Кэти Райх - Смертельный выбор
Я показала Бержерону незаросший шов.
– Совсем еще ребенок, – произнесла я. – Вероятно, не старше двадцати.
Он что-то ответил, но я не услышала. Мое внимание привлекла неровность на правой теменной кости. Очень осторожно я провела по ней пальцами. Да, там явно что-то было.
Стараясь не делать лишних движений, чтобы ничего не сломать, я подставила череп под кран и, воспользовавшись зубной щеткой с мягкими щетинками, принялась счищать грязь. Бержерон молча ждал, пока дефект не станет доступным взгляду. Мне потребовалось только несколько минут.
Мы увидели маленькую круглую дырочку, расположенную чуть выше ушной раковины. На глаз ее диаметр составлял примерно один сантиметр.
– Огнестрельное ранение? – предположил Бержерон.
– Может быть. Хотя нет. Не думаю.
Несмотря на то что размеры отверстия идеально подходили для мелкокалиберной пули, канал не выглядел как пулевое ранение. Края ровные и закругленные, словно внутренняя поверхность дырки от пончика.
– Тогда что?
– Пока не могу сказать точно. Возможно, какая-нибудь разновидность врожденного дефекта. Или нарыв. Пойму, когда уберу все лишнее и доберусь до внутричерепной поверхности. Мне также понадобится рентген. Хотелось бы выяснить, как обстоят дела внутри кости.
Бержерон посмотрел на часы:
– Дайте мне знать, когда закончите. Я должен сделать прикусную рентгенограмму зубов. Я вроде бы не заметил никаких признаков лечения, но, возможно, рентген что-нибудь выявит. На правом клыке есть странное выравнивание, которое могло бы оказаться полезным, но я бы предпочел работать с нижней челюстью.
– В следующий раз я проявлю больше усердия.
– А вот это совсем не обязательно, – рассмеялся он.
После ухода Бержерона я установила череп в резиновое кольцо и отрегулировала воду так, чтобы она без большого напора стекала на большое затылочное отверстие. Оставив череп под краном, я продолжила фотографировать Гейтли и Мартино, документируя особенности скелетов для установления личности. Также я сделала множество снимков пулевых отверстий на затылке каждой из жертв.
Время от времени я проверяла, как там обстоят дела с черепом неизвестной девушки, выливая отделившуюся под воздействием воды грязь. Примерно в полдень, когда я осушала осадок, внутри черепа что-то отделилось и со стуком ударилось о стенку. Я снова поставила череп на кольцо и просунула пальцы внутрь.
На ощупь предмет казался длинным и тонким. Я попыталась вытащить его, но от него отходил какой-то отросток, все еще схваченный землей. С трудом сдерживая любопытство, я поточнее направила кран и решила пока заполнить отчет о Гейтли.
К часу дня предмет уже полностью освободился, но его хвост по-прежнему сидел весьма прочно. Сгорая от нетерпения, я наполнила раковину, погрузила в воду череп и решила пока спуститься в кафетерий.
Пообедав, вернулась в лабораторию и обнаружила, что вымачивание превратило остатки грязи в жидкую кашицу, так что я смогла запросто вылить ее. Затаив дыхание, я засунула внутрь пальцы и очень осторожно вытащила загадочный предмет наружу.
Он представлял собой какое-то крошечное устройство меньше десяти сантиметров в длину и состоял из кусочка трубки с клапаном на конце. Я почистила его и положила на поднос. Не сомневаясь в важности находки, но не имея ни малейшего представления о ее назначении, я вымыла руки и отправилась на поиски патолога.
Как гласило расписание запланированных дел, Ламанш в данный момент находился на заседании комитета по вопросам детской смертности. Его обязанности исполнял Марсель Морен.
Когда я постучала в дверь, он оторвался от лежавших перед ним бумаг.
– Есть минутка?
– Ну конечно же. – Его французский был наполнен теплом и мелодичностью, напоминая о Гаити, где Морен провел юность. Я вошла в кабинет и выставила перед ним поднос.
– Так-так, хирургический имплантат. – Его брови вопросительно приподнялись за очками без оправы. Они были совершенно седыми, так же как и коротко подстриженные вьющиеся волосы, зачесанные назад.
– Я так и подумала. Не могли бы вы рассказать мне о нем?
Морен поднял обе ладони, словно сдаваясь:
– Не очень много. Похоже на какой-то шунт, но я не нейрохирург. Вам следует поговорить с Кэролайн Рассел. Она давала нам несколько консультаций в области нейрохирургии.
