Даниил Корецкий - Адрес командировки - тюрьма
— Еще увидите, что это за рыба! — Зубач встал и пошатываясь направился к умывальнику.
Напряжение спало, камера возвращалась к обыденной жизни.
— А что, Володя, не перекусить ли нам? — как ни в чем не бывало спросил Яков Семенович.
* * *После ужина, когда хата с унылой обреченностью готовилась ко сну, неожиданно хлопнула "кормушка", и в открывшемся небольшом прямоугольнике появилась круглая плутовская физиономия рыжего сержанта, который обычно приносил малявы и грев с воли.
— Васильев, Вольф, без вещей на выход! — нарочито огрубленным голосом скомандовал он.
— Куда это? — встрепенулся от тревожного предчувствия Волк.
— Щас те отчитаюсь по полной программе! — оскалился коридорный. — Живо шевелись ногами!
Микула молча направился к двери. И эта готовность смотрящего беспрекословно подчиняться продажному шнурку, которого он не раз гонял за водкой, насторожила Волка еще больше.
В коридоре было светлей, чем в камере, да и воздух здесь гораздо свежей. Микула, привычно заложив руки за спину, шел первым, за ним в такой же позе шагал Вольф. Рыжий, машинально позвякивая ключами, держался в двух метрах сзади, время от времени выдавая короткие команды:
— Налево! Прямо! К стене!
Дорогу то и дело преграждали решетчатые двери, и арестанты, уткнувшись носами в окрашенные тусклой краской, обшарпанные панели ждали, пока сержант отопрет лязгающие замки.
— На лестницу! Вверх! Направо!
Что-то было не так. Вызывать заключенных из камер поздним вечером имели право только начальник и его зам по оперработе. Между тем рыжий сержант вел не в административный корпус, а в противоположную сторону, где находился особорежимный блок. Причем Микула явно знал маршрут, потому что несколько раз начинал менять направление за секунду до команды.
— Куда ведешь-то, начальник? — как можно безразличней спросил Вольф, не рассчитывая получить ответ.
— В "Индию", — глумливо отозвался сержант. — Тама трубу прорвало, убраться треба.
— Ты чего, умом подвинулся? Для таких дел шныри есть! — возмутился Вольф. Микула почему-то молчал.
— Да туфта все это! — раздался тонкий голос кота. — Дуплить будут или разборка, а может, в карцер бросят…
У Волка вспотела спина. Пока не поздно, надо глушить рыжего предателя и Микулу. Два удара, и они вытянутся на бетонном полу. Можно забрать у дубака ключи и пройти к центральному посту. А что дальше? Останется только один выход: раскрываться и выходить из операции. Генерал Вострецов снимет за это шкуру, сдерет погоны и выбросит из Системы, как паршивого нашкодившего щенка… И это еще не самый худший вариант. Ведь не факт, что вообще удастся выбраться из этих тусклых, пропитанных вонью коридоров. Зэк, напавший на сотрудника тюрьмы и несущий чушь про спецзадание КГБ, вполне может быть забит до смерти дежурной сменой. Или до полусмерти, но слух об идиотских требованиях вызвать начальника и сообщить нечто лейтенанту Медведеву обязательно дойдет до арестантов, и они ему охотно поверят. И снимут шкуру не в переносном, а в самом прямом, ужасающе кровавом и натуралистичном смысле.
— К стене! — в очередной раз скомандовал сержант и на этот раз принялся отпирать замок камеры. Вольф вдруг вспомнил, что "Индией" называют места обитания авторитетных блатных и отрицалова. Значит, его привели на концевой разбор, высший тюремный суд, который и определит окончательно его судьбу.
Планом операции это не предусматривалось. О возможных неожиданностях Александр Иванович Петрунов, обаятельно улыбаясь, сказал: "Если что отбрешешься в рамках легенды". И подбодрил: дескать, Медведев всегда на страже, прикроет! Тогда все виделось по-другому — не в тыл врага ведь прыгать, не в Африке переворот устраивать, тут все рядом, под контролем… Ан вот как обернулось — ни Петрунова, ни Медведева, ни контроля, а ему надо "отбрехиваться", и от убедительности этой "брехни" зависит жизнь, оборвать которую можно с равной легкостью не только автоматной очередью в Борсхане, но и заточенной ложкой или гвоздем в вонючей "Индии"…
Противно заскрипели несмазанные петли, открывая проем в очередной круг тюремного ада. — Заходьте обое! — приказал сержант.
