Кружок экстремального вязания - Дарья Донцова
– Сейчас все объясню. Папа умер, и мы остались одни… – начала Вера.
Любовь Петровна опять кивнула.
– Неожиданно случилось. Увы, муж мог иной раз выпить. Нам сказали, что он отравился техническим спиртом. Однако…
Женщина замолчала. Дочь прижала ладони к груди и быстро подхватила нить беседы:
– Мама быстро устает… Десять лет прошло. Наверное, тех людей нет уже.
Вера посмотрела на Любовь Петровну и продолжила:
– Вы деньги прислали, да еще вон сколько хорошего, свежего, дорогого принесли, а мы о таком не договаривались! Поэтому все честно вам расскажу.
Молодая женщина опять глянула на мать, та вдруг вскочила и ушла. Полился рассказ.
Илья Нечаев никогда не считался пьяницей. Да, он мог поднять рюмку в праздник. Но одну! Водку прораб не любил, уважал коньяк, но начатая бутылка всегда долго стояла в буфете. Отец Веры хорошо зарабатывал, делал ремонты состоятельным людям, собрал бригаду из таких же, как сам, людей, не алкоголиков. Поэтому, когда главу семьи домой буквально принесли два незнакомых человека, дочь невероятно удивилась. Один из парней, гадко улыбаясь, сказал матери:
– Мамаша, ваш папаня нахлебался гадости. Вызывайте «Скорую». Врачу сказать надо, что мужик квасил часто, вы денег ему не давали, не знаете, где он их добыл. И дружки у него такие же охламоны, что Колька, что Витька.
– Неправда! – не выдержала девушка. – В бригаде все хорошие! И папа не напивается!
Парень рассмеялся.
– Ух ты, здесь говорливая красавица! Девочка, тебе сколько лет?
Вера, которую охватил жуткий страх, живо спряталась за занавеску.
– Недозревший персик – самый сладкий. Мамаша, дослушайте до конца. Плохо будет, если мы вашу дочку сейчас с собой уведем – назад вы ее в таком виде получите, что не узнаете. А вот ежели скажете врачам и дознавателю, что Илья – конченый алкоголик, тогда симпатяшку не тронем. И еще деньжат получите, хватит на похороны и поминки. Мы нежадные.
– На чьи похороны? – испугалась Любовь Петровна.
Второй парень вернулся в комнату.
– Эх, ну надо же! Помер уже Нечаев! Зовите труповозку. Мы с вами побудем, с докторами побеседуем. От вас только одно надо – кивать да соглашаться с нами.
Глава пятнадцатая
Любовь Петровна вернулась в кухню и тихо заговорила:
– Не дай бог никому попасть в такую ситуацию, в какой оказалась я. Муж умер, в квартире два бандита и девочка. Что сумею, если парни захотят увести дочь? Ничего! Илью не вернуть, теперь шла речь о том, чтобы спасти ребенка, поэтому я выполнила все указания бандитов, соврала и врачам, и полицейскому, с которыми пришлось общаться. Парни ушли, больше нас никто не беспокоил, но я после той истории заболела… Мы ничего не знаем о том происшествии, помочь вам не можем.
Вера вдруг вскочила.
– Нет!
– Сядь на место! – со злостью скомандовала мать.
– Нет! – повторила дочь. – Не хочу обманывать детектива! Евлампия добрая! Она привезла продукты, лекарства и деньги перевела в придачу! А ты ей врешь!
– Немедленно захлопни рот! – прошипела Любовь Петровна.
– Все! Конец! Расскажу правду! Евлампия, слушайте! – вздернула подбородок девушка. – Терпение лопнуло! С меня хватит!
– Если произнесешь хоть звук, то ты мне не дочь! Убирайся тогда на все четыре стороны!
– Да пожалуйста! – рассмеялась Вера. – У меня есть квартира, спасибо бабушке!
– Не смей думать об этом жилье! – завопила женщина.
Лишь сейчас до меня дошло, что она не так уж плохо себя чувствует. Вон какой зычный голос у тетеньки прорезался.
– Только попробуй пасть разинуть на квадратные метры старухи! – визжала «несчастная, еле живая» Любовь Петровна. – Тогда…
Старшая Нечаева вдруг остановилась и зашептала:
– Мне плохо, умираю… Евлампия, простите, не способна продолжать беседу. Все нервы в клочья. Дочь с ума сошла… Ту жилплощадь мы вынуждены сдавать. Она приносит копейки, но для нас один рубль – как для других миллион. В день можем потратить только три сотки всего. Три сотенки! Триста рубликов!.. Спасибо вам, вы еду привезли, я хоть курочку пожую впервые за пару лет…
Любовь Петровна закрыла ладонями глаза и принялась громко всхлипывать. Я увидела кисти ее рук с тыльной стороны, встала и тихо сказала:
– Простите, что лишила вас спокойствия.
Потом взяла свою сумку, пошла к двери, схватила свои сапоги и куртку в охапку, поспешила на лестницу, спустилась вниз, остановилась на площадке между первым и вторым этажами, начала одеваться.
– Все поняли, да? – тихо спросил знакомый голос.
Я вздрогнула, подняла голову и увидела Веру. Та спускалась по ступенькам.
– Угадали, – кивнула я и начала натягивать угги.
– Пожалуйста, мне надо с вами поговорить, – прошептала девушка.
Я выпрямилась.
– Ваша мать – хорошая актриса, но не самый талантливый режиссер. Не сразу поняла, что да как, но потом сообразила, что стала участницей чужого спектакля, а вы в нем исполняете свою роль… У Любови Петровны на пальцах следы от колец, руки у женщины загорелые – похоже, она недавно прилетела из жаркой страны. Загорала на пляже, не снимая украшений, а перед моим приходом быстро сняла их. А у бедных пенсионерок нет бриллиантов и других камней.
– Пожалуйста! Клуб любителей собак! Он неподалеку! Там есть небольшое кафе, о котором знают только члены этого клуба. В заведении всегда пусто. Умоляю! Поговорите со мной!
– Ладно, – согласилась я. – Но если пойму, что лжете, вмиг уйду. Пойдемте в машину.
На дорогу до нужного места ушло минут пятнадцать – клуб оказался не в соседнем доме.
– Пешком быстро добираться, на машине намного дольше. Везде одностороннее движение, – пояснила Вера, когда я наконец сумела припарковаться.
Я молча вылезла из своей «букашки» и посмотрела на свою спутницу.
– Вход со двора, – прошептала та.
Внутри оказалось пусто, ни охраны, ни девушки на ресепшене, ни гардероба. Мы прошли по узкому коридору и оказались в комнате. Там стояли длинный стол и стулья. Был и столик поменьше, на нем красовались электрочайник и разнокалиберные кружки. Я села и посмотрела на Веру.
– Чаю хотите? – еле слышно осведомилась та.
– Нет, – резко ответила я. – Кофе и какао тоже не предлагайте. Говорите.
Девушка опустила голову.
– Вы мне не поверите.
– Побеседовать в этом странном месте захотели вы. У меня мало времени. Если имеете, что сообщить по поводу смерти своего отца, то слушаю вас. Если хотите продолжить спектакль под названием «Умирающая мама и любящая ее дочь», то ухожу. Первый акт вы сыграли фальшиво. Жаль, Константина Станиславского с его любимым выражением «не верю» нет в живых, он бы мог объяснить, как правдиво исполнять роли. Хотя сценарий тоже не удался.
– Это
