Стиг Трентер - Скандинавский детектив
Синие глаза Ивонны расширились, но она едва удостоила его кивком, когда он протиснулся мимо их стола в обществе одного из самых известных танцоров Королевского театра. Однако она так долго хранила молчание, что Палле потерял всякую надежду на счастливое продолжение их знакомства.
Наконец она отложила нож и вилку и медленно проговорила:
— И все-таки он был там.
Хотя они ни словом не обмолвились об убийстве в этот вечер, он сразу же понял, о чем она говорит.
— В ателье? Вчера в девять часов вечера?
— Да.
— Но ведь ты видела только его машину.
— Его и Вероники. Нет, конечно же… я его не видела. И я не могу сказать, что я его слышала — ведь это мог быть кто-то другой.
Она огорченно надула губы. Палле наклонился вперед, поедая ее глазами.
— Но ты действительно что-то слышала? Внутри, в ателье?
— Да, — просто ответила она. — Потому-то я и подняла весь этот шум, начала кричать и колотить в дверь. В холле у двери кто-то ходил — кто-то, кто, наверное, собирался выйти, но услышал меня и затаился внутри.
3Аста Арман вздохнула в телефонную трубку: — Разумеется, нет, То есть я имею в виду, что прекрасно понимаю: нам нужно поспешить с вашими летними нарядами. У нас есть еще три недели, и я даю вам честное слово, что все будет готово в срок. Но сегодня, к сожалению, о примерке не может быть и речи. Вы же читали обо всем в газетах и понимаете, что мы немного выбиты из ритма… Комната, где произошло убийство? Да, разумеется, вы сможете осмотреть ее, когда придете. Позвольте, я позвоню вам через несколько дней, и мы договоримся о новых сроках. Всего хорошего. До встречи.
Она почти швырнула трубку на рычаг, и дежурная любезная мина сменилась яростной гримасой.
— Вот стерва любопытная! Как у человека хватает стыда заявить, что ей не терпится осмотреть комнату, где совершено убийство!
— Есть люди, у которых хватает стыда и не на такое, — заметила Мария.
— Похоже, так оно и есть. Но я все больше прихожу к выводу, что она прекрасно может отправиться на Родос в тех же платьях, которые заказала прошлой весной перед поездкой в Югославию.
— Боже, какой садизм! — зевнула Ивонна. — Вы же прекрасно знаете, что те, кто в прошлом году проводил отпуск в Югославии, а в позапрошлом — на Майорке, в этом году приедут на Родос и будут там друг перед другом форсить. Если бедняжке придется поехать в Европу в прошлогодних нарядах, все решат, что ее муж обанкротился.
— Еще не известно, кто из нас садист. Я часто задаюсь вопросом, почему подобные дамы такие вздорные — наотрез отказываются уступить в самой мелочи. Я только что разговаривала с управляющим фирмой «Ернстедтс», так они сразу пошли нам навстречу, согласились даже перенести запланированный показ.
Ивонна подняла свои острые перламутровые ноготки к накрашенным перламутровой помадой губкам, дабы подавить очередной зевок.
— Ну что, мы отделались на сегодня от всех клиентов? Нельзя ли бедной маленькой Ивонне пойти домой поспать?
Однако, несмотря на приступ зевоты, Ивонна была сама свежесть по сравнению с другими. На ней были облегающие брюки и коралловый джемпер из толстой пряжи с пушистой бахромой по рукавам и горловине. То ли джемпер оттенял румянец ее щек, то ли мастерское владение карандашами для бровей и ресниц делало ее глаза такими синими и ясными — во всяком случае, эффект был потрясающий.
Аста Арман оглядела свое отражение в зеркале — строгий черный костюм, гладкая прическа. Она машинально поправила волосы и почувствовала себя бесцветной, усталой и старой.
Впрочем, взглянув на Марию Меландер, она тут же забыла о собственной усталости. Девушка была просто измождена до предела, лицо ее отливало скорее синевой. Зеленый шелковый халат со строгим белым воротничком еще усугублял впечатление, и было просто непонятно, как они вообще могли когда-то выбрать такое ужасное цветовое сочетание для рабочей одежды. Она совершенно невозможно смотрелась на неизменно бледной Марии и еще хуже — на Би с ее яркими оправами очков.
— Что там такое, Би? Прожуй, пожалуйста, и закрой дверь. Вот так. Что, опять полиция? Что им нужно?
Все утро эксперты-криминалисты обследовали комнату закройщицы, то и дело вызывая туда Асту или Марию, чтобы задать новые вопросы.
Да, ножницы всегда лежали на окне у стола, это было их постоянное место.
Нет, кафельные печи никогда не топили. Дымоходы много лет никто не чистил. В ателье обходились электрокаминами.
