Алексей Макеев - Врачебная тайна
— Но ты же по-настоящему ни при чем!
— Серега! Один из водителей «уазика» тоже был ни при чем, скорее всего, однако это его не спасло. Не говоря уже о Роме. Тот Почтальонок даже спросить ни о чем не успел, только выказал намерение. Не хотелось бы тебя пугать, но и на твоем месте я бы не чувствовал себя спокойно. Все знают, что мы друзья. Разве что затеять драку у всех на глазах, расплеваться вдрызг и мотать тебе поскорее обратно в учебку! Тогда, может, спасешься.
— С ума сошел? — спросил Серега с большим сожалением в голосе.
— Ладно, пошли работать, — через силу улыбнулся я. — И с этого момента давай ни слова, ни полслова ни о каком метаноле, тем более — колесах тут. Никаких вопросов никому. Я уже жалею, что заговорил с Люцией о Роме вообще.
Для человека, лишенного в отличие от меня амбиций художника, Серега рисовал вполне прилично. Поэтому на другой день я изобразил красками на альбомном листе картину, которую следует нанести на стену, и разлиновал ее на клеточки, объяснив Сереге, что делать дальше. Надо нанести такое же количество клеток на стене, воспроизвести в каждой из них то, что он видит в альбоме.
Серега с энтузиазмом принялся за самую большую картину в его жизни — по собственному признанию. Я же отправился доложить Гоменскому, что готов приступить к портрету Лизы без ущерба для клуба — там пока управится Перепелкин.
Поменяв у Авинзона пижаму на свою форму, прошел через КПП, предъявив жетон посыльного, выданный мне майором, и столкнулся нос к носу с Назаром.
— Опа — на! А ты куда, военный? — От его вопроса за версту воняло дедовщиной. Будь на его месте Бондарь, можно было бы сказать, что это не его, собачье, дело, вспомнив Шарика. Назару же захотелось напомнить про Кудыкину гору, но это было чревато. Как минимум — задержкой, а я спешил. Поэтому признался:
— Выполняю задание майора Гоменского.
— Какое? — ничтоже сумняшеся спросил Назар.
— Про себя я отвечу на любой вопрос. А про задание Гоменского, не обессудь, пусть рассказывает сам Гоменский, если сочтет нужным.
— Типа, ты у него доверенное лицо? Обжиться здесь решил?
— При всем желании не получится, — вздохнул я. — В учебке дело к экзаменам идет. Если бы не клуб, был бы там уже. Как закончим, так и сдернут.
Зверюга Назар был обезоружен моим доверительным тоном, не придумал до чего докопаться и сказал:
— Ну-ну. Иди, выполняй задание Гоменского.
Я не заставил себя упрашивать и был таков. Правда, до дочки Гоменского у меня было запланировано еще одно дельце, поинтереснее. Зря я, что ли, добился свободного выхода за пределы госпиталя?
В отделении связи, на мое счастье, не было очереди. И Москву дали быстро. Конечно, я не рассчитывал застать дома дядю Васю, но надеялся на племянницу. В будний день, думал, Надька должна быть дома, а не на даче. Не ошибся, услышал в трубке знакомый голосок.
— Здравствуй, Надя. Это я, твой дядя Олег. Ты научилась играть в бадминтон?
— Ой! Здравствуй, дядя Олег! — с иронией откликнулась племянница. «Дядей» она меня называла только в шутку. Хотя реально я был самым настоящим дядей. Кто скажет, что тетей… ну, все знают, что пусть сделает. — Еще неизвестно, кому учиться надо!
— Всем, — примирительно сказал я, — извини, Надя, нет времени. Ты вообще хоть знаешь, что я в армии служу? Мы с твоим отцом — коллеги нынче. Или лучше сказать — сослуживцы.
— Ты что, в Москве?!
— Ну, нет. За шесть с половиной тысяч кэ-мэ от столицы. У нас уже день, а у вас еще утро… А дядя Вася дома? Нет? Я так и думал. Во сколько он на обед приезжает? Мне надо с ним поговорить. Очень.
Надежда ответила, я сказал, что постараюсь перезвонить, глянул на часы — еще две минуты разговора оставалось в запасе.
— На дачу ездите? Да? Слушай, хотел спросить, кто ваши соседи? Помнишь, у них еще свадьба была?
— Это у сыночка, у Шнапса.
— Шнапса?
— Ну да. Они — Шнапаевы, вот сынка по фамилии прозвали. Тот еще крендель! Типа, художник. Ты рисуешь в сто раз лучше, он же только тусуется в богеме да пьянствует. А жена от него сбежала. Обратно, в свою Сибирь, в Читу, уехала.
— Чита — это не просто Сибирь, это Забайкалье… — машинально уточнил я. — А почему жена сбежала так быстро?
— Да он гуляка! Нет, сам-то говорит, не сбежала, а уехала монастырь какой-то рисовать… Она, типа, тоже художница… Но девчонки уверяют, брехня! Просто вернулась на родину.