Он полистал свой органайзер, выписал номер и протянул его мне со словами:
– Она работает в МНИ.
Я поблагодарила Морена, вернулась в свой кабинет и набрала Монреальский неврологический институт. Доктор Рассел была на совещании, так что я оставила сообщение. И только я повесила трубку, как телефон зазвонил. Раздался голос Клоделя.
– Вы уже разговаривали с Бержероном? – поинтересовался детектив.
– Он только что ушел.
– Итак, эти двое покидают список пропавших без вести и перекочевывают в список покойников.
Я ждала продолжения, но Клодель замолчал.
– И?
Пауза на другом конце провода.
– Мы начали всех обзванивать, но никто ничего не знает. Неудивительно, учитывая, что прошло уже больше десяти лет, а эти ребята не сидят на месте. Впрочем, они бы в любом случае нам ни черта не сказали, даже если бы мы из этой ямы вытащили на свет божий их бабушек.
– А что там Ринальди?
– Лягуха продолжает как заведенный бормотать одно и то же. Он знает то, что знает, из десятых рук. Согласно курсирующим среди членов клуба слухам, Гейтли и Мартино решили сходить на вечеринку и попали точнехонько на собственные похороны.
– В носках.
– Верно. Эти парни имеют склонность раздевать своих жертв. Но сам Лягуха якобы не присутствовал там, когда произошло убийство. Вероятно, в тот вечер он усердно занимался благотворительностью. А что там насчет третьего парня?
– Третий парень на самом деле девушка.
– Вот как, девушка?
– Да. Лягухе известно что-нибудь о ней?
– Ни черта. Но Лягуха не раскроет ничего, если ему не будет светить выгода. Что вы уже можете рассказать о ней?
– Белая девочка-подросток.
– Так молода?
– Да.
С другого конца трубки до меня доносился шум уличного движения, и я догадалась, что Клодель звонит из придорожного автомата.
– Я запрошу список пропавших без вести подростков. За какой период?
– Лет десять назад.
– Почему именно десять?
– Я предполагаю, что останки лежат в земле по крайней мере уже два года, но по найденным частям невозможно точно указать верхний предел. Мне кажется, что это перезахоронение.
– Что вы имеете в виду?
– Думаю, ее похоронили в каком-то другом месте, потом выкопали и перевезли туда, где мы ее обнаружили.
– Почему?
– Еще один проницательный вопрос, детектив Клодель.
Я сообщила ему о хирургическом имплантате.
– А что это значит?
– Как только выясню, сразу же дам вам знать.
Едва лишь я положила трубку, как телефон снова зазвонил. Кэролайн Рассел готова встретиться со мной в три часа. Я посмотрела на часы. Если богиня парковки улыбнется мне, то я успею.
Я написала номер дела на крышке пластикового контейнера для образцов и герметично закрыла имплантат внутри. Забежав на минутку к Бержерону и сообщив ему, что череп девочки в его полном распоряжении, я поспешила к машине и помчалась через весь город к месту встречи.
Больница Королевы Виктории была построена в конце XIX века. Раскинувшийся на большой территории комплекс из серого камня находится в самом сердце Монреаля, возвышаясь над кампусом Университета Макгилла, словно средневековый замок на тосканском холме.
На границе замка располагается Мемориальный институт Аллана, печально известный вследствие проводимых здесь ЦРУ в конце пятидесятых годов экспериментов с наркотическими препаратами. Монреальский неврологический институт, или МНИ, размешается на восточном конце Руаял-Вик, на Университетской улице. Образовательные и научно-исследовательские подразделения Университета Макгилла, а именно МНИ, неврологическая больница и новый НИИ опухолей головного мозга соседствуют с футбольным стадионом, являясь воплощенным в извести и кирпиче свидетельством преимуществ современного учебного заведения.
Комплекс «Нейро», как кратко называют исследовательский институт и больницу, пришел к нам из тридцатых годов и является детищем Уайлдера Пенфилда. Блестящий ученый и нейрохирург, доктор Пенфилд, к сожалению, не предвидел появления правил регулирования дорожного движения. Парковка здесь была просто самым настоящим кошмаром.
Следуя указаниям доктора Рассел, я въехала на территорию Руаял-Вик, облегчила свой кошелек на десять долларов и начала кружить в поисках места. Пришлось объехать стоянку раза три, пока я не заметила, как трогается одна из машин. Как только «ауди» отъехала, я ловко заскочила на ее место, таким образом избежав необходимости настраивать радиоприемник на частоту 88,5 FM, чтобы узнать последние новости о парковке. На часах было уже без пяти три.
