Анна Данилова - Ведьма с зелеными глазами
– Ух ты! У тебя идея еще лучше! На самом деле про Эмму-то мы всё знаем, и вряд ли у нее были враги, ну, если только эта Болотова-ревнивица. А вот про Зосю мы знаем очень мало, лишь то, что она ворожила, лечила людей, предсказывала будущее… А что, если она, предположим, приготовила какое-нибудь приворотное зелье и разрушила тем самым семью? А брошенная жена, узнав об этом и решив, что во всех ее несчастьях виновата Зося, убила ее?!
– Да, я тоже об этом думала. Вот взять хотя бы Нору…
– Нору? Думаю, что и она тоже рассчитывала, что Зося даст ей какое-нибудь зелье…
– Аня, она что, дура? – Катя возмущенно покрутила пальцем у виска. – Нора – современная и очень умная женщина! И Эмма вряд ли пообещала ей, что Зося даст ей подобное зелье, это же полный бред!
– Но мне-то она давала какую-то микстуру… – тихо произнесла Аня. – Нет-нет, не приворотное зелье, конечно, но что-то такое, какой-то настой трав, который придал мне силы, улучшил настроение… И прямо скажу, что если бы она дала мне какую-нибудь настойку, ну, в случае, если бы Мики меня разлюбил, и я это почувствовала, то я поверила бы Зосе и принимала бы ее по схеме…
– Как в сказке?
– Да, представь себе. Мы ничего не знаем о таких людях, как Зося, которые лечат людей, заглядывают в будущее… Они обладают, может быть, какими-то биополями или способностями, которые нам не дано даже осмыслить!
– Ладно, давай закроем эту тему. Может, ты права, и Зося на самом деле причинила кому-то вред или кто-то из ее клиентов или клиенток так решил… Понимаешь, убили двух женщин, хороших женщин, значит, существует кто-то, кто пожелал смерти одной из них. Одной, понимаешь?
Раздался звонок в дверь, пришла Нора. Посвежевшая, бодрая и очень серьезная. Одета была просто: синие джинсы и серый тонкий свитер. Увидев Аню, родное лицо, она бросилась к ней, и подруги обнялись.
– Мне все кажется, что это сон… Что мы сейчас увидим Эмму! – сказала Нора, и глаза ее наполнились слезами. – Это я, я во всем виновата! Она не должна была ехать договариваться с Зосей… Мы должны были поехать с ней вместе!
– Водки? – спросила Катя.
– Да, водки. И у меня идея – поехали в Панкратово. Этот следователь, Азаров, он ничего не знает о Панкратово, о Зосе, он копается здесь, в Москве, ищет мотивы убийства Эммы, а нам надо встретиться с другим следователем, не знаю, как его зовут, чтобы понять, кто и за что мог убить Зосю. Он лучше знает местных, к тому же у него уже есть какая-то информация о ней, о том, кто мог ей желать смерти. Он работает в том направлении, которое мне кажется более перспективным!
– Ну ничего себе! – удивилась Катя. – Мы только что об этом говорили с Аней! Но не будет ли это выглядеть по-идиотски? Три подвыпившие особы едут в деревню, ночью, чтобы побеседовать со следователем, имени которого мы даже не знаем?!
– Я могу позвонить Азарову прямо сейчас и спросить фамилию того следователя, – предложила Аня.
– Нет, все это как-то глупо… – сказала Катя. – Думаю, мы сможем узнать фамилию этого следователя более простым способом. Просто позвоним в районную прокуратуру, в Луговское, в чьем ведении находится Панкратово, и спросим номер телефона и фамилию следователя, ведущего дело об убийстве Зоси Левандовской, скажем, что у нас есть важная информация. Уверена, нам сообщат и его фамилию, и номер телефона… Думаю, там все на ушах стоят от этих убийств, и они с радостью назовут фамилию следователя, его телефон, а может быть, и адрес!
В Интернете нашли номер телефона Луговской прокуратуры, Аня позвонила, зловещим шепотом попросила дежурного связать ее со следователем, ведущим дело об убийстве Зоси Левандовской, на что ей вполне резонно ответили, что следователь сейчас дома, отдыхает, и что связаться с ним можно будет только завтра.
– Я знаю, кто убил Зосю, – сказала, входя в роль героини криминального фильма, Аня. Ее реальные переживания на время были затуманены алкогольным куражом.
– Записывайте, – мгновенно отреагировали в телефоне. – Его фамилия Евсеев, зовут Михаил Евгеньевич. Телефон…
Аня быстро нацарапала номер телефона Евсеева. Глаза ее были влажны, губы улыбались.
– Девчонки, ну что, поехали? Катя, ты вроде бы почти ничего не пила…
– Как же, пила! – тряхнула головой Катя. – Если меня остановят и проверят – лишат прав.
Нора застыла с рюмкой водки в руке:
– Ну ладно, тогда не буду пить… Дело-то важное!
