Иэн Рэнкин - Не на жизнь, а на смерть
Флайт двинулся по направлению к дверям.
– Чуть не забыл, – сказал он. – Чамберс учился какое-то время в Штатах. Они там учат их быть настоящими актерами. И циничными ублюдками. Мне говорили, что он был лучшим в своем выпуске. Вот почему мне нравится то, что он на нашей стороне. – Флайт помолчал. – Ты все еще хочешь перекинуться парой слов с Томми?
Ребус пожал плечами:
– Почему бы и нет?
Уоткис стоял в вестибюле у одного из широких окон и с наслаждением курил, слушая своего солиситора. Потом они повернулись и начали удаляться.
– Слушай, – сказал Ребус, – я передумал. Давай оставим Уоткиса в покое на какое-то время.
– Ладно, – кивнул Флайт, – ты же у нас эксперт.– Но, увидев его кислое выражение лица, расхохотался. – Расслабься. Я-то знаю, что ты никакой не эксперт.
– Звучит ободряюще, Джордж, – сказал Ребус, даже не подумав обидеться. И, глядя в спину удаляющемуся Уоткису, подумал: не мне одному сегодня пофартило.
Флайт снова рассмеялся. Его так и разбирало любопытство: кого же это Ребус высматривал в зале суда? Но если он не хочет говорить об этом… Что ж, его право. Флайт умел ждать.
– Так что теперь? – спросил он.
Ребус выразительно потер челюсть.
– Мое свидание с дантистом, – ответил он.
Энтони Моррисон, который настаивал на том, чтобы его называли Тони, оказался намного моложе, чем ожидал Ребус. Ему было не более тридцати пяти лет, и его хилая подростковая фигура совершенно не сочеталась с головой взрослого мужчины. Ребус выругал себя за то, что разглядывает его чересчур пристально. Блестящее, гладко выбритое лицо, пучки щетины на подбородке и на щеке – там, где бритва была бессильна выполнить свою работу, аккуратно подстриженные волосы и сосредоточенный взгляд: на улице он принял бы его за шестиклассника. Да, несомненно, как патологоанатом, а тем более дантист-патологоанатом, – этот парень представлял собой полную противоположность Филипу Казнсу.
Узнав о том, что Ребус шотландец, Моррисон пустился в пространные рассуждения о том, чем современная патологическая анатомия обязана шотландцам, «таким, как Глейстер и сэр Сидни Смит», оговорившись, что последний родился на островах Антиподов. Потом он признался, что его отец был шотландцем, хирургом, и поинтересовался, известно ли Ребусу о том, что первая в Англии кафедра судебной медицины была основана именно в Эдинбурге. Ребус, слегка растерявшийся от такого обилия фактов, признался, что в первый раз об этом слышит.
Моррисон отвел их в свой кабинет, подпрыгивая от нетерпения. Но как только он оказался внутри, манера его поведения изменилась, и дантист-патологоанатом разом превратился в профессионала.
– Он снова задал нам задачу, – проговорил он без всякой преамбулы и провел их к стене позади своего стола, где висело несколько черно-белых фотографий размером 20 на 25, демонстрировавших крупным планом следы зубов на животе Джин Купер. Некоторые из них были соединены стрелками с пришпиленными рядом записками, в которых излагались основные результаты изысканий Моррисона.
– Теперь-то я знаю, где искать, – сказал он, – так что мне не составило особого труда установить, что следы зубов те же самые, что встречались на жертвах предыдущих нападений. Однако тут есть одна особенность… – Он взял со стола еще несколько фотографий. – Это тело первой жертвы. Видите, следы зубов менее отчетливы. Они становятся более отчетливыми на телах второй и третьей жертв. А сейчас… – Он показал на стену с фотографиями последней жертвы.
– Они стали еще глубже, – продолжил Ребус.
Моррисон взглянул на него с просиявшим лицом:
– Вы абсолютно правы.
– Это значит, что он становится более жестоким.
– Если мы можем охарактеризовать нападение на того, кто уже мертв, как «жестокое», тогда да, инспектор Ребус, он становится более жестоким, хотя лучше, может, будет сказать «более неуравновешенным». – Ребус и Флайт переглянулись. – Помимо того что изменилась глубина укусов, мне нечего добавить к моим предыдущим выводам. По всей вероятности, зубы искусственные…
– То есть фальшивые? – перебил его Ребус. Моррисон кивнул. – Как вы это определили?
Моррисон снова просиял, словно отличник, которому нравится выпендриваться перед учителями.
– Как же лучше объяснить это вам, непрофессионалу? – Он некоторое время обдумывал этот вопрос. – Ну, в общем, человеческие зубы – например, ваши, инспектор Ребус, – кстати, вам бы неплохо показаться врачу – со временем стираются, особенно по краям. Края искусственных зубов более гладкие, более закругленные. На них меньше потертостей и трещин. Особенно ярко это выражено на передних зубах.