В этом круге было так же душно и зловонно, как и в остальных, только почему-то светлее. Вольф машинально поднял глаза и определил, в чем дело: обычно утопленные в потолке лампочки закрывались железными листами с дырочками, чтобы зэки не могли подключиться к электричеству. Ржавые дуршлаги почти не пропускали света, и в камерах вечно царил влажный густой сумрак, словно в чудовищных аквариумах, набитых вялыми, полумертвыми рыбами. Здесь никаких железок не было, и свет обычной шестидесятиваттки казался почти вольным солнцем.
Хлопнула за спиной дверь, с особым смыслом лязгнул замок. Вольф опустил голову и осмотрелся. Он уже достаточно помыкался по застенкам, но в "Индии" все было по-другому. Достаточно просторно, шконки одноярусные, на них в свободных позах развалились хмурые, видавшие виды арестанты. Сразу видно, что здесь нет шерсти, петухов и шнырей — только авторитеты, хозяева тюремного мира. Не больше десяти человек. А точнее — девять. Никто не суетится, не занимается обычными для камеры делами — жизнь вроде остановилась. Все внимательно рассматривают вошедших. Чувствуется, что их ждали.
За столом, наклонившись вперед и упираясь ладонями в широко расставленные колени, сидел голый по пояс, густо истатуированный человек неопределенного возраста с морщинистым волевым лицом. У него была вытянутая, как дыня, наголо обритая голова. Микула, не задерживаясь на пороге, быстро подошел к столу и поздоровался с ним за руку, потом, повинуясь разрешающему жесту, сел на скамейку рядом. Он был здесь своим, и ждали явно не его. Внимание "Индии" сконцентрировалось на Расписном.
— Привет всем честным бродягам! — поздоровался Вольф. И неторопливо подошел к столу.
— Пинтосу отдельный привет и уважение, — Вольф протянул бритому руку.
Тот замешкался, но на рукопожатие ответил. Это был хороший знак — значит, Расписной не отторгнут от других людей и судьба его окончательно не предрешена.
— На мне разве написано, что я Пинтос? — спросил смотрящий тюрьмы, гипнотизируя Вольфа тяжелым, безжалостным взглядом.
— Конечно. Да еще крупными буквами!
Не дожидаясь приглашения, Вольф оседлал лавку напротив и сноровисто сдвинулся вдоль стола, облокотившись на стену. Так удобней сидеть, к тому же всех видно и никто не подойдет сзади.
— Того, кто привык рулить, сразу видно, — пояснил он.
— Шустрый парень, — с неопределенной интонацией произнес Пинтос. — А что ты на потолке увидел?
— Лампочки без защиты, вот что. Можно бросить провод и током заделать мента. А потом забрать ключи и сделать ноги.
— Шустрый и все знаешь. А зачем ты здесь — знаешь?
— Конечно. — Расписной потянулся и пожал плечами. — Решили порядок в доме наводить. Вот во мне нужда и открылась.
— Чего?! При чем ты к порядку в крытой[66]?!
— Да при том! В Бутырке я с Каликом по закону разобрался, люди одобрили. И здесь Микулу не раз поправлял. Не иначе вы меня решили вместо него смотрящим поставить.
— Ты чо гонишь?! — Возмущенный Микула вскочил на ноги. — Когда ты меня поправлял? Ты чо, галушки накушался[67]? Я вор!
Расписной ухмыльнулся и подмигнул окружающим. Нахальство и дерзость здесь в цене. Арестанты были явно сбиты с толку. А он подробнее оценил обстановку, исправляя ошибки первого впечатления. Авторитетов было не больше шести. Трое явные торпеды, ожидающие сигнала. У всех троих руки за спиной.
— Вор… — Расписной презрительно скривился. — Да я б тебя за гальем не послал, не то что садку давить[68]! У нас в Тиходонске такие воры только мотылей моют[69]!
— Что?!
Простить такие слова — значит потерять лицо. Микула, выставив кулаки, бросился на обидчика. Не вставая, Расписной поднял навстречу ногу и резко разогнул коленный сустав. Удар пришелся в грудь. Микула опрокинулся на спину, гулко стукнувшись затылком, и остался лежать, раскинув крестом руки.
— Я ж говорил — какой из него смотрящий! — Расписной со смехом указал пальцем на поверженного противника. Какими бы ни были первоначальные планы "Индии", ему явно удалось перехватить инициативу и набрать очки. Но назвать это победой еще было нельзя.
— Махаться в хате западло! — мрачно сказал Пинтос. Он явно был выбит из колеи.
— С зачинщика первый спрос, — парировал Расписной.
— Ладно… Только хватит пургу гнать, тебя не за тем позвали. Непоняток много выплывает, разбор требуется!
Три человека встали со шконок и полукругом окружили стол. В руках у них были ножи. Настоящие ножи! Вольф глазам своим не поверил. В особорежимной тюрьме, где обыски проводятся по нескольку раз в день, нож в руках зэка все равно что пушка или танк у преступников на воле.
