Галина Романова - В любви брода нет
Они в два шага миновали прихожую и вошли в его так называемый кабинет. Эдик тут же метнулся за стол и указал посетителю на стул.
Тот садиться не стал. Просто замер посреди комнатки и принялся очень медленно и очень пристально разглядывать каждый квадратный сантиметр занимаемой Эдиком площади.
— Вы Шершнев Эдуард? — спросил мужчина спустя какое-то время, в течение которого Эдик покрывался липким потом и боролся с диким желанием впиться зубами в свои ногти.
— Да, а вы… — И он жалко улыбнулся мужчине, который не спешил представляться. Эдику пришлось прокашляться, снова улыбнуться и спросить: — У вас ко мне дело?
— Совершенно верно. Дело… — Мужчина для чего-то подошел к окну, выглянул и тут же брезгливо поморщился: — Видок, скажу я вам…
— Да уж — не швейцарский ландшафт. — Шершнев противно хихикнул, став неприятным самому себе. — Так что у вас за дело? У меня времени, сами понимаете… С минуту на минуту должен явиться клиент и…
— Не трепись, — миролюбиво перебил его пришелец, отвернувшись от окна и прильнув задом к подоконнику, отчего оказался как бы за спиной у хозяина, что заставило того занервничать пуще прежнего. — Нет у тебя никаких клиентов. Ну разве только один или одна. Мое дело, кстати, именно последнего и единственного твоего заказа и касается.
— Подробнее можно?
Шершнев мгновенно насторожился. Он, кажется, узнал этого человека и понимал теперь, что ситуация, в которую тот хочет его втянуть, может быть весьма… как бы это сказать поприличнее… Щекотливой может быть ситуация, вот!
— Можно и подробнее, — хмыкнул посетитель. — Мне нужны координаты твоего последнего клиента. Того самого, по поручению которого ты делал фотографии риелторской конторы «Тагриус». Ты же делал их не для собственного удовольствия, так?
У Эдика перехватило дыхание.
Он не мог, господи боже!!! Он же не имел право сообщить это! Пускай просьба посетителя была пустяковой, пускай и заплатить тот намерен и даже несколько долларовых купюр уже положил на краешек стола. Но… удовлетворить его любопытство значило отступить от профессиональной этики, вот! Эдик не мог позволить себе оступиться в самом начале своей карьеры. Вдруг!.. А вдруг этот человек сам заинтересован в нем и пришел проверить его на вшивость подобной просьбой.
— Я сожалею… — невнятно пробормотал Эдик, виновато пожал плечами и совсем уж потерянно оглянулся на потенциального клиента, которого он, судя по всему, потеряет из-за своей щепетильности. — Но поймите меня правильно… Я не могу и не имею права разглашать сведения. Это все очень личное и… вы бы сами не простили мне, разболтай я кому-то о вашей просьбе. Ведь так?
— Логично, — весело ухмыльнулся мужчина. — И все же… Кому вдруг понадобились снимки? Скажите хотя бы, чем или кем конкретно интересовались?
— Но я не могу!!! — воскликнул бедный Эдик, втягивая кудлатую голову в плечи. — Это нарушение всех правил. Я не могу действовать во вред своему клиенту. Поймите меня правильно!!!
На него было жалко смотреть. Высокий и худощавый, в растянувшемся до невероятных размеров свитере и потертых джинсах, с шапкой светлых волос и полоской плохо выбритых усов над верхней пухлой губой… Пацан еще совсем! Что он вообще о себе возомнил? Зачем угнездился в этих трущобах? Деньгу хотел сшибить или поиграть в игры больших и серьезных мужиков? Придурок… Жаль его. Жаль его глупых потуг разбогатеть и при этом не замараться. Да и вообще жаль его загубленной жизни. А она, судя по всему, отсчитывает последние секунды…
— Не обижайтесь на меня, бога ради! — пробормотал Эдик, робко отодвинул от себя стопку купюр и слегка оторвал зад со стула. — Я всегда действую в интересах клиента!
— Я так и подумал, — заметил мужчина и сделал шаг от подоконника.
Он небрежным движением сгреб деньги с края стола. Скомкал их и прямо так комком засунул в карман кожаной куртки. Потом он задумался, уставив взгляд в пол. И вдруг полез к Эдику обниматься. Тот так растерялся и обрадовался одновременно, что распахнул навстречу посетителю свои объятия. Он искренне радовался тому, что на него не держат зла и что ситуация так безболезненно разрулилась, и, кажется, клиент собирается уходить.
Он так и не понял — наивный Эдик Шершнев, — что же на самом деле произошло. Секунду назад он с облегчением улыбался и вдруг начал оседать на пол с этой улыбкой, которая застыла и прочно приклеилась к губам. Глаза его, распахнутые навстречу жизни, застыли, и взгляд их остановился вместе со стуком сердца.