Она поставила рюмку на стол, подцепила вилкой кусочек маринованной селедки, положила в рот и заела черным хлебом.
– Не зря же я сюда приехала! Если по моей, пусть и косвенной, вине Эмма оказалась в Панкратово, где погибла, то я должна сделать все от меня зависящее, чтобы помочь следствию разыскать убийцу… Убийство – какое страшное слово. Аня, Катя, погрызите кофейные зерна… Водка, конечно, вещь хорошая. Но все-таки… Ну что, поехали?
11. Борис Болотов
Квартира была погружена в темноту. Тишина облепила мою голову, словно ее обмотали ватой. Хоть бы вода капала из крана, все-таки звук, движение, жизнь, реальность. Смерть притаилась в темных углах гостиной, где я лежал, как мертвый, на диване, и не было никакой разницы, открыты мои глаза или закрыты – кругом черно.
Мой мозг отказывался принять реальный факт, что Эммы больше нет. Судьба послала мне ее как глоток чистого воздуха, словно ангел спустился с небес и присел на краешек моего одиночества. Я как увидел ее, парящую, летящую, с развевающимися волосами, источающую какую-то внутреннюю силу, так сразу моя грудь, там, где сердце, наполнилась теплом и кровь забурлила по жилам. Помнится, я сразу поднялся ей навстречу и едва удержался, чтобы не обнять ее – настолько я почувствовал, что она моя, что это родной мне человек.
Я предложил ей сесть напротив в удобное кресло, распорядился, чтобы ей принесли кофе, и, разглядывая ее, даже склонил голову набок, как если бы приготовился слушать ее долго, несколько часов.
Она была свежа и прекрасна, розовый румянец заливал гладкие щеки, глаза ее, цвета пропитанной солнцем осенней листвы, блестели. Золотистые волосы были слегка растрепаны, словно она приехала в кабриолете и ветер наполнил их утренней прохладой.
Она говорила с легкой улыбкой на лице, как человек, заранее знающий, что у него все получится и что если не сложится здесь, в нашей архитектурной конторе, то к ее услугам будут наши конкуренты.
Она показала мне фотографии полуразрушенной дворянской усадьбы, которых в России осталось не более трехсот. Память о царском времени, о праздной и красивой жизни избранных, о вкусе тогдашних архитекторов и нескромных желаниях хозяев. Мысленно я задавал ей один и тот же вопрос: в вас забурлила дворянская кровь? Эта усадьба имеет отношение к вашей родословной? Но так и не спросил. И правильно сделал, потому что она достала из своей папки рисунки – схемы, план, какой ей видится отреставрированная усадьба, и я чуть не свалился со стула, на котором сидел, пересев к ней и ее бумагам поближе. Внутренность усадьбы была разделена ее решительным карандашиком на пятьдесят отдельных небольших комнат плюс какие-то подсобные помещения, огромная кухня, терраса, балконы и хозяйственные постройки на заднем дворе усадьбы. Подняв на меня свои большие глаза, она попросила меня сохранить наш разговор в тайне, поскольку не хотела, чтобы кто-то узнал о ее проекте раньше времени.
– Но и не рассказать вам, во что я хочу превратить этот дом, почти дворец, я тоже не могу, потому что это жилище довольно специфично… Это дом для пятидесяти художников, оставшихся за бортом жизни.
– Художников?
– Я имею в виду художников в широком смысле этого слова, – уточнила она. – Для творческих людей, оставшихся без крова или средств к существованию. И для тех, кто сам пожелал бы жить там, понимаете?
– Это хорошо, что вы объяснили мне, кто там будет жить, поскольку это имеет большое значение, – произнес я.
– Вы – первый, к кому я пришла, я читала о вашем бюро в Интернете, смотрела портфолио, и мне очень понравились ваши работы. Не скрою, я посмотрела и одну из ваших последних работ вживую, на Петровском бульваре, вы там отреставрировали особнячок, просто сказка! Вот поэтому я здесь.
– Хорошо, мы подготовим вам свой проект перепланировки, несколько вариантов отделки, вы посмотрите, выберите, и тогда начнем работать.
Она так улыбалась, что стены в комнате становились светлее, и солнце, словно раздвинув ветви качающихся за окнами тополей, залило все вокруг. Я смотрел на нее, и желание прикоснуться к ней, потрогать ее шелковистую кожу, чтобы убедиться, что она женщина, а не солнечное видение, охватило меня. И мне не было уже дела ни до усадьбы, ни до проекта, ни до чего. Я мысленно усадил ее к себе на колени и целовал розовые губы, зарывался лицом в золотистые волосы. Ни одну женщину я так не желал, как ее. Когда же она назвала мне свое имя, уже перед самым уходом, я вдруг понял, что более гармоничного существа, которому бы так подходило это тягучее, медовое и роскошное имя Эмма, в природе не существует.
