Черное и Белое - Жанна Раскита
Лысеющий мужчина кинулся, было, мне на помощь, но парень в капюшоне уткнул ему в лицо "калашников". Энтузиазма тут же убавилось.
Ковбой подошел ко мне, приподнял, развернул к себе и влепил пощечину, от которой у меня перед глазами засверкали звезды.
Ощутив во рту кровь, утерла теплую стройку с губ и медленно приподнялась.
Ковбой схватил меня за волосы и подтянул к себе.
– Смотрите все! – заорал он.
Перепуганные люди замерли.
– Любое непослушание будет наказано! – вновь выкрикнул террорист и потряс моей головой так, словно она уже была его собственностью.
Потом ковбой достал пистолет и приставил к моей голове.
Оружие было невероятно холодным.
Но пугало меня не это. Меня испугало выражение лиц зрителей. Здесь смешалось все – паника, ужас, ненависть. Но самое главное, они, похоже, забыли, что представление закончилось. Люди, затаив дыхание, почти с нетерпением ждали, когда меня убьют. Они смотрели на меня, как на акробата, под куполом цирка. Он упасть не должен, но может…
Неужели, они все уверены, что сейчас моя голова разлетится по этой комнате, забрызгивая зеркала?
– Это понятно?! – спросил ковбой у заложников.
Не дождавшись ответа, бандит зачем-то поволок меня к выходу из зала.
Они хотят убить меня не здесь?
Едва за нами захлопнулась дверь, ковбой сдернул платок с лица.
Это было плохо. Очень плохо…
– Страшно, да? – садистки ухмыляясь, он затолкал меня в помещение напротив.
Я споткнулась о порог онемевшими ногами, и снова упала.
– В чем дело? – послышался голос.
– Среди заложников оказалась журналистка, – сообщил ковбой, и приподнял меня с пола, демонстрируя, как трофей.
Они все здесь были с открытыми лицами. Теперь они меня точно убьют.
Ковбой подвел меня к человеку, лет пятидесяти на вид. Седой, с черными густыми бровями, и золотым зубом.
– Журналистка? – спросил он недоверчиво.
Я кивнула.
Седой взглянул на ковбоя.
– Это ты хорошо придумал, – сказал старик и благосклонно улыбнулся, – только она испуганной не выглядит особо…
Главный ( а седой определенно был главным), еще не договорил, а ковбой меня снова ударил, на этот раз кулаком. Что-то щелкнуло у меня в носу. Я снова упала, чувствуя, как горячая густая кровь заливает мой подбородок и рубашку…
– Да… так лучше… – довольно кивнул седой, разглядывая меня, – неси камеру.
Я вскинула голову. Они хотят убить меня перед камерой?
– Вы меня убьете? – зачем-то спросила очевидное…
– Если сделаешь так, как скажешь, то нет, – вдруг ответил седой и взглянул на своих людей, что окружали нас, – а может тебе интервью дать? – он засмеялся, – Станешь известной. Вы ведь об этом все мечтаете? Может даже премию какую дадут? Посмертно…
Все вокруг дружно засмеялись.
Их здесь человек десять, вокруг, не считая ковбоя и седого. Я полностью в их власти. Как сохранить свою жизнь? Надежда слишком призрачна…
Я поднялась на дрожащие ноги.
В комнату вернулся ковбой с видеокамерой. Все тут же смолкли. Террорист передал камеру седому. Тот почти тепло на меня взглянул.
– Дорогуша… тебе выпала честь стать лицом нашей компании, – главный засмеялся своей шутке, – нам ведь лишний раз появляться на телеэкранах ни к чему…а раз ты журналистка… Короче, вот твой текст…
Мне в руки сунули бумажку с печатным текстом. Я взглянула на писанину. Стандартные требования – деньги, транспорт, освободить из тюрьмы друзей…
– Я должна это сказать в камеру? – не в силах поверить, спросила я.
– Справишься?
Я еще раз перечитала текст, и мой звездный час пробил. Кто-то ткнул мне в голову автоматом, и я начала говорить. Должно быть с оружием в кадре смотреться убедительнее?..
