Белая река, черный асфальт - Иосиф Абрамович Гольман
– Как это? – даже многоопытный Юрий Евграфович удивился. – Пришли на автобазу и начали пить?
– Нет, мы оба выходные были, – объяснил тот.
Ольга с облегчением глянула на сидевшего в зале Ишмурзина. Если бы работяги напились на базе, ему бы тоже перепало.
– А как машина оказалась у Гильдеева?
– Он хотел в ней поковыряться. Слесаря не любят возиться с «дворнягами». Они ж списанные давно.
– То есть подсудимый привез машину к своему дому с прошлого вечера?
– Так точно, – ответил Степан.
– Что было дальше?
– Мы выпили пива и сняли бензонасос, – сказал Волобуев и замолк.
– Дальше, – попросил прокурор.
– Потом всякое пили. Потом отец его пришел, с ним пили. Он же и насос собрал, двигатель завелся с пол-оборота.
– А потом? – Вопрос был дежурный. И так ясно, что потом кончилась водка.
– На районе ничего не достали. Либо закрыто, либо не продали, боятся теперь. Мы поехали на плотину. Там в неонке взяли две бутылки беленькой, – медленно, отрывистыми фразами излагал Степан. – Одной сразу догнались. Вторую повезли домой.
– Ехали быстро? – спросил Милин.
– Быстро, – тихо ответил Волобуев.
– Момент удара видели?
– Нет. Белое чтой-то сверкнуло, когда на развилку выскочили. И щелчок, звонкий такой. Я даже в зеркало глянул.
– И что увидели?
– Темно было. Ничего не увидел.
Ничего более «догнавшийся» свидетель уже не помнил.
Свой вопрос задала защита.
– Скажите, вы уверены, что не видели, как ваш грузовик сбил четырех человек? Или есть сомнения? – спросил Багров.
– Уверен, – ответил Степан. – Если б сбили, остановились бы.
Зал недовольно загудел.
Волобуев поднял голову и сказал:
– Я, когда своего сбил, остановился. Вызвал врача. И Ринат ждал, после своей аварии.
– Твари, сволочи! – закричала, срываясь в слезы, женщина в черном платке. – Этот сбил, тот сбил! Чтоб вы сдохли! Гореть вам в аду!
– Призываю к порядку! – стукнул молотком Диас Ильярович Гареев. Однако заплаканную женщину (явно родственницу потерпевших) вывести приставам не приказал. Он понимал, что это только цветочки. Когда пойдут страшные вещдоки, атмосфера станет еще более тяжелой.
Степан, не понимая, в чем дело, вертел во все стороны своей крупной головой.
– А чуть подробнее про что-то белое, которое вы увидели на перекрестке, не можете сказать?
– Не могу, – покачал головой свидетель.
– Ну хоть оно маленькое было или большое?
– Не маленькое, – подумав, сказал Волобуев. – Не помню точно, – мотнул он головой.
– А куда вы поехали после перекрестка?
– Ко мне домой. Ринат же дальше живет, на Уфимском шоссе, на Откосе.
Наконец, задал свой вопрос председательствующий.
– Вы собирались пить дальше? – спросил он у Волобуева. Тот, покраснев, побурев даже, молчал. – Ну так что вы собирались сделать с оставшейся бутылкой? – не слезал с него Гареев.
– Выпить… – тихо сказал Степан.
– А потом уже поехать через весь город домой, на Откос, – подытожил судья.
Крайне неприятное для защиты окончание допроса свидетеля. Хотя и без этого позиция адвокатов была, мягко говоря, невыигрышной.
У судьи больше вопросов к Волобуеву не было, поэтому Юрий Евграфович вызвал нового свидетеля…
Вообще, это были, несомненно, самые тяжелые для защитников дни. Что они могли противопоставить прокурору?
Одного за другим Вилин вызывал горожан. Судья устанавливал их личность, спрашивал об отношении к подсудимому и потерпевшим, рассказывал о правах и обязанностях и предупреждал об ответственности за дачу ложных показаний. После чего свидетель давал подписку, обязательно приобщаемую к материалам дела.
Ну а потом начинался тихий адвокатский ужас. Потому что, закончив с формальностями, свидетели честно рассказывали, сколько Ринат выпил, как часто выпивал, как, в нарушение установленных правил, поехал по городу на машине без госномеров. Как быстро гонял, в том числе торопясь за вожделенным напитком.
И наконец самое ужасное.
Тщательно протоколируемые рассказы о том, как и в каком порядке лежали трупы.
Какие повреждения получили несчастные женщины.
Каким образом был расколот череп или разорвана печень. Зачитывались результаты судебно-медицинской экспертизы.
