Смерть и круассаны - Йен Мур
— Мадам Таблье! — крикнул Ричард, теряя даже видимость контроля над ситуацией. — Мадам Таблье!
— Да, — раздалось мрачно прямо у него за спиной.
— О, я думал, что вы внутри. Не могли бы вы…
— Я согласна с ней. — Мадам Таблье кивнула на Валери и безо всякой необходимости махнула в ту же сторону ведром. — Что-то не так.
Валери согласно кивнула, и Ричард увидел, как прямо у него на глазах возникают зачатки взаимного уважения. Он снова поник.
— Моя жена очень хочет яйцо. — Мейер старался быть понапористее, но снова был проигнорирован. Тут и он поник, но почти сразу выпрямился, осознав, что все остальное семейство Мейер стоит у него за спиной и у всех одинаково осуждающие лица.
— Здесь ничего не происходит! — Ричард был непоколебим. — Это долина Луары. Ничего не происходит в долине Луары. — Внезапно он замолчал и обвинительным взглядом посмотрел на Валери. — А откуда ты знаешь, что Риззоли у Мартина с Дженни?
— Потому что я к ним ездила.
— Ездила к ним?
— Да, ездила к ним. Я знала, что ты не поедешь, поэтому отправилась одна.
— И?
— И они не носят одежду; это я выяснила очень быстро.
— Риззоли?
— Томпсоны!
— Это ты и от меня могла узнать! Они же чертовы секс-паразиты, эта парочка.
Мадам Мейер попыталась прикрыть уши обеим дочерям, одновременно кинув обвиняющий взгляд на мужа, выпалившего «яйца», словно это могло помочь.
— Теперь-то я это знаю. Это меня не волнует, они взрослые — могут делать все, что пожелают.
— Они и делают, уж поверь.
— И бедный мсье Граншо останавливался там.
— Так я и знала, — мадам Таблье успела поставить ведро и теперь скручивала папироску, — что-то тут не так.
— Да всё так!
— Нам действительно нужен кофе, будьте так любезны.
— Да, я вас слышал, — Ричард обнаружил, что кричит совсем не на тех людей.
— И исчез он точно так же. Кровь, очки, пуф-ф-ф! — Валери взмахнула руками, словно фокусник в дешевом балагане. — Растворился.
Ричард покачал головой.
— И что? Не желаю иметь с этим ничего общего. Зная Мартина и Дженни, не удивлюсь, если они держали его в одной из своих темниц, нацепив ему маску с молнией на голову.
Валери тут же изменилась в лице.
— Ты правда так считаешь?
— Нет! Нет, черт возьми, не считаю. Я считаю, что он просто глупый старикашка, играющий в свои дурацкие игры. Дурацкие мафиозные игры к тому же, и — хочу обозначить это со всей возможной ясностью — ко мне это не имеет ни малейшего отношения!
— Яйца! — рубанул мсье Мейер наконец. — Мы хотим получить свои яйца.
— Знаете что, — окончательно вышедший из себя Ричард махнул в сторону курятника, — пойдите и возьмите их сами, черт побери!
Все семейство Мейеров перевело взгляд на курятник, притаившийся невдалеке, в уголке сада, под липой. Обе девочки закричали и уткнулись лицами в платье матери. Мать гневно зыркнула на отца, отец замер в ступоре, а Ричард, Валери и мадам Таблье дружно посмотрели в том же направлении. Там, на стене курятника, с проволочной петлей вокруг шеи и с затянутыми белесой пленкой смерти глазами висела курица.
— Ублюдки, — еле слышно выдохнул Ричард. — Они убили Аву Гарднер.
Глава одиннадцатая
Утерев пот со лба, Ричард тяжело оперся на лопату. Земля поздней весной высохла и теперь плохо поддавалась, но он был решительно настроен оказать Аве Гарднер те же почести, что и прочим, обеспечить могилу и достойное прощание. Здесь, у стены дровяного сарая, уже упокоились не меньше восьми куриц, и могила каждой была отмечена камнем, чтобы избежать невольной эксгумации в случае очередной потери. Он работал со всей возможной скоростью, чтобы мадам Таблье не успела прибрать к рукам вкусную тушку Авы Гарднер. Он уже заметил, как она поглядывает на мертвую птичку, и, пусть больше не чувствовал себя хозяином в собственном доме — надеясь, что это временно, — не собирался позволить мадам Таблье съесть его дорогую Аву Гарднер.
— Ты хоронишь всех своих куриц? — с легким удивлением тут же спросила Валери, держащая на руках неизбежного Паспарту.
— Да, — резко ответил Ричард.
И на этом все закончилось, поскольку даже Валери сумела проявить чуточку такта и вернулась в дом. Ричард продолжил копать яму, а затем, сочтя ее достаточно глубокой, уложил на дно пучок соломы, бережно пристроил на него окоченевшую птичью тушку и снова закопал яму.
— Это личное, — сказал он себе, сидя на ближайшей садовой скамье. — Личное, — повторил он. — Все дело в том, — принялся рассуждать он, — что я даже не знаю, что «это». — Он уставился на холмик свежевскопанной земли, ставший могилой Авы Гарднер. — Не понимаю, старушка. Какой-то тип исчезает, возможно, не по своей воле и, возможно, не один раз, но под удар попала твоя шея. Это неправильно, так ведь? — Он замолчал. — Не стоит трогать чужих куриц, даже если вы из мафии. «Мафия, — подумал он, — очевидно, именно поэтому Валери убеждена, что тут замешана чета Риззоли; доказательств нет, но многие легко опираются вместо них на распространенные стереотипы. Однако странно, что она решила отправиться к Томпсонам в одиночку». Он гневно стиснул кулак; она тут бегает повсюду и наводит суету, а расплачиваться приходится его курицам.
— Думаю, Ава, пришло время мне вернуть контроль, — заявил он, скованно поднимаясь. — Не нужно больше позволять вертеть собой. Не могу позволить, чтобы то, что с тобой случилось, осталось безнаказанным. Нет. — Он поднял лопату как ружье. — Мужчина должен делать то, что следует.
— С кем ты разговариваешь, Ричард?
Это снова оказалась Валери, на этот раз без Паспарту, которая, к счастью, бодро двинулась в обход куриного кладбища.
Он с вызовом посмотрел на нее.
— Я разговариваю сам с собой, мадам. Это единственный способ поговорить с кем-то разумным. Смотри под ноги, пожалуйста, ты только что чуть не наступила на Кэтрин Хепбёрн.
— Ты же разговаривал с курицей, правда? — Ее, казалось, слегка встревожила подобная перспектива.
— Да. И?
— О.
— У тебя с этим проблемы?
— Нет, думаю, это довольно мило.
— О, что ж. — Он явно не знал, что сказать. — Спасибо.
— И?
— И что?
— Что сказала твоя курица?
Ричард повернулся к Валери, чтобы посмотреть, не подшучивает ли она над ним. С виду было непохоже, а он подозревал, что она не смогла бы спрятать эмоции, даже если это сарказм.
— Забавно, но она была не особо разговорчива. Трудно говорить, когда тебе ломают шею. И это я про курицу, само собой.
— Так что ты решил? — Она опустилась на скамью, и он присел рядом.
— Я решил, что мне не