— Ее ведь Люсей звали? — бухнул я.
— Почему Люсей? Маринкой. Веселая баба! Зажигала здесь — будь здоров… — тут нас разъединили.
После разговора с племянницей у меня осталось два вопроса: первый — не слишком ли много у нас художников развелось? Собственная уникальность тает на глазах. Куда ни плюнь… С другой стороны, патриота Смелкова не может не радовать, что родина богата талантами… Второй вопрос — чего же это Маринка сбежала от гуляки мужа, если сама тоже любит зажигать?.. Ладно, это все ерунда. Главное, чтобы племянница не забыла донести до дядьки, что вечером постараюсь созвониться с ним. Придется исхитриться!
Интересно, еще задумался я, что Маринка отправилась не куда-нибудь, а в Читу, и здесь появился ее двойник по имени Люция, только не курит и не замужем, — совпадение? Может, мне лишь показалось, что Люция очень похожа на московское видение?..
Лиза Гоменская, было видно, преисполнилась желанием раскусить меня. Столько любопытства и живости я наблюдал у щенка, нашедшего в парке ежика. Кто послушал бы со стороны наш разговор с Наутилусом Помпилиусом — это был полный бред.
— А ты давно рисуешь?
— С детства. Как только выучился под стол пешком ходить, сразу давай рисовать!
— Под столом рисовать нечего, — засомневалась Лиза. — Там только ноги.
Очевидно, она поделилась воспоминанием своего детства.
— Ты права. Рисовать ноги только в армии хочется. Некоторые так и делают… В детстве я с картинок срисовывал.
— А я с детства пою! — похвасталась она. И, ничуть не смущаясь, а, напротив, желая меня смутить, запела:
А-а! В Африке горы вот такой вышины!
А-а! В Африке реки вот такой ширины!..
Хорошо пропела.
— Здорово! — похвалил я. — Неудивительно. Если бы у меня был папа майор, вполне возможно, я бы тоже у него запел! «Вы у меня еще запоете!» — любимое выражение офицера.
— А кто у тебя папа?
— Журналист. В газете работает. И художник. Я — в него.
— А мама?
— Преподает в университете.
— А моя мама работает в «Интуристе». Ездит в капстраны даже…
— Она, наверное, джинсы тебе привозит, настоящие, «Ли» или «Вранглер»? И — жвачку. И все подружки тебе завидуют.
— А то! Хочешь жвачки?
— Еще бы! Кто же не хочет?
Моя натурщица тут же спрыгнула с табуретки, ускакала и принесла целую пачку пластинок.
— Держи.
— Я пошутил, — смутился я. — Спасибо.
— Нет уж, бери! Джинсы я тебе не подарю. Они женские, «Левис Страус».
— Мне такие и не подошли бы — «Страус». Никогда не любил прятать голову в песок!
Мне не требовалось, чтобы она сидела ровно. Больше хотелось присмотреться к ней, понять. Посадить неподвижно, думал, успею, если надо будет. Лиза рассмотрела мои наброски, когда стал собираться обратно в госпиталь.
— Ух, ты! Здорово! Какая я тут везде разная!
— Ты — девушка-головоломка, — польстил я ей. — Тебе в университет надо поступать. Там все такие.
— Какие?
— Талантливые хулиганы. Во всем простом стараются увидеть необыкновенное… Даже в мычании.
— А в твоей художественной школе какие были?
— Я не учился в художественной школе, лишь брал частные уроки. Я учился в политехе. Простой технарь. У меня друг в университете учился, я часто там бывал на дискотеках, в ДНД с ним ходил дежурить, а он — со мной… Сегодня работа спорится. — Я потряс рисунками. — Надо ловить вдохновение. Если получится, вечером еще приду. Ты не против?
Она была не против. Насчет вдохновения я соврал лишь отчасти. Оно действительно присутствовало, но к рисованию относилось косвенно. Мне требовалось еще раз побывать на переговорном.
— Оле-ежек! — пропел голос дяди Васи в телефонной трубке — сочный, начальственный. Все-таки должность накладывает отпечаток. — Ну, здравствуй, здравствуй! Когда отец сказал мне, что от службы не бежишь, признаюсь, еще больше тебя зауважал.
— Не хотелось подводить вас с папой. Стали бы шушукаться за спиной — пристроили оболтуса…
— Хм! Шутишь, как всегда…
— Дядя Вася, не шутейный разговор, если честно. И не по телефону бы…
— Уже встревожил!
— Скажите, у вас есть хорошие знакомые из вашего ведомства в Чите? Лучше — друзья. Мне бы хотелось кое-что рассказать…
Дядя Вася откашлялся, покряхтел, спросил:
— Ты не ошибаешься, Олег? Все так серьезно? Есть у меня и знакомые по службе, конечно, и один хороший товарищ, но, понимаешь, он человек серьезный и… занятой. Не хотелось бы дергать по пустякам. Если окажется, что ты сгустил краски…