Как у меня получилось все сказать, ума не приложу, но я справилась. Они выключили камеру. Седой извлек минидиск и снова мне улыбнулся.
– Хочешь на свежий воздух?
16
Я находилась всего в метрах ста от бойцов спецназа и журналистов. Я стояла за стеклянной дверью и могла рассмотреть каждого, но ни один не видел меня, и не знал, что за ними наблюдают.
Мне нужно сделать всего шаг, чтобы оказаться на воле. Но этого шага будет достаточно, чтобы бомба, которую на меня надели – взорвалась.
Обычный жилет смог стать достаточно тяжелым, ведь его украшали желтоватые брикеты взрывчатки. Что-то подобное я видела в кино…
В жизни все казалось иначе.
Ковбой посмеиваясь, соединял какие-то провода, что опоясывали мой жилет. Потом собрал их в букет, перетянул скотчем, и привязал веревку.
– Выпускаем тебя на поводке, – пояснил он, проверяя прочность сооружения, – если захочешь сбежать дальше, чем хватит веревки – подорвешься. Ясно?
Террорист взглянул на меня ясными серыми глазами.
Я едва справилась с оцепенением, и кивнула.
А что, если веревка зацепиться за что-нибудь?
– Объясняю в последний раз, – говорил ковбой между тем, – ты доходишь до того парковочного знака, говоришь, что на этом диске, и уходишь. Все просто.
– А если они в меня выстрелят?
– Будет большой фейерверк из твоих кишок, – он хихикнул, и подтолкнул меня к двери.
Мои руки, сцепленные впереди скотчем, сжимали диск с видеозаписью требований бандитов. Я даже не могу предотвратить случайность, могу ведь просто упасть…
Я шагнула в ночь, ярко освещенную светом прожекторов.
Тут же яркие столпы света направили мне в лицо. Я ослепла.
Веревка вдруг натянулась. Я замерла, и оглянулась.
Когда глаза привыкли к темноте, ковбой показал мне большой палец, вскинутый вверх, и пихнул в спину. Все происходящее его очень веселило.
Я сделала еще шаг. Осталось всего девяносто восемь.
Кожей ощущала воцарившуюся настороженную тишину. За мной внимательно следили.
Струйка пота скользнула по шее.
Еще шаг и еще.
Несколько сотен глаз следили за каждым моим шагом.
В какой-то момент, я поняла, что мне что-то мешает идти. В горле тут же вырос ком с яблоко. Веревка! Натянулась! Я не выдернула провода? Оглянулась. В этот момент веревка провисла и совсем упала. Он что там, забавляется?
Я прошла половину назначенного пути, когда кто-то строго выкрикнул в мегафон: «Стоять!»
Я не осмелилась противоречить, и замерла. Сил говорить не было. Горло пересохло так, что казалось бумажным.
– Кто?! – вновь обратился строгий голос.
Интересно, сколько солдат держат меня сейчас на мушке? А террористов? А что , если прозвучит выстрел из театра, и я подорвусь на глазах у десятков кинокамер? Испугаются террористов телезрители?
– Меня зовут… Александра Фиалкова, – раздирая связки, не своим голосом крикнула я, – я сотрудница журнала «Карнавал». Мне велели оставить вам требования у того знака!
Когда я сказала все это, страшная слабость охватила меня. Захотелось лечь и не шевелиться…
Вокруг стало еще тише, через секунду по толпе прокатился шепоток.
– Вы – заложница? – вновь поинтересовался голос.
– Да… – я осторожно кивнула.
– Хорошо, – отозвался мегафон, – стойте смирно. Мы освободим площадку для послания.
Я снова кивнула, чувствуя, как капелька пота скользнула по виску.
Солдаты довольно быстро освободили окрестность, и я медленно прошествовала к знаку, оставила там диск, и развернулась, было идти обратно, когда в толпе послышалось:
– Сашка! Это же Сашка!
Потом какая-то возня, что-то громко хлопнуло в ночном небе, кто-то вскрикнул….
Выстрел?! Я оглянулась, а ноги едва не отнялись. В меня стреляют?
– Уходите! – громко приказал голос.
Я отправилась к