Да, дверь между комнатой портних и комнатой закройщицы чаще всего была открыта, как и дверь, ведущая из комнаты закройщицы в холл.
Еще что-нибудь?
Но Би замотала лохматой головкой и, рискуя подавиться, проглотила огромный кусок сочного яблока.
— Нет-нет, те уже давно убрались. А теперь под дверью топчется забавная тетка, говорит, ее зовут Пирет, она вроде собиралась написать статью о новой осенней коллекции для «Женского мира» или какого-то другого журнальчика, и еще она утверждает, что договаривалась с фру Арман о встрече еще сто лет назад.
— Пирет Густафссон! — снова вздохнула Аста. — За всей этой суетой я совсем про нее забыла. Но ее статья должна пойти в печать прямо завтра, фотографии готовы, и остался только текст, верно?
— Да уж, — мрачно подтвердила Ивонна. — В пятницу они снимали меня двенадцать часов без перерыва. Двенадцать часов, хотя был праздник, и вообще. Я позировала везде, где только можно: и в Ярдет, и на Блокхюсудден, и на мосту Носкебю, и в аэропорту Брамме — короче, когда все закончилось, я была как мороженая селедка. Кстати, она могла бы к нам тогда присоединиться, не пришлось бы демонстрировать все это еще раз. Хотя здесь, в салоне, конечно, в сто раз теплее и уютнее, и шерри под рукой. Нам, как всегда, придется ее принять?
— Разумеется, — с прежней энергичностью подхватилась Мария. — Мы не можем переносить все дела на другой день или на другую неделю. И потом, я думаю, что комиссар Вик скоро придет сюда и захочет снова поговорить со всеми, так что и не мечтай, что тебе удастся сбежать.
— Комиссар? Ты что, виделась с ним сегодня?
«Нет, — подумала Мария. — Хотя мы встали очень рано, он уже уехал из Упсалы, оставив лишь коротенькую записку у портье „Жиле“».
Асту Арман она спросила:
— Мне пригласить фру Густафссон сюда?
— Да. Би, постарайся быть немного повежливее, Пирет Густафссон из «Женского мира» — одна из самых видных и серьезных журналисток, пишущих о моде.
— Вот-вот, — с кислой улыбкой добавила Ивонна. — И одна из самых осведомленных…
— Она рта не закрывает, — некоторое время спустя сообщила Би Кристеру Вику. — Слушать ее — обалдеть можно! Если встать в дверях примерочной, тогда никто нас не заметит.
Кристер самым бесстыдным образом дал Би вовлечь себя в бесплатное развлечение. Это и впрямь было безопасно, поскольку и Аста Арман, и Пирет сидели спиной к примерочной, причем последняя так глубоко погрузилась в бархатное кресло, что ее и вовсе не было видно. Видна была только бурно жестикулирующая рука, украшенная звенящими золотыми браслетами, да слышался металлически звонкий голос. Она действительно говорила. Пока манекенщица находилась перед ними посреди салона, она комментировала свои беглые зарисовки моделей. Когда же Ивонна Карстен уходила переодеться, это немедленно вызывало резкую смену темы монолога.
— Ага, камвольная пряжа с мохером. Неплохое сочетание — гладкая красная юбка и пиджак в красную клетку. Отличный фасон — пояс, мягко стягивающийся на талии, пиджак тоже свободный, но на десяток сантиметров длиннее. Твоя идея или Жака?
— Идея моя, — ответила Аста. — Жак теперь для меня не так много работает.
Ивонна со скучающим видом повернулась, отставила стройную ножку, отчего узкая юбка натянулась на бедрах, подняла руку и выплыла из комнаты.
— Говорят, они крепко повздорили — Жак и эта твоя черноволосая красотка. И кто мог подумать, что он ее бросит? Она просто украшение любого вечера, любой премьеры, на которых он так любит появляться. И она отнюдь не глупа, так говорил, во всяком случае, Фольке Фростелль, когда был жив.
— Фольке? Но ведь с тех пор прошло уже девять лет. Ивонна тогда была еще совсем ребенком.
— Ну, знаешь, Фольке Фростелль был человеком мудрым и никого не хвалил просто так. Ага, а это у нас что? Модель «Валдинн». Зеленый крепдешин… Очень милое платье с завязывающимся поясом и слегка задрапированным вырезом — на фотографии оно будет смотреться великолепно и привлечет внимание наших читательниц.
Кристер употребил бы более эмоциональные эпитеты, чем «милое», — возможно, ему просто трудно было объективно оценить бутылочно-зеленое платье отдельно от той, на которой оно было надето, особенно после того, как огромные глаза Ивонны заметили его присутствие, и все ее движения тут же стали томными и чувственными. Только через несколько минут после ее исчезновения он смог снова сосредоточиться на словах журналистки.