы вам чуть позже, но я быстро вышел из дома.
Барчесс осветил фонарем лампу.
— Я не принимаю того, что вы имеете в виду. Если он считался слепым или, по крайней мере, большую часть времени ходил с закрытыми глазами, что по сути — одно и то же, какое значение могла иметь для него лампа? Темнота не была бы помехой для него, не так ли? Фактически, в темноте он шел более уверенно, чем при свете.
— Возможно… — сказал Ломбар. — Возможно, он пошел слишком быстро, пытаясь убраться раньше, чем я вернусь, и в спешке забыл закрыть, глаза. Может быть, и правда, что с открытыми глазами он чувствовал себя гораздо хуже, чем вы или я.
— Теперь вы сами запутались. Для того, чтобы быть ослепленным светом, нужна включенная лампа. А вы видите— света здесь нет. Что же это дает? Как мог кто-то устроить так, чтобы в темноте он свернул себе шею?
— Хорошо, пусть это причудливый несчастный случай, — мрачно сказал Ломбар. — Я только утверждаю, что мне не нравится время, когда это случилось. Я разыскал его не…
— Случайности не всегда сообразуются с тем временем, на которое мы рассчитываем.
Ломбар торопливо спустился вниз.
— Во всяком случае, вы все легко объясняете.
— Не расстраивайтесь. Может быть, вы в состоянии найти еще кого-нибудь?
Ломбар снова прыжком вскочил на площадку.
— Что это?
— Это объясняет все, — сказал Барчесс. — Вы видите— загорелся свет? Это от вибрации, вызванной вашим прыжком. Очевидно, при его падении свет погас. Вы можете заниматься своими делами, а отчет об этом случае я возьму на себя.
Ломбар медленно пошел по улице, а Барчесс остался рядом с трупом.
Глава 14
Десятый день перед казнью. Девушка
На листке бумаги, который дал ей Барчесс, значилось: «Клифф Мильбурн, музыкант, последний сезон — театр-казино.
Постоянная работа — театр „Риджент“». И. два телефонных номера. Один — ближайшего полицейского участка, другой — его собственный домашний телефон, на случай, если он внезапно ей понадобится.
— Я не могу посоветовать вам, как к нему подступиться, — сказал он ей. — Вы сами должны сообразить. Возможно, ваш собственный инстинкт подскажет, что делать, лучше, чем я. Только не бойтесь и не теряйте головы. Вы победите.
Сейчас она шла своим путем. Он начинался от зеркала в ее комнате. Это — единственный путь, который она сумела найти. Чистый и невинный вид исчез. Волосы были растрепаны. Голову украшала немыслимая прическа, напоминающая металлический шлем. Исчезли также молодые красивые руки. Вместо них из рукавов торчало нечто ужасное, что пугало даже ее. На щеках появились два огромных красных круга, напоминающих стоп-сигналы, но их яркость имела противоположную цель: не останавливать, а привлекать к себе. На шее висела нитка бус. Носовой платок, отороченный широким кружевом, был пропитан каким-то ядовитым снадобьем, запах которого заставил ее отвернуться, и она торопливо сунула его в сумку. Веки она накрасила ядовито-голубой краской, которой никогда раньше не пользовалась.
Скотт Гендерсон смотрел на нее с фотографии, и ей было перед ним немного стыдно.
— Ты не узнаешь меня, дорогой, — пробормотала она смущенно. — Не смотри на меня, дорогой, не надо.
Наконец осталось сделать последние штрихи. Она надела оранжевые подвязки и укрепила их так, чтобы они были видны. Теперь вроде бы все.
Она быстро повернулась. Его Девушка не могла так выглядеть, нет, это — не его Девушка. Она пойдет по улицам, и вряд ли кто-нибудь узнает ее. Только тот, кто очень хорошо знает ее. Он узнает ее с первого взгляда. Когда она дошла до двери, то повторила, как молитву, слова, которые твердила теперь каждый день, начиная действовать:
— Может быть, сегодня вечером, дорогой, — прошептала она. — Может быть, сегодня вечером.
Она выключила свет и закрыла за собой дверь, и он остался в комнате один.
Когда она вышла из такси, рекламные огни уже горели, но тротуар был еще пуст. Она и хотела попасть сюда пораньше. Она не знала одного: что будут играть, да ей это было безразлично. На афишах было написано: «Продолжение танцев». Она подошла к кассе:
— Для меня на сегодня оставлен билет. Я— Милли Гордон. Первый ряд в проходе у оркестра.
Она ждала этого момента несколько дней. Потому что дело заключалось не в том, чтобы увидеть представление, а в том, чтобы быть увиденной самой. Она достала деньги и заплатила за билет.
— Вы уверены, что это именно то место? Что я буду сидеть рядом с ударником?
— Конечно, я специально отложил этот билет для нас. — Кассир подмигнул ей. — Везет же этому парню. Видимо, вы много думаете о нем. Вот счастливчик!
— Вы не понимаете: дело не в нем лично. Я даже не знаю его. Ну, как я могу объяснить? У каждого из нас есть свое хобби. Мне очень хотелось быть ударником. Каждый раз, когда я бываю в театре, я сажусь поближе к ударнику и наблюдаю за его игрой. Это — моя страсть, еще с детства. Я знаю, что это звучит безумно, но…
