Андрей Воронин - Отражение удара
- Ощутимая, - заметил Гранкин, потирая щеку и опасливо косясь на дробеструйку. - Если вы здесь уже закончили, то, может быть, прогуляемся по свежему воздуху?
- Далековато придется идти, - с улыбкой ответил Шинкарев, но спорить не стал и первым шагнул к двери. - Сегодня с этой колонной надо закончить, - напомнил он рабочим, оглянувшись с порога.
- Тяжелая у них работа, - с сочувствием сказал Гранкин.
- У них-то? Да, тяжелая... Впрочем, ничего больше они делать не умеют, иначе не торчали бы здесь. Да они и не особо себя утруждают, поверьте... Знаете, до чего додумались? Вогнали отбойный молоток в пол, притянули проволокой ручку к воздушному патрубку, чтобы он сам стучал, а сами улеглись на пол и в карты режутся...
Со стороны послушаешь - работа кипит, грохот на весь цех, а подойдешь поближе - никого, только молоток барабанит, прямо заходится...
Гранкин, не сдержавшись, фыркнул.
- Вам смешно, - сказал Шинкарев, - а мне с этими артистами надо как-то план выполнять. Прошлой зимой из машины начальника цеха весь антифриз выпили.
И только один недоумок попал в больницу, а остальным хоть бы что, как огурчики. Разболтался я что-то... Вы ведь по делу?
- По делу, - согласился майор. - Моя фамилия Гранкин, Алексей Никитич Гранкин. Я работаю в криминальной милиции. Хотелось бы с вами поговорить о...
- В криминальной? - перебил его Шинкарев, и на лице его явственно обозначилось какое-то странное, отсутствующее выражение, которое, впрочем, немедленно растворилось без следа. - Это, как я понимаю, по-старому уголовный розыск, да?
- Совершенно верно. Насколько мне известно, вы вчера справляли новоселье.
- Ну.., да, справлял. Разве это противозаконно?
Впрочем, извините, это я просто от неожиданности... Что случилось?
Майор решил пока что оставить его вопрос без внимания, тем более, что терпеть не мог, когда свидетели и подозреваемые вместо того, чтобы давать показания, начинали удовлетворять собственное любопытство.
- Вы не припомните, кто, кроме вас и жены, присутствовал на этой вечеринке? - спросил он, вынимая блокнот. В блокноте были записаны фамилии гостей, названные Аллой Петровной.
- Отчего же. - Шинкарев пожал плечами. - Правда, я не всех знаю по фамилии.., ну, соседи, коллеги жены...
- Назовите тех, кого знаете, и опишите незнакомых.
- Нет, не то, чтобы незнакомых... Ну, вы же знаете, как это бывает: это Вася, это Петя, а вот это толстуха со второго этажа, у которой левретка... Кому нужны фамилии?
- Понятно, - сказал Гранкин. - Итак?..
Шинкарев перечислил гостей. Слушая, майор сверялся со списком и пришел к выводу, что супруги Шинкаревы не врут. Впрочем, какой им смысл врать? Не они же, в конце концов, зарезали несчастную скрипачку...
- Хорошо, - сказал он. - Расскажите, как прошел вечер.
- Что значит - как? Обыкновенно... Выпили, закусили, пошли танцевать, снова выпили... Честно говоря, у меня все немножечко в тумане... - Шинкарев смущенно улыбнулся. - Я, знаете ли, пью мало, а тут не удержался. Ну, меня и развезло с непривычки, так что помню я очень немного. Вы уж извините, зачем-то добавил он.
- Что ж тут извиняться. - Гранкин понимающе усмехнулся. - Вполне понятное явление. В конце концов, вы были у себя дома. Ну, а ссоры какой-нибудь между гостями не было? Спора какого-нибудь.., к примеру, из-за женщины?
Шинкарев приостановился, пропуская нагруженный железным ломом самосвал, и пожал плечами, отворачиваясь от поднятой пыли.
- Не припоминаю, - сказал он. - Насколько помню, все было в высшей степени мирно. Правда, я уже говорил вам, что помню далеко не все. Послушайте, в чем все-таки дело?
- Дело... - Гранкин неопределенно повертел пальцами. - А что вы можете сказать о Жанне Токаревой?
- - О Жанне? - Шинкарев снова, на этот раз почти неуловимо, изменился в лице. - А что - Жанна? Знаю, что работает в казино, в этом.., струнном квартете. Играет на скрипке. Хорошо играет, я слышал. Симпатичная такая, молодая, темноволосая... Я за ней, признаться, вчера слегка ухаживал. Ну, вы меня понимаете...
- Странно, - удивился Гранкин. - Ваша жена об этом не сказала. Неужто не заметила?
- А вы уже с ней поговорили? Заметила, конечно...
Сегодня утром намекала. То есть, не намекала, а прямо сказала. Но все было, как говорится, в рамках, иначе она мне голову отвинтила...
- А когда она ушла?
- Жанна? Не помню. Хоть бейте меня, хоть режьте - не помню. Не помню даже, как до кровати добрался, а вы про Токареву спрашиваете. Почему она вас так интересует? Я мало ее знаю, но у меня сложилось совершенно определенное ощущение, что она мухи не обидит... Нет, не помню, когда она ушла.