Ребус сжал губы и провел языком по зубам. И правда, какие-то зазубренные, словно тупая пила. Он не был у дантиста уже лет десять, а то и больше, не нуждался в его услугах. А теперь Моррисон отпускает язвительные комментарии в его адрес. Неужели они и вправду так ужасны?
– Итак, – продолжал Моррисон, – именно по этой причине, а также по ряду некоторых других признаков я бы сказал, что у убийцы искусственные зубы. Но они к тому же очень любопытны…
– Да? – Ребус постарался не раскрывать рта, чтобы не показывать Моррисону свои позорные зубы.
– Я уже объяснял это инспектору Флайту. – Моррисон помедлил, давая Флайту возможность подтвердить его слова кивком. – Если вкратце, то объем верхней челюсти намного превышает объем нижней; сделав некоторые измерения, я пришел к выводу, что у человека с такими зубами должна быть необычная форма лица. Я даже сделал несколько набросков, но потом мне пришло в голову кое-что получше. Я рад, что вы зашли ко мне сегодня. – Подойдя к шкафу, он открыл его.
Ребус взглянул на Флайта, но тот только плечами пожал. Моррисон снова повернулся к ним, держа в правой руке какой-то странный предмет, накрытый коричневым бумажным пакетом.
– Смотрите, – сказал он, срывая пакет с предмета, – вот она, голова Оборотня!
В комнате повисла гробовая тишина. С улицы стал отчетливо слышен шум дорожного движения. Ни Ребус, ни Флайт не нашлись сразу что сказать. Они подошли поближе к хихикающему Моррисону, который разглядывал свое творение с неподдельным восторгом. Внезапно снаружи донесся оглушительный визг тормозов.
– Оборотень, – повторил Моррисон. Он держал в руках гипсовый слепок человеческой головы. – Вы можете счесть мою идею нелепой, – сказал Моррисон, – по правде говоря, она достаточно умозрительна, основана на самых простых расчетах. Но челюсти, смею надеяться, заслуживают вашего внимания.
Да, челюсти и в самом деле были весьма занятные. Верхние зубы выступали вперед, растягивая и выпячивая верхнюю губу и кожу под носом. Напротив, нижняя челюсть была вдавлена настолько, что ее и видно-то не было; это напомнило Ребусу сделанные по найденным останкам реконструкции ископаемого человека-неандертальца. Подбородок был узким и заостренным, а скулы, находящиеся на одной линии с носом, резко выступали под глазами, а затем проваливались внутрь, стягивая лицо книзу. Лицо было настолько необычным, что Ребус засомневался, существуют ли такие в реальной жизни. Но ведь это нереальная жизнь, верно? Это всего лишь реконструкция, напрямую зависящая от теоретических умозаключений и углов измерений. Флайт не сводил с гипсового лица восхищенного взгляда, словно хотел навеки сохранить его в памяти. У Ребуса в голове мелькнула мысль, от которой его прошиб холодный пот: Флайт поместит фотографию слепка в газетах и арестует первого бедолагу, чье лицо будет хотя бы отдаленно напоминать эту маску.
– Вам не кажется, что это лицо изуродовано? – спросил Ребус.
– Нет, конечно, – отвечал Моррисон со смешком, – видели бы вы случаи, с которыми мне приходилось сталкиваться. Нет, это лицо нельзя назвать деформированным.
– Приблизительно таким мне всегда представлялся стивенсоновский мистер Хайд, – проговорил Флайт.
Только не упоминай при мне о Хайде, подумал Ребус.
– А вы, инспектор Ребус? – спросил Моррисон, продолжая улыбаться. – Что вы думаете по этому поводу?
Ребус снова уставился на слепок:
– Выглядит как нечто доисторическое.
– Ага! – вскричал Моррисон с неподдельным энтузиазмом. – Именно так я сперва и подумал. Особенно учитывая выступающую верхнюю челюсть.
– А как вы догадались, что это следы верхней челюсти? – спросил Ребус. – Может, на самом деле все наоборот?
– Нет, я уверен, что рассчитал правильно. Следы укусов согласуются друг с другом. Не считая третьей жертвы, конечно…
– Да?
– Именно так, следы на третьей жертве весьма странные. Нижняя челюсть, та, которая поменьше, оставила более длинные, растянутые следы по сравнению с верхней. Как вы видите на этом слепке, убийце потребовалось бы сделать нечеловеческое усилие, чтобы укусить жертву подобным образом.
Он продемонстрировал им положение зубов при таком укусе, широко раскрыв рот, подняв голову и выпятив нижнюю челюсть.
