Анна Данилова - Миф Коко Банча
Рита во всем подчинялась Саше. Она покорно села в машину и всю дорогу молча держала его за руку.
– Сверните, пожалуйста, вот сюда, и еще метров триста – и будет арка… – Саша вез свою драгоценность и с трепетом ощущал в своей ладони ее безжизненную руку. В эту минуту он чувствовал себя необычайно сильным и ответственным за нее.
Оказавшись вновь в родном дворе, они, не сговариваясь, сели на скамейку, где еще, казалось, совсем недавно пили сок и поджидали возвращения Амфиарая.
Судя по тому, что окна в Сашиной квартире погасли, родители легли спать. А это означало, что можно беспрепятственно открыть двери своими ключами и тихонько пробраться к себе в комнату. Родители по ночам не просыпаются, значит, Рита до утра может спокойно спать у него в комнате, в его постели. А он себе постелет на полу…
– Я поеду к маме, на Краснодонскую, – сказала Рита, тупо глядя перед собой. Плечи ее были опущены, волосы скрывали пол-лица, но Саша чувствовал, что она плачет.
– Вы никуда не поедете. Мы сейчас поднимемся ко мне. Родители уже спят, я постелю вам в своей комнате и запру дверь, чтобы к нам никто не зашел… – Произнося эту, исполненную интимности фразу «к нам», он испытал невероятное блаженство, граничащее с высшим любовным восторгом. Никакие эротические сны, никакие цветные «плейбоевские» картинки с зарядом сексуальности и обещанием сладостного конца наваждения не могли сравниться с той внезапно нахлынувшей на него чудесной реальностью. Ведь Рита, та самая виртуальная возлюбленная, редкая жительница его визуального оконного пейзажа, по сути, ожившая мечта в облике прекрасной молодой женщины, сейчас сидела рядом с ним и принадлежала ему полностью. И он знал, что будет так, как он придумает, как решит.
А потому он взял ее за руку и молча повел за собой. Даже и не пытаясь представить себе, что же может случиться, если в тот миг, когда они будут пересекать переднюю, чтобы запереться в его комнате, там появится Ирина Васильевна, он действовал все равно уверенно и решительно. Потому что знал, что бы ни произошло, Рита все равно останется у него, и никто не посмеет помешать этому, даже если ему и придется выбирать между родителями и Ритой.
Но, на их счастье, никто не вышел, квартира успокаивала своей тишиной и приятными домашними запахами.
– Если хотите, можете согреться в ванне…
Но Рита, войдя в комнату Саши и увидев маленький уютный диван в углу, сразу же направилась к нему, разулась и легла на него, свернувшись калачиком. Закрыла глаза. Саша видел, как ее трясет, а потому сам принял решение накормить ее чем-нибудь горячим и даже налить водки. Укрыв ее теплым пледом, причем так, чтобы ее почти не было видно, он набросил на колпак ночника свою красную клетчатую рубаху и, оставив Риту вот в таком красном полумраке, пошел на кухню, где быстро разогрел котлеты, нарезал хлеб, соленые огурцы и, налив в рюмку грамм сто водки, поставил все это на поднос и на цыпочках вернулся к себе в комнату. Поставив поднос на стол, он кинулся к двери и, лишь закрыв ее на замок (оставшийся еще со времен холодной войны между супругами Алфимовыми, имевшей место быть в период любовных метаний Ирины Васильевны, предпочитавшей во время бурных ссор с мужем запираться в комнате сына), немного успокоился.
– Рита, я принес вам немного поесть и выпить…
Он откинул плед, слегка прикрывавший и одновременно маскировавший ее, и, к своей радости, понял, что она еще не спит.
– Ну же, ну же, – пытался он расшевелить ее, – сейчас вы полностью согреетесь…
И Рита на самом деле словно очнулась, села прямо и, поеживаясь, приняла из рук Саши поднос.
– Как вкусно пахнет… Знаешь, я так, оказывается, хочу есть… Ты молодец, что догадался… А вот насчет водки я и не знаю, как…
– Вам надо выпить чисто с профилактической целью, чтобы не простудиться и немного успокоиться.
– Саша, – она подняла на него глаза, – а что будет, если сюда кто-нибудь войдет?
– Если мы будем разговаривать шепотом, то никто не войдет. Мои предки весь день пашут, устают сильно, а потому ночью дрыхнут как убитые.
Он с удовольствием наблюдал, как Рита ест, обжигаясь, горячие котлеты, как смешно пьет маленькими глоточками (как лекарство) водку.
– Спасибо тебе, ты – настоящий друг.
– Ложитесь поудобнее, я вам дам еще одну подушку.
Он не мог предложить ей раздеться, да если бы и предложил, она все равно наверняка отказалась бы. Джинсы и свитер в такой полувоенной ситуации – самая удобная одежда. Он в который уже раз укрывал ее пледом, всячески подворачивая концы, чтобы ей было удобнее, теплее и уютнее, пока не понял, что и сам устал и хочет спать.
Бросив на пол на ковер две думки и достав из шкафа старое ватное одеяло, Саша завернулся в него и сразу же заснул.
А когда проснулся, то понял, что Риты в комнате нет. А на столе, рядом с подносом с остатками еды, записка: «Саша, спасибо за все. Не поминай лихом, Р.».
