Ни слова больше! - Карен М. МакМанус
«Понимаешь, Трей, — сказала она, — дело в том, что я завязала со всем этим материнством».
Я не знал, как реагировать. Что значит «завязала»? Побоялся спросить и лишь промямлил: «Ты хорошая мама».
Я так нервничал, что, пытаясь открыть пакет, слишком его сдавил, и чипсы внутри раскрошились.
«Мы оба знаем, что это неправда», — отозвалась мать.
Я поспешно сунул чипсы за спину — мне казалось зловещим предзнаменованием, что я испортил ее подарок, даже не успев им попользоваться.
«Возвращайся домой, мам».
Тогда еще я звал ее мамой. Наши отношения перешли в фазу «Лиза-Мари» гораздо позже, спустя годы после ее ухода.
«Не вернусь, — ответила она. От слов веяло такой уверенностью, что внутри все похолодело. — Послушай, Трей. Ты должен кое-что понять. — Глубокий вздох. — Я вообще не планировала стать матерью. Всегда считала, что не создана для материнства, но Джуниор мечтал о малыше, и в какой-то момент я просто сдалась и решила попробовать».
Решила попробовать. Типа речь о новом вкусе мороженого.
«Я правда старалась, — продолжила она, пожав плечами, — но эта бесконечная рутина… С меня хватит».
Восемь лет прошло, а я по сей день недоумеваю, как можно сказать такое девятилетнему ребенку. Честность была, пожалуй, худшим из наказаний, которым мать подвергла меня за мою короткую жизнь.
На двери звякает колокольчик, и Эл поднимает голову навстречу входящей девушке в сером пальто и черной вязаной шапке. Она стягивает шапку, и во все стороны разлетаются наэлектризованные рыже-каштановые волосы. Бринн. Я цепенею. После собрания в оранжерее она что-то говорила насчет мемориального сада, но я не помнил, чтобы мы договаривались на сегодня.
— А это что за пушистый великан? — мурлычет Бринн, протягивая руку Элу. Тот смотрит на Регину — пес вымуштрован не подходить без разрешения даже к приветливым посетителям — и радостно вскакивает, когда хозяйка кивает. Он топчется у ног Бринн, опираясь на нее всем своим весом и размахивая хвостом. Поразительно, что та не падает. Бринн такая же микроскопическая, как и в восьмом классе. «Прутик, — говорил о ней отец. — С большим ртом». И не подумайте, он это любя.
— Здравствуй, красавец, — мурлычет Бринн и чешет Эла за ухом. — Да-да, ты красавец.
— Это Эл. Хозяйский пес, — настороженно говорю я. — Если ты по поводу сада, я сейчас на работе…
Бринн поднимает голову и замечает Регину, которая наблюдает за нами, облокотившись на прилавок.
— Привет! — весело машет Бринн. — Это ваш пес? Просто сногсшибательный!
— Да, мой. И ты ему явно понравилась, — отзывается Регина. — Только не обольщайся: он не шибко разборчив.
Бринн смеется, Регина переводит глаза на меня, словно ожидая представления. Я молчу, тогда она спрашивает:
— Вы с Триппом вместе учитесь?
— Ага, — кивает Бринн, — раньше учились. Потом наша семья на время уехала из Стерджиса, а теперь вернулась, и с прошлой недели мы опять в одном классе. — Она окидывает взглядом белую плитку, деревянные столы, со вкусом подобранную светлую отделку и фотографии разной выпечки на стенах. — Это же новое заведение, да? Раньше его здесь не было. Как у вас уютно!
— Мы открылись два года назад, — отвечает Регина и кивает в мою сторону: — Похоже, наш король этикета забыл все приличия, так что придется спросить самой. Как тебя зовут?
Бринн подходит к прилавку в сопровождении Эла и протягивает хозяйке руку:
— Бринн Галлахер.
— Регина. Рада познакомиться. Кофе выпьешь?
— Нет. Спасибо, конечно, но я надеялась застать Триппа, чтобы обсудить проект сада в Сент-Амброузе…
— Я же сказал, что работаю, — перебиваю я, снова хватаясь за швабру, и начинаю тереть и без того безупречный пол. — Обсудим в другой раз.
Поздно! Регину не проведешь.
— Проект сада, говоришь? — Она поворачивается ко мне с выражением одобрения. — Не в честь ли мистера Ларкина?
— Именно, — подтверждает Бринн. — Вы в курсе?
— А как же! — Регина выходит из-за прилавка и берет у меня из рук швабру. — Пол чистый. Прервись, Трипп, поработай над проектом с одноклассницей. Тебе какой кофе сделать, Бринн? За счет заведения.
— Правда? Вот спасибо, с удовольствием выпью латте, — не теряется та.
Регина огибает прилавок и включает кофе-машину. Бринн идет к одному из столиков у окна и запрыгивает на высокий стул. Скидывает пальто, достает из сумки ручку и блокнот и оборачивается. За все это время я не двинулся с места.
— В чем дело? — Она закатывает глаза. — Не можешь и десяти минут мне уделить? Я же не прошу тебя стать моим бойфрендом.
Черт, припомнила. Только этого недоставало.
Нехотя усаживаюсь на стул напротив. Бринн вновь роется в сумке.
— Я подумала, что нужно чередовать однолетние и многолетние растения, — тараторит она и достает телефон. — Чтобы были и вечнозеленые, и те, что цветут в разное время года. Тогда сад будет хорошо смотреться даже зимой. Спасибо, — благодарит она Регину, которая ставит на столик кофе.
— Как скажешь, — бурчу я и ловлю на себе испепеляющий взгляд хозяйки. — То есть да. Я согласен.
— Причем цветы можно выбрать со смыслом, — продолжает Бринн, наклоняясь над блокнотом. — Например незабудки. Желтые тюльпаны как символ дружбы или розмарин как символ памяти. Что еще?
Выжидающий взгляд.
— Откуда мне знать? Я ж не садовник, — говорю.
— Я тоже не в земле ковыряюсь в свободное время, — язвит Бринн и отпивает из чашки. — На то существует «Гугл». И знающие люди. Мистер Соломон по-прежнему в Сент-Амброузе?
— Нет, ушел на пенсию. В школе новый садовник — тот еще придурок, который к тому же работает на полставки. Кстати, попросить мистера Соломона — неплохая идея, — говорю я, памятуя о своей недавней с ним встрече. — Он тебе с удовольствием расскажет.
— Мне расскажет? — Бринн выгибает бровь. — Я что, команда из одного человека?
Сдерживаю вздох.
— Нам расскажет. Он меня на днях как раз приглашал…
— Замечательно. У тебя его телефон есть?
— Нет. С какой стати? Я просто вижу его иногда в городе.
— Спрошу у мисс Келсо. — Бринн делает пометку. Потом стучит ручкой по столу, буравя меня своими раздражающими глазами. — А вообще, Трипп, как жизнь? Чего нового?
— Да так, ничего.
Молчание. Стук ручки по столу.
— Теперь твоя очередь спросить, как у меня дела, — наконец произносит Бринн.
Едва сдерживаю улыбку. Нечего поощрять собеседницу — у нас не дружеская беседа.
— Ну и как же у тебя дела?
— Отлично. — Если она сейчас же не прекратит стучать по столу, я швырну эту ручку за стойку. — Вернее, все шло отлично, пока не пришлось переехать и поменять привычную школу на семестр в компании совершенно чужих мне людей.
— Мы не чужие, — говорю. — Ты почти всех
