Хранитель изумрудной печати - Наталья Николаевна Александрова
Мать пришла поздно — у нее на работе была корпоративная вечеринка. Увидев лужу в ванной, она собралась было заорать, но махнула рукой и легла спать.
После прогулки в мороз в одном платьице Вера заболела воспалением легких, утром у нее поднялась температура, мать вызвала врача. Веру неделю продержали в больнице на уколах и капельницах, после чего от антибиотиков она впала в апатию.
Лариска притащилась в первый же день после выписки, захлебываясь, рассказывала, как долго обсуждали в классе Верину историю, как кто-то поначалу пустил слух, что она хотела покончить с собой, как классная призывала относиться к Вере внимательней и мягче и как она, Лариска, поклялась, что никогда не будет разговаривать со стервой Викой.
— Вряд ли она это заметит… — Вера с трудом разлепила сухие потрескавшиеся губы.
Лариска обиделась и ушла. Вере же было все равно.
Остаток школьных лет прошел незаметно. Не было в них ничего интересного. С Сережей Одинцовым они больше не общались, теперь уже Вера его избегала, первой отводила глаза при встрече. Лариске она строго-настрого запретила даже имя его упоминать. Вику Пашкевич он больше не интересовал, да это и раньше было ясно. Сережа, похоже, не слишком по этому поводу расстраивался. Впрочем, Вере и в самом деле было все равно.
Престарелая соседка-учительница продала квартиру и переехала к дочери, приходила прощаться, но Вера даже не вышла из своей комнаты. Мать так и не узнала ничего про Верину неудавшуюся любовь.
В последнем классе Вера, как и все, занялась учебой. Школа у них была хорошая, все выпускники собирались поступать в вузы. Точные науки шли у Веры неважно, зато хорошо давались языки и литература. Решила поступать в педагогический на английское отделение, так как в университет нечего было и соваться. А матери даже удалось выжать из отца какие-то деньги на репетиторов.
Отец с тех пор, как ушел, в их квартире больше не появлялся и не делал попыток увидеться с Верой. На окончание школы прислал, правда, денег на подарок. Мать тогда процедила сквозь зубы, что у отца уже третья жена, очень деловая девица, из молодых, да ранних, что дела, судя по всему, идут хорошо, но чтобы Вера не особо надеялась, что ей что-то обломится, — как только стукнет восемнадцать, папочка ее и знать не захочет.
Вера пожала плечами — и так не хочет, а она навязываться не станет.
И правда, как только отпраздновали Верино восемнадцатилетие, деньги от отца поступать перестали.
Вера училась, подрабатывала как могла, мать в это время познакомилась, как она выражалась, с приличным человеком. Было похоже, что она сильно им увлеклась, — характер стал явно лучше. Одна проблема: ее друг был женат. И хоть готов был, по выражению матери, соединить с ней свою жизнь, но собирался оставить все нажитое прежней семье, чтобы не было потом обид.
В конце концов он купил дом в деревне, и мать уехала туда с ним пока что на лето. А потом решила остаться там насовсем. За это время она очень изменилась — стала гораздо проще и как-то человечнее, что ли, видно, новый муж хорошо на нее влиял. Не изменилось только ее отношение к Вере — к дочери она была совершенно равнодушна. Что ж, Вера к этому привыкла.
Она окончила институт и стала искать работу. Ничего приличного не попадалось, оказалось, что, зная в совершенстве один только английский язык, не приходится ни на что рассчитывать. Без связей и знакомств можно было устроиться только в школу или секретарем-референтом в какую-нибудь небольшую фирму.
В секретари Вера идти не хотела — там кофе начальнику подавать, и вообще высшее образование необязательно. Но не для того же она пять лет над учебниками корпела! Школьные воспоминания были еще чересчур свежи и не вызывали ни малейшего желания работать в школе, однако нужно было на что-то жить, и Вера решилась, выбрав, естественно, не свою бывшую школу, а другую, не так близко от дома, там как раз англичанка ушла в декрет.
Нельзя сказать, что ей нравилась работа — вечно встрепанные пятиклассники, орущая толпа на переменах, нагловатые старшеклассники, хамки-девицы, с пренебрежением оглядывающие ее одежду, подозрительная завуч, грозная директриса, которую все боялись.
Но потихоньку Вера привыкла. Другая англичанка — пожилая, болезненная — относилась к ней неплохо, помогала советами, так что все постепенно наладилось. К тому же в школе появился новый историк Андрей Викторович — молодой, подающий надежды. Говорили, что он пишет диссертацию, в школу пришел временно, потом будет искать более подходящее место в крупном исследовательском институте, чтобы заниматься наукой.
Коллектив в школе, как водится, был преимущественно женский, физкультуру и то вела здоровенная громогласная тетка, бывшая метательница молота. Где-то внизу, в мастерской, скрывался трудовик Степан Степаныч, которого вся школа, включая первоклассников, звала Стакан Стаканыч (понятно за что), да скользил по коридорам неслышной тенью старенький преподаватель рисования.
Был еще один индивидуум мужского пола, который преподавал странную дисциплину под названием ОБЖ и носил смешную фамилию Дырочкин. И хотя был Дырочкин плешив, немолод и кривоног, его крепко держала на коротком поводке литераторша.
Вера старалась во все эти интриги не вникать — да ей было и неинтересно. Хотя некоторые училки и стремились донести до нее все подробности. Вера по наивности полагала, что если она не будет слушать сплетни, то и о ней никто не станет сплетничать. Нужно относиться ко всем по-дружески, ровно и спокойно.
В основном все учителя были замотаны работой и семьей, у кого она была. Всем давно уже осточертела школа, они терпеть не могли учеников, те платили им тем же.
Родители на собраниях орали и грозили всяческими жалобами. Из роно и министерства приходили грозные циркуляры, но их никто не боялся, потому что все учителя справедливо полагали, что дальше школы их не пошлют и меньше класса не дадут. Так оно и было.
Директриса, как это обычно бывает в школе, держалась особняком, в школьных разборках и интригах участия не принимала. Была она совсем не похожа на типичного директора школы, какими показывают их в кино, какой была директорша в Вериной школе — толстая тетка с визгливым голосом и тремя подбородками, аккуратно выложенными на блузку с отложным воротничком.
Эта была худа, волосы носила распущенными по плечам, костюмы — дорогие, стильные. Лет ей было слегка за сорок, и в принципе женщина была бы вполне симпатичной, если бы не узкие, всегда сжатые губы и не змеиное
