Проклятье египетского жреца - Виктория Лисовская
Муте-Муя рыдала, обнимая колени сына, вместо нее ответил ближайший сановник отца достопочтенный Юя, который неслышной поступью вошел в тронный зал.
– Приветствую тебя, Аменхотеп, сын бога Ра, страшные вести пришли в царский дворец, пока ты воевал на чужбине, – тихо промолвил сановник.
Царевич насупился, горизонтальная складка прочертила гладкий лоб, он молчал, но тревога сжигала его душу.
– Наш великий царь Тутмос Великолепный, да будет Амон милостив к нему, занемог, – еще тише добавил Юя.
– Мне надо к нему, мне надо увидеть отца! – закричал Аменхотеп.
Но Юя покачал гладкообритой головой.
– Нет, нельзя. У Тутмоса началась необратимая лихорадка, все лекари, что за ним ухаживали, слегли с такой же болезнью. Все жрецы, что молились и приносили подношения царю, уже умерли в страшных муках. Тутмос под страхом смерти приказал никого к себе не пускать – особенно тебя и любимую жену.
Муте-Муя забилась в истерике у ног царевича.
– Но как же? Но почему? – Аменхотеп удивленно взглянул на жреца Хапу.
Лицо темнокожего нубийца, казалось, еще больше потемнело, он бесшумно твердил себе под нос слова молитвы, а потом, подняв взгляд, бесстрашно ответил:
– В стране должен быть только один фараон – кто отгадал загадки Тота, кто сразился с чудищем. Сехмет и Хатхор сделали свой выбор, и ты тоже сделал выбор – потому участь Тутмоса, да будет Осирис милосерден к нему, решена.
Прислужницы Муте-Муи снова подняли жуткий вой, царица, услышав эти слова, принялась рвать на себе волосы от горя.
Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
После сытного обеда сыщик и его горничная вызвали кучера и отправились в гостиницу «Лондон», которая находилась в самом центре города в роскошном фешенебельном квартале, где останавливались иностранцы, не стесненные в средствах.
Портье, узнав, что они желают видеть постояльца из триста второго номера, изменился в лице и промычал что-то нечленораздельное.
Приняв эти слова за разрешение, Аристарх Венедиктович бодро отправился на третий этаж, таща за собой по ступенькам ошарашенную красотой отеля Глафиру.
– Надо же, какая лепнина, какие колонны, а эти мраморные ступени! Я представляю, как сложно тут убирать и всю эту красоту поддерживать, сочувствую местным служанкам, – пробормотала она.
Триста второй номер встретил гостей открытой настежь дверью и выходящим навстречу полковником Филиным.
– Степан Игнатьевич, добрый день. А что это вы тут… – но закончить фразу Свистунов не успел, он заметил бледного каирца, которого в кандалах тащили двое бравых военных.
– А вы тоже тут! Откуда узнали о задержании? – недоуменно поднял брови Филин. – Кто проболтался?
– Я не винават! Я не делаль! – запротестовал Асхаб Аф-Аффанди, с мольбой обращаясь к Аристарху Венедиктовичу.
– Чего он не делал? В чем вы его обвиняете? – подала робкий голос Глафира.
– А… милочка моя, вы тоже здесь? – хмуро кивнул ей полковник. – Не вы ли неделю назад мне доказывали, что Расчленитель с Васильевского и убийца конюха Архипа – одно и то же лицо? И вот, это лицо я и поймал, теперь, голубчик, не отпирайся! У… злодей! Стольких девок наших порешил!
– Я ничего не понимаю, почему вы арестовали Асхаба? Он иностранный гражданин, с чего ему быть Расчленителем? – замотал головой Свистунов.
– А вот с чего. Смотрите сюда, – и жестом фокусника Степан Игнатьевич продемонстрировал матерчатый сверток, в котором что-то позвякивало. Хитро улыбаясь, полковник развернул сверток, и на свет показались какие-то железячки, крючки, непонятные ножички и еще несколько странных инструментов.
– Что это? – удивилась Глаша, разглядывая находку.
– А это в номере у вашего каирца нашли. Это те самые медицинские инструменты, которыми и вырезались внутренности у погибших девушек на Васильевском, на некоторых из них до сих пор остались капли крови. Что ты, изувер, помыть, что ли, орудия преступления не удосужился? – толкнул египтянина полковник.
– Я не делаль этого, я никого не убиваль!
– Еще скажи, что это не твои инструменты? Как в Древнем Египте, мумий хотел наделать? У… козья морда! – выругался Филин.
– Инструменты действительно мои, но это не для мумия. Это не кров девушка, это другой кров, – замотал головой Асхаб.
– А чья это кровь?
– Это птичка кров, кошка кров, мне нужен биль один ритуаль, но это не человек кров! Я клянуся!
– Молись лучше своим богам египетским, больше тебе никто не поможет! Уведите этого злодея!
– Асхаб, как вас там, я получил ваше письмо и ваш… презент… – Аристарх Венедиктович подмигнул правым глазом. – Я все сделаю.
– Найдит борода сфинкс… я вас молю… борода нужен… Какой презент? Вы о чем? – закричал каирец, когда его выводили из номера.
– Так его только из больницы выписали, когда же он успел убить? – снова удивился Свистунов.
– Из больницы его выписали еще вчера, и когда он был на лечении, убийств на Ваське не было – так что все сходится! – довольно потер руки полковник.
– А как вы узнали, что у него в комнате эти инструменты, якобы орудия преступления? – задумчиво спросила Глафира.
– Как узнал? Да так узнал! Работать надо, милочка! И все получится, это не ваши сказочки. Пришло к нам в отделение письмо от неизвестного, что в гостинице у египтянина Асхаба Аф-Аффанди есть интересные медицинские инструменты, которыми как раз и разрезали бедных девушек.
– И вы не знаете, от кого письмо и кто его принес? – Глафира была в замешательстве.
– А мне и не нужно знать, данные подтвердились. Написал письмо какой-нибудь активный гражданин, который захотел помочь следствию.
– А почему имя свое не написал тогда? – не унималась Глафира.
– Не все хотят славы и наград, некоторым важно, чтобы преступник попал за решетку. У-у, злодейский египтянин, надо о нем справки раздобыть – в своем Каире, наверное, тоже девушек порешил, а потом к нам приехал, – погрозил кулаком Степан Игнатьевич.
– Да как он всех порешил, это надо уметь еще с этими медицинскими инструментами так обращаться, у него разве есть такие навыки? – Глафира задумалась, какая-то идея снова ускользнула от нее.
– А то, что он на птичках и кошках тренировался в своем злодейском ритуале, вас, милочка, не останавливает? Птичек не жалко?
Глафире нечего было на это ответить.
– Вот то-то же!
Степан Игнатьевич поклонился.
– Аристарх Венедиктович, очень рад вас видеть, но вашу ассистентку прошу немного урезонить, чтоб свой нос не совала куда не надо… А то не ровён час оторвут! – и Филин грубо, по-военному засмеялся.
Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
Глафира мерила шагами маленькую кухоньку – по совместительству свой рабочий кабинет, комнату