Посетитель между тем перешагнул через бездыханное тело, натянул на руки кожаные перчатки и включил компьютер. Искать долго не пришлось. В папке «мои документы» значился всего один файл, озаглавленный фамилией Севастьянова. Мужчина просмотрел его за считаные минуты, запомнив адрес и телефон. Потом удалил файл, отключил компьютер и через пару минут покинул квартиру.
Его никто не видел, в этом он был абсолютно уверен. А если и видел, то вряд ли обратил внимание на мужчину, что вышел из крайнего — совсем другого — подъезда и быстро завернул за угол дома. Его приметы мог бы без проблем обрисовать Шершнев, но карьера частного детектива закончилась вместе с жизнью, поэтому заинтересовать следствие в плане свидетельских показаний Эдик ничем не сможет.
Все прошло нормально. Пока нормально. Оставалась еще эта Севастьянова, которая наняла парня следить за конторой по продаже недвижимости с одной ей ведомой целью. То ли старушенция просто собирала сведения, желая туда обратиться за помощью, что вряд ли. То ли… оказалась на редкость проницательной. Это было уже хуже. Правильнее сказать, это никуда не годилось. И исправлять ситуацию нужно незамедлительно, пока еще бабка не пустила кругов по воде.
Мужчина сел за руль старенького «Москвича», который оставил далеко от дома сыщика. Завел мотор и без лишних раздумий поехал по адресу, считанному с компьютера ныне покойного Эдика Шершнева…
Глава 10
Назаров проклял все на свете. Начал с градостроителей, намудривших с Верхней Нагорной. Плавно перешел к своей незавидной доле, заставляющей его ползать пешком по грязной окраине города. А закончил Севастьяновой, навлекшей на него еще одну, по его понятиям, совершенно лишнюю головную боль.
К дому, где этой дамочке с благими намерениями, вымостившими известно куда дорогу, заблагорассудилось нанять себе детектива, Назаров подошел почти через час бесконечных блужданий. Грязью, налипшей на его ботинки, смело можно было зашпаклевать стену в его кабинете.
Сан Саныч подошел к нужному подъезду. Шуганул бродячую собаку и принялся очищать подошву об острый металлический штырь, приваренный к трубе, на которой держался подъездный козырек. Потопал ногами, стряхивая с них остатки липкого чернозема, и двинулся к дверям. Собака продолжала забегать вперед, путаясь в ногах и раздражая и без того озлобленного участкового.
— Пшел вон!!! — прикрикнул на собаку Сан Саныч и угрожающе топнул ногой.
— Да не гоните вы его, — вдруг раздалось откуда-то сверху.
Назаров вышел из-под козырька и поднял голову. Из форточки первого этажа, свесившись почти наполовину, на него смотрела миловидная женщина лет тридцати и приветливо улыбалась. На ней был ситцевый халатик до колен и белоснежный передник с кокетливым кружевом понизу. Голова ее была повязана такой же белоснежной косынкой.
— А это ваш пес? — Назаров взялся двумя пальцами за козырек, чуть приподнимая форменную фуражку.
— Нет. Он приблудный, — пояснила дамочка, стоя на подоконнике и сгибаясь почти вполовину.
Было видно, что ей неудобно стоять, высунувшись в форточку. Но она для чего-то это сделала, не из простого же желания позубоскалить. Все выяснилось менее чем через минуту.
— Это наш сыщик его прикормил, — проговорила женщина и пытливо уставилась на Назарова. — Всегда что-нибудь ему приносил, а то и пончиками своими делился.
— Хороший, наверное, человек, — неопределенно произнес Назаров, по ходу соображая, как бы потактичнее ее расспросить о Шершневе.
— Не знаю, если честно, — призналась женщина и спросила: — А вы к нему, что ли?
— Да вроде… — неуверенно промямлил Сан Саныч. — А он у себя, не знаете?
— Не видно что-то. Второй день не видно. — Глаза у женщины вдруг забегали, она еще сильнее протиснулась в форточку и громким шепотом проговорила: — Вы бы зашли ко мне, товарищ милиционер. Мне не очень удобно так стоять.
Назаров вошел в подъезд, поднялся на четыре ступеньки и, обнаружив молодую дамочку у открытой двери, вошел в ее квартиру.
— Назаров Александр Александрович, — представился он и полез в карман за удостоверением.
— Ой, да не нужно этого! Я и так вижу, что вы человек хороший, — беспечно отозвалась женщина и жестом пригласила его в кухню. — В комнате у меня ребенок спит. Я в декретном отпуске сейчас. Малышу всего полгода. Вот и торчу дома. Обычно мы гуляем в это время, но третий день промозгло как-то, вот дома и сидим. Малыша уложу и на кухню. То обед, то ужин, а то и просто в окно глазею. Комната у нас одна, и то окно выходит на свалку. А кухня вот во двор. Все и вся как на ладони…