Демонстрировались обрывки платьев, колготки с засохшей бурой кровью, фотографии искореженных и смятых женских тел.
Весь первый ряд, где в основном сидели родственники сбитых женщин, зашелся в сдавленных криках и рыданьях.
Если бы взгляды могли убивать, то Ринат Тимурович Гильдеев был бы уже давно мертв.
В соответствии с УПК последовательность доказательств устанавливает та сторона, которая их предъявляет. Здесь же, как весь этот ужас ни показывай, результат получался один и тот же. И такой зримый, что начиная с шестого заседания в зале появилось еще несколько солдат конвойной службы и четверо дополнительно вызванных полицейских с кобурами. Диас Ильярович всерьез опасался попытки самосуда.
Сам он никаких эмоций не выказывал, слушал внимательно и спокойно, если задавал вопросы, то коротко и по существу.
«Серьезный противник», – подумала Шеметова.
Впрочем, с такими доказательствами засадить парня на полжизни может даже студент третьего курса. А противопоставить этому натиску негатива пока что было нечего. Все, что можно было сделать, Шеметова сделала: характеристики с места работы, рассказ о волонтерской работе Рината в городском хосписе. То есть хосписа как такового в госпитале не было. Но активный и милосердный главврач городской больницы организовал небольшое отделение паллиативной медицины. Там лежали те, кто раньше был обречен на смерть в мучениях. Теперь же последние свои недели и дни больные доживали без боли и отвратительных ощущений – технологии известны давно, просто до умирающих ни у кого руки не доходили. Так вот, Ринат Гильдеев, мучаясь от пережитого, сам выбрал себе послушание после первой аварии.
Собственно, и все. Не считая, конечно, разной высоты бампер-переломов. Но до них пока очередь не дошла.
Юрий Евграфович тем временем выпустил на сцену свое главное оружие: техническую экспертизу, проведенную по инициативе следствия. В ней эксперт безапелляционно ответил на вопрос, поставленный следователем. «Картина с трупами», по его мнению, вполне могла быть создана несущимся с большой скоростью ЗИЛом и его вдрызг пьяным водителем.
Железным подтверждением казался найденный на месте происшествия (а точнее, жестокого преступления) обломок крепежного барашка от наружного зеркала ЗИЛа. Эксперт отметил само повреждение на автомобиле, а отломанную часть нашли прямо на дороге. Кусочек точно подходил к части, оставшейся на раме, к которой крепилось зеркало; об этом тоже было техническое заключение.
И наконец, (это уже не из экспертизы) казалась логичной связь белого пухового платка с головы одной из погибших и увиденной Волобуевым белой вспышкой. Щелкающий звук также ложился в жуткую схему: удар тем самым барашком по голове женщины в белом платке.
Платок, разумеется, демонстрировался среди вещдоков: с большой сильно окровавленной дырой.
Кстати, ни мелькнувшее что-то впереди белое, ни хлесткий звук удара не отрицал и сам подсудимый (Рината, в соответствии с УПК, можно было опрашивать в любой стадии процесса, при его согласии, разумеется). Гильдеев тоже все это видел и слышал.
Да уж, тяжелое испытание для адвокатов…
Экспертиза в деле – такой документ, который не перепрыгнуть. Особенно если экспертиза проводится по инициативе следствия или суда: в этом случае в ней обязательно имеется официальное предупреждение эксперта об уголовной ответственности за отказ от дачи заключения и заведомо ложное заключение (статья 307 УК). Заключение московского эксперта Переверзева столь важных моментов не содержало, да и не могло содержать.
Выбор у Олега и Шеметовой был невелик. Указать на имеющиеся разночтения и ходатайствовать о проведении новой или дополнительной экспертизы. Очень часто суд отказывает: зачем? И так же все ясно.
Тогда адвокат ходатайствует о вызове в суд в качестве специалиста своего эксперта.
Если и здесь будет отказ, то в ход идет ходатайство о вызове того эксперта, кто делал заключение. В последнем случае судье уже отказать сложнее, так как сама суть судебного процесса заключается в устности и гласности при обсуждении всех имеющихся доказательств.
Вызванного эксперта защитники стараются переубедить, показать ему его ошибку, попросить его сменить позицию. Разумный человек, как правило, не держится за собственную оплошность. Упертые же могут и на белое говорить «черное». Как фишка ляжет.
В случае с упертым экспертом делом адвоката становится внесение сомнений в результатах экспертизы, попытка доказать судье, что она не надежна и может рассыпаться при апелляции.
Вообще говоря, умный судья (а глупых судей отыскать непросто) даже при наличии общего обвинительного уклона в российских судах старается не допускать грубых ошибок в своих логических
