Мария Жукова-Гладкова - Марш Мендельсона на бис
Потом я задумалась об убитой Маринке. Неужели она собиралась возвращаться сюда? Я в очередной раз обвела глазами комнату, в которой находилась. Полуразвалившаяся мебель, заляпанные пятнами старые обои, оторванные в нескольких местах, пыль, паутина в углах, грязь. Нищета. Возвращаться сюда?! После Артема Александровича? У него, конечно, тоже не Эрмитаж и пыли-грязи хватает, но… Мебель у свекра, в общем-то, тянет на антиквариат, по крайней мере, ряд экземпляров. Пыль в основном в темной комнате, где хранятся его «богатства». Кухня, спальня, да и комната приема клиентов содержатся в относительной чистоте, а по сравнению с этой квартирой там вообще стерильность операционной.
У свекра холодильник всегда забит продуктами, а тут, как я догадываюсь, иногда бывает только хлеб. Артем Александрович – мужик щедрый. Всех своих пассий он одевал-обувал, не говоря уже о том, что изменял к лучшему их внешность. Увидев то, как живет мать Маринки, я могла понять, почему Варфоломеева-младшая ухватилась за предложение Артема Александровича. Пусть ему шестьдесят четыре года, но она переезжает в отдельную трехкомнатную квартиру, нормально питается, ее одевают, работать не заставляют, да еще и делают краше и милее. Возможно, Маринка хотела женить свекра на себе, а потом… Потом могло быть несколько вариантов, но не будем о них. В любом случае Маринки больше нет.
Возможно, она не собиралась уезжать к матери? Во всяком случае, по своей воле. Или задумала уйти, кое-что прихватив с собой. Ключ у нее оставался. Пришла, чтобы поискать, какие сокровища у него хранятся. А он… случайно вернулся. И застал Маринку за этим неблаговидным занятием. Или застал раньше – а поэтому выгнал. А она вернулась еще раз. И тут Артем Александрович не удержался. А потом устроил незапланированную встречу с Анютой и со мной…
Можно было ожидать такого от свекра? Или я зря так плохо о нем думаю? Для собственного успокоения мне нужно знать время смерти Маринки. Но это завтра.
А сегодня вытянуть из матери все, что та помнит. Если что-то помнит.
Кривясь, я посмотрела на стоявший на краю стола стакан, наполненный портвейном. Мне было противно даже прикасаться к нему, но я себя пересилила, сказав, что это нужно для дела. Я должна. Валентина уже только тихо скулила, застыв на полу. Она лежала, отвернувшись от меня к стене.
Я взяла стакан, встала, нагнулась над женщиной и протянула ей портвейн.
– На, выпей, легче будет.
Валентина словно очнулась. Села. Потерла глаза и выпучилась на меня.
– Ты кто такая? – спросила она наконец.
«Точно, белая горячка», – подумала я.
– Не, ты кто такая? – не отставала Валентина, поднимаясь на ноги. – Чего это ты делаешь в моей квартире? Как ты сюда попала, а? А ну признавайся!
Валентина вперила руки в бока и вылупилась на меня, округлив глаза.
– Пить будешь или нет? – спросила я у нее, так и держа стакан с портвейном в руке. – Или вылью в туалет. Зря я, что ли, тебе выпивку принесла?
– Э… – помычала Валентина, уставилась на стакан в моей руке, словно впервые его заметила, потом на бутылки на столе, Тимку, спокойно сидящего у топчана, и, наконец, снова на меня. – А, вспомнила, – заявила хозяйка, схватила стакан, вылакала до дна, резко выдохнула, тут же налила себе еще половину и обратилась ко мне: – Да ты садись, чего встала. Я вспомнила.
Теперь хозяйка натужно улыбалась, всем своим видом демонстрируя радушие.
«Ну влипла», – подумала я, но приглашение приняла.
Валентина тем временем предложила помянуть ее дочь, хотя та была и «дрянь редкостнейшая». Я согласилась и сделала это колой, в то время как хозяйка вылакала еще полстакана портвейна.
«Только бы не вырубилась», – пронеслась у меня мысль, и я поняла, что тянуть с расспросами больше не стоит.
– Когда ваша дочь была у вас в последний раз? – поинтересовалась я.
Валентина наморщила лоб, потом прищурилась и посмотрела на меня.
– А тебе зачем? – спросила она. – Ты чего, из милиции?
– Нет, я не из милиции, – спокойно ответила я, глядя хозяйке прямо в глаза. – Я пришла по вашему же приглашению. Вы помните, что звонили Артему Александровичу Прохорову и просили его приехать? Так вот, он приехать не может, потому что убит горем. Приехала я, его родственница, по его просьбе. И по вашей. Артем Александрович интересовался, как вам можно помочь? Он прекрасно понимает, что у вас горе. Как и у него. У вас общее горе. Погибла Марина. Вы попросили купить вам выпить. И сказали что. Я купила. Денег у вас не прошу. – При последней моей фразе Валентина как-то резко дернулась, а я поняла, что попала на больную точку. – Вы сказали по телефону, что хотели о чем-то поговорить с Артемом Александровичем, но только лично. Я спросила, могу ли приехать вместо него. Вы согласились. И вот я здесь. Вы помните об этом разговоре?