Глава 20. Шкатулка. Вид на зеленую поляну
– Мама, это я, открой…
Клара открыла, но перед тем как впустить дочь, какое-то время с любопытством разглядывала ее.
– А я уж думала, что ты никогда не навестишь свою мать, – ухмыльнулась она.
– Может, ты все-таки впустишь меня?
Рита не знала, насколько ее внешний облик изменился с тех самых пор, когда они виделись в последний раз. Мятые джинсы и свитер, спутанные волосы, черные пятна размазанной туши под глазами, бледные губы, потускневший взгляд…
Клара распахнула дверь, давая ей пройти.
– Откуда ты, прелестное дитя?
Но Рита, не слушая ее, бросилась в ванную, там пустила в ванну горячую воду, сняла с себя все и, наклонившись, сунула под струю голову. Нашарив рукой поблизости от себя какой-то пузырек, в котором, к счастью, оказался все же шампунь, а не какая-нибудь дешевая краска для волос, она взбила пену и принялась привычными движениями мыть голову.
Она вышла из ванной комнаты с тюрбаном из полотенца на голове и в мамином, пахнувшем почему-то жареным луком, полосатом махровом халате. Зато чистая.
– У тебя кофе есть? – Рита попыталась похозяйничать на кухне, которую, несмотря на всю пропасть в общении и временном пространстве между нею и матерью, считала своей, как вдруг услышала:
– А ты меня спросила, можно брать кофе или нет? Ты хотя бы представляешь, сколько стоит сегодня такая вот маленькая баночка? Даже я, уж насколько люблю его, а пью далеко не каждый день…
– Ма, ты что? Тебе жалко для меня кофе?
– А вот ты бы взяла да и принесла мне в подарок кофе, чаю, шоколаду… А то пришла, ни слова мне не сказала, бросилась мыться моим шампунем, а теперь вот захотела побаловаться кофейком…
– Ма, ты что, сбрендила? Это же я, твоя дочь, Рита!
Но Клара, казалось, и не слышала ее. Сев на табурет и закинув ногу на ногу, выставив таким образом на обозрение фиолетовую сетку вздувшихся тонких сосудов на ляжке, она уставилась в окно.
Рита, чувствуя, что ей не рады в ее же собственном доме, лишь пожала плечами и, налив в кастрюльку воды, поставила ее на огонь. Молотый кофе, самый дешевый, какой только можно было найти на оптовых продуктовых рынках, пах тем не менее все-таки кофе.
– Можешь мне ничего не рассказывать, – вдруг услышала Рита и повернулась к матери. – Мне твой звонил, все рассказал. Вот уж не знала, что выращу блядь.
– Ма! Что ты такое говоришь?
– Что слышишь, то и говорю. Моталась где-то всю ночь, а теперь принесла заразу в мой дом…
Но и это Рита пропустила мимо ушей. Ее больше всего заинтересовал звонок Оскара.
– Он звонил? Но зачем?
– Зачем… Снизошел до разговора с тещей. Спрашивал, не появлялась ли ты у меня. Сказал, что вы расстались, что ты собираешься замуж за другого… Ну, я подумала, конечно, что уж если моя Ритка бросила этого старого перечника Араму, значит, нашла себе помоложе и побогаче, и вдруг ты появляешься у меня ни свет ни заря вся помятая, с лицом, напоминающим палитру пьяного художника, запираешься в ванной… Откуда ты явилась?
– Ниоткуда. Я пришла к тебе не для того, чтобы плакаться в жилетку. Ты никогда не умела выслушать чужую боль. Я приехала, чтобы забрать свое.
– Не понимаю…
– Все ты прекрасно понимаешь. Отдавай шкатулку.
Речь шла о тех самых драгоценностях, которые Оскар велел Рите в свое время, еще восемь лет тому назад, положить в ячейку банка на хранение, на так называемый черный день, но которые Рита, не послушав Араму, по настоянию Клары принесла и спрятала в родительском доме, то есть у матери. Это были те самые золотые и бриллиантовые вещицы, которые являлись Ритиным неприкосновенным запасом на тот случай, если они расстанутся с Арамой и она останется без средств к существованию. И хотя в банке на имя Риты лежала довольно приличная сумма в долларах и рублях, она не могла ими воспользоваться прямо сейчас хотя бы по той причине, что у нее не было ни одного документа, подтверждающего ее личность. Не представляя себе жизнь без наличных денег и испытывая острое желание как можно скорее снять какую-нибудь квартиру и отделиться от всех и вся, Рита решила забрать шкатулку с драгоценностями и отнести в первый же ломбард одно из колец. Этих денег хватило бы на первое время. А позже, когда она раздобудет документы и получит возможность пользоваться своими валютными вкладами, купит скромное жилье и заживет независимой жизнью. Возможно, даже поступит в университет или медицинский институт. Это были смутные, лихорадочно и наспех составленные в голове планы, где не было места ни Оскару, ни Амфиараю (даже в том случае, если ему помешали встрече с ней форс-мажорные обстоятельства и даже смерть), даже родителям. Не в силах простить им свой патологически ранний брак с Арамой и желание матери как можно скорее сбагрить свою «подпорченную» дочку подвернувшемуся под руку доктору, она не видела причин видеться с ними и тем более общаться по-родственному. Лишь шкатулка и желание помыться горячей водой и выпить горячего кофе привела ее на Краснодонскую.
