Лучше быть тварью, чем рабом - Вячеслав Прах
Старик сказал это в пустоту, не обращаясь к кому-то конкретному.
– Мотивом Рувима могли быть банальные деньги, так как он имел еще много других долгов, помимо долга за автомобиль. Он погряз в обязательствах и не знал, как из них выбраться, он даже думал сбежать из города. Ведь квартиру – и ту он снимает.
– Что за черт? – вскрикнул самый крупный мужчина в этой комнате. – Убить Дору из-за денег?
– Я видел разное в своей жизни, не стоит так возмущаться. Я не обвинил никого, лишь озвучил свои мысли, возможный мотив преступления.
– Мотивом Рогнеды тоже могла быть корысть. Ведь в завещании, оставленном Дорой, сказано, что после смерти ее имущество, то есть квартира, перейдет в собственность Рогнеды, лучшей подруги.
– Во как, – протянул Вакула. – Мотивчик прекрасный. А я и забыл об этом. Дора вправду так и сделала, потому что была в обиде на родных.
– Мне не нужна эта квартира, я все равно отдам ее семье Доры. Матери и сестре, – сказала девушка.
– Это ваше право, – сказал Старик Рогнеде. – И, наконец, последний человек, имевший мотив, – Вакула. Один из возможных мотивов – месть. Месть женщине, которая порой отрицала в нем мужчину, лишь бы сделать больно, тем самым унижая его. Смерть Доры освободила Вакулу от этой болезненной и губительной связи, губительной не только для него, но и в равной степени – для нее.
– Вы и вправду считаете, что это могло бы освободить меня? – обратился Вакула к Старику.
– Не знаю. В момент убийства порой люди не понимают, что произошло до и что произойдет после. – Он задумался. – Три удара ножом. Бездыханное тело. И все обставлено так гладко: похищены деньги, украшения, вся квартира отмыта, будто после убийства пришла команда из клининговой компании и вылизала до блеска все, оставив только труп на полу и лужу крови вокруг него. Убийца забрал с собой орудие убийства, нашелся даже подозреваемый, бродивший на лестничной клетке, когда обнаружили тело, – все складывалось отлично. Если бы не одно но – убийца сам себя сдал, и я не мог понять, почему. Чаще всего преступники одержимы жаждой быть упущенными из виду, свободными, продолжать жить прежней жизнью и не калечить себя позором, раскрытием, всеобщим презрением и тюрьмой. Они, как гусеницы, попавшие в паутину, пытаются ползти и ползти, лишь бы как-то из нее выбраться, выкрутиться, уцелеть и жить дальше. Чаще всего эти люди держат себя в руках и кажутся спокойными, но чувствуется, что у них внутри бьет ключом жизнь и жажда свободы. Но здесь оказался совсем другой случай. Один из немногих в моей практике, когда гусеница, угодившая в паутину, просто лежала в паутине и рассказывала всякие небылицы, сама не веря в них. Были у меня моменты, когда люди сдавались, едва на них слегка надавливали – и снова не то. На одного надавишь немного – расколется, на другого надавишь сильно – ничего с ним не произойдет. Я пытался надавить слегка, затем сильнее – и ничего не произошло, потому я решил больше не давить, а попытаться понять самостоятельно. Я познакомился со всеми людьми, которые имели отношение к Доре, – с ее соседями, с ее родственниками, даже с теми, кто работал с ней, познакомился со всеми вами. Я находил подсказки, вы сами мне их давали, некоторые из вас даже не понимали, как порой ценно было то, что сказано походя. И шаг за шагом я приближался к правде. Я следил какое-то время за каждым из вас, я работал не один, мне помогали другие. Куда вы ходите, какие у вас увлечения, с кем вы встречаетесь, какие у вас связи, где покупаете молоко и хлеб – мне важно было все. И я нашел один очень важный ключ, оставленный Дорой.
Теперь, когда я собрал все части этого сложного пазла воедино, хочу поведать вам вашу же историю.
* * *
Часть вторая. Тайны
– Вакула не выходил из квартиры восемь дней, может быть, даже девять, запершись после похорон жены, которые он сам устраивал, и принятия всех соболезнований. Мы следили за ним. Затем наконец вышел. Первый его поход был в магазин, он купил несколько бутылок питьевой воды, два-три килограмма мяса, три бутылки молока, хлеба, несколько упаковок риса, два рулона туалетной бумаги – скромный список самого необходимого для существования. Так подумалось мне. Спустя три дня после первой вылазки из дома, примерно в два часа дня, он выбрался в кафе, которое располагалось неподалеку. Ранее мы несколько раз звонили ему в дверь – хотели, притворившись рекламными агентами, хоть мельком заглянуть внутрь. А когда он скажет, что ему ничего не нужно, попросить принести стакан воды, чтобы, пока он ходит, посмотреть хоть беглым взглядом, чисто у него или беспорядок, какие запахи в квартире, как он выглядит, будучи наедине с собой. Все это мне нужно было, чтобы утолить мое любопытство. Он не открыл дверь ни разу. Я мог и сам заявиться к нему, предварительно позвонив, но это вызвало бы подозрения – почему домой, почему не назначить встречу на нейтральной территории, в кафе, например, или у меня в кабинете? Вполне разумный и логичный вопрос. Мне было важно понять, как он существует после смерти своей жены, с которой уже давно не жил постоянно, но оставался ее мужем.
Вакула хотел что-то сказать, но Старик остановил его взглядом.
– Не нужно ничего говорить, просто выслушайте меня не перебивая. Да, у меня не было распоряжений и полномочий следить за каждым из вас в свободное от работы время и позволять заниматься этим посторонним людям, помогающим мне в деле. Но на то имелись свои причины, и вы поймете, почему я так поступил, какие цели преследовал. История, связывающая вас троих, собравшая вас сегодня в этом месте, – нечто большее, чем жестокое убийство женщины с целью ограбления. Это история четырех судеб, тесно переплетенных друг с другом. Это история грязи, доброты и подлости, великодушия и малодушия – это радуга каждой души, причастной к смерти Доры. Вы поймете, кто я, и многое для вас станет ясным, но обо всем по порядку. Наберитесь терпения. Это не разоблачение убийцы, это лишь история о каждом из вас на определенном отрезке вашего пути.
Рогнеда вдруг поняла, что не моргает, глядя в лицо Старика, не выдававшее никаких эмоций,