Врала я безбожно, но считала это ложью во спасение и была практически уверена, что Валентина не помнит ничего. Так и оказалось. Она кивала в такт моим словам, потом уточнила, знала ли я Маринку, я ответила, что видела ее пару раз, но практически с ней не общалась.
– А у тебя с этим дедком Маринкиным?.. – вдруг спросила Валентина. – Ты его чего?.. Маринка сказала, что он другую бабу завел. Это тебя?!
– Артем Александрович – отец моего мужа. Мой свекор, – пояснила я, с огромным трудом сдерживаясь, чтобы не разораться. – Он мне даром не нужен. Мечта моей жизни – чтобы к моим мужикам не прилагались родители в качестве бесплатного довеска. С ранней юности мечтаю встретить круглого сироту, да вот никак не получается.
Валентина переваривала услышанное от меня где-то с минуту, потом дико расхохоталась. «До нее как до жирафа», – пронеслась мысль. А хозяйка тем временем еще подлила себе портвейна, проглотила, не закусывая, и уставилась на меня, чем-то напоминая потрепанную взлохмаченную сову.
– Что вы хотели сказать Артему Александровичу? – повторила я свой вопрос.
Валентина задумалась, потом честно призналась, что не помнит.
– А что помните?
Она непонимающе глядела на меня.
Тогда я попросила ее рассказать про Марину.
– Ты же знаешь, что о мертвых или хорошо, или… – вздохнула Валентина, опять прикладываясь к стакану. – А хорошего про нее я ничего сказать не могу. Вот так-то. Ни-че-го! И зачем я ее рожала? Думала: помощь матери будет на старости лет. А теперь кто мне помогать станет? Кто?!
С этими словами хозяйка допила портвейн, помолчала немного, глядя куда-то вдаль сквозь не мытое несколько лет окно, а потом ее вдруг прорвало.
Маринку она растила одна. Отец дочери сгинул в неизвестном направлении, когда той едва исполнилось два года. Валентина работала на стройке, там и получила на двоих с дочерью эту однокомнатную хрущобу. Был бы сын – дали бы двухкомнатную квартиру, а с ребенком одного пола полагалась однокомнатная. Марина спала на топчане, который раньше прикрывала ширма – Валентина кивнула на нее, – а Валентина с сожителями – на диване. Девчонка рано узнала, зачем существуют мужчины и чего они хотят от женщин. В пятнадцать лет сама Маринка пошла по рукам, решив, что в нищете жить не хочет, а заработать может только на панели. Идти работать куда-то в другое место желания у нее не было.
А год назад она встретила Артема Александровича и перебралась к нему, вцепившись мертвой хваткой.
– Простите, а сколько ей было? – спросила я, считавшая, что Маринке лет двадцать пять. Я не помнила, чтобы у Маринки был потасканный вид, а если она с пятнадцати занималась проституцией, то теперь должна была бы смотреться совсем не так, как я ее помнила… Или это свекор такой кудесник?
– Сейчас? – подняла на меня осоловевшие глаза Валентина. – Восемнадцать исполнилось месяц назад. Или не месяц? Сейчас у нас что? Да, вот в прошлом месяце, второго числа.
– А вам сколько? – уточнила я у Валентины, казавшейся мне древней старухой.
– Сорок один, – призналась она, не пытаясь скрыть возраст, как это обычно делают женщины. Челюсть у меня в очередной раз поползла вниз.
Затем Валентина принялась орать, что «эта сука» совсем забыла про мать, которая ее вырастила, отдавала ей последнюю копейку (что было сомнительно), а потом нашла себе богатого дедка, который лучше подошел бы матери. И вообще дедка мать с Маринкой вполне могли бы разделить на двоих, как сделала бы любящая дочь, благодарная матери.
– Откуда вы узнали про деда? – уточнила я.
– Так она сама хвасталась! Думала мне нос утереть! Тварь! Рассказывала, что она ест и что пьет. Что он там ей дарит. Я ей сказала, что уведу его! И знакомиться приду. Потребую отступные за совращение. Маринке-то тогда сколько было годков? Не восемнадцать. Дедку-то она врала. А потом я решила: Маринка мне должна платить. Маринка, а не дедок. Видишь, какая я благородная? Трогать не стала. Пусть живет с молодухой, если хочется. Хоть снял Маринку с моей шеи. Но дочь должна помогать матери. Я и пошла за ней. Я ее выследила! Выследила, слышь? И пришла в гости. Но его не было. Посмотрела, как живет. Сука! Я ей тогда сказала: будешь матери денег привозить, иначе не дам тебе тут жить. Приду знакомиться. Все про тебя расскажу. Она и испугалась. Испугалась, слышь? Наверное, изображала из себя целку. Он-то не знал, чем она занималась до знакомства с ним. Ну, Маринка меня быстро домой спровадила, но денег дала и пообещала еще давать. И привозила. И выпивку мне привозила. Боялась, тварь! Но что со мной теперь будет?! – Валентина завыла, закрыв лицо руками. – Что я теперь буду делать?!