- Ну, неважно, - вздохнул Гранкин. - В конце концов, жена ваша помнит. Токарева помогала ей мыть посуду и ушла позже остальных.
- Посуду? - Шинкарев, казалось, был несказанно удивлен. - Ах, ну да, конечно... Надо же было так нализаться. Обычно посуду в таких случаях мою я, а тут, видите, какая история... Так что же случилось?
Гранкин неторопливо закурил и выпустил дым в небо, медля с ответом.
- По дороге от вас Жанна Токарева была убита, - сказал он наконец. Ей нанесли сорок три удара отверткой в шею и спину.
Сергей Дмитриевич Шинкарев смертельно побледнел, и майору на миг показалось, что он вот-вот потеряет сознание.
- Какой ужас, - едва шевеля бескровными губами, прошептал он. - Какое зверство...
- А ваш сосед, - продолжал Гранкин, убедившись, что собеседнику ничто не угрожает. - Что вы можете сказать о нем?
- Какой сосед? - прошелестел Шинкарев, глядя мимо майора остановившимся взглядом.
- Сосед по лестничной площадке, - пояснил Гранкин. - Забродов.
- Забродов? А что - Забродов? Сосед как сосед...
Мы с женой заходили к нему, звали на новоселье. Он отказался - правда, очень вежливо, но причина отказа была какая-то вздорная, что-то вроде головной боли, и мы поняли это так, что он просто сторонится компании. А вообще-то очень приятный человек, хоть и старый холостяк. Знаете, говорят, что старые холостяки все немного того.., с прибабахом, как говорится. Но я ничего такого не заметил. Вот разве что на книгах помешан. Их у него, наверное, тысяча, но книги - не водка, не героин какой-нибудь...
- Помешан, - задумчиво повторил Гранкин. Он сам не понимал, почему спросил о Забродове, но ответ Шинкарева странным образом звучал в унисон с его собственными мыслями по этому поводу. - Помешан... Это вы верно заметили, мне это тоже бросилось в глаза.
А как вам кажется, не мог этот ваш Забродов каким-то образом оказаться замешанным в это дело?
- Забродов? - выходя из своего сомнамбулического транса, удивился Шинкарев. - Нет... Не думаю... Не знаю! Честное слово, я так потрясен, что вообще не знаю, что думать. Он не похож на сексуального маньяка...
- А почему вы решили, что Токареву убил сексуальный маньяк? - бросив на мастера острый взгляд, спросил Гранкин. В свое время он потратил немало времени, отрабатывая этот внезапный пронзительный взгляд, но в данном случае, как и давеча с Забродовым, его умение осталось незамеченным.
- Ну.., как почему? - смешался Шинкарев. - А разве нет?
- Нет, - ответил Гранкин. - В том-то и дело, что нет. Ее не изнасиловали, даже не ограбили - просто убили и оставили лежать в луже, под дождем.
- Под дождем, - эхом повторил Сергей Дмитриевич, которому пришла на ум его мокрая куртка и грязные ботинки. - Под дождем...
Провожая взглядом удалявшегося милиционера, казавшегося удивительно маленьким и безобидным на фоне закопченных громадин заводских корпусов, Сергей Дмитриевич вынул из кармана брюк носовой платок, снял каску и промокнул выступившую на лысине испарину. Она была холодной и липкой, и, случайно дотронувшись до нее рукой, Шинкарев содрогнулся от внезапного отвращения к самому себе.
***
За час до окончания рабочего дня Сергей Дмитриевич отправился посмотреть, как обстоят дела в районе нового лабораторного корпуса, который недавно возвели на отшибе, неподалеку от железнодорожной проходной, Путь туда был неблизкий, оттоптанные за день ноги гудели, но идти было надо - он не появлялся там уже два дня и подозревал, что за это время подчиненные успели порядком разболтаться.
На "лабораторке" работало две временных бригады: внутри корпуса трудились штукатуры, а снаружи, возле самого забора, копался каменщик Стась Яремский с подручным Мишаней, придурковатым недорослем, который числился в табеле плотником второго разряда и стал для Шинкарева настоящей головной болью; выгнать этого социально незащищенного недоумка было нельзя, да и не за что, а находить для него работу, с которой он мог бы справиться, не причинив при этом ущерба ни себе, ни заводу, с каждым днем становилось все труднее. Именно эта парочка и беспокоила Сергея Дмитриевича: Яремский был неплохим каменщиком, но совершенно не понимал, как можно быть трезвым, если есть возможность заложить за воротник. Вот его-то по всем правилам давно полагалось уволить, но найти толкового строителя с каждым годом становилось вся труднее. Будучи уволенным, Стась ни в коем случае не пропал бы, моментально найдя работу в какой-нибудь частной лавочке, а вот Сергей Дмитриевич потом долго кусал бы себе локти, лишившись единственного толкового каменщика. Кроме того, нечистая совесть не позволяла Яремскому вертеть носом, и он безропотно брался за любую работу. Вот и теперь второй день подряд он торчал в глинистой яме, выкладывая из кирпича канализационный колодец, и лишь обреченно вздыхал, когда губастый Мишаня по команде "Раствор!" обрушивал полную лопату цементной жижи прямо ему на руки.
