Алексей Биргер - Тайна утопленной рамы
У Генриха Петровича при этом рассказе опять руки начали дрожать и лицо изменилось. Я сижу, киваю с серьезным видом, а мне смеяться хочется, потому что я уже представляю, чем дело кончилось. Но, сдержав щекочущее горло хихиканье, недостойное лазутчика в стане врага, я спрашиваю:
- И сколько вы ему дали?
- Шестьдесят рублей, - отвечает Генрих Петрович.
- Это сколько бутылок самогона выходит, по здешним ценам? - вопрошаю я.
- Пять, - горестно отвечает Генрих Петрович.
- То есть, этот пьянчуга, можно считать, ушел с пятью бутылками самогона? Конечно, вы его теперь долго будете ждать!
- Сам понимаю... Теперь понимаю, - говорит Генрих Петрович. - Надо было дожать его, а так... Ну, скажем, оклад стоит этих денег, и даже больше, но волочь в Москву огромный громоздкий пустой оклад, без иконы, на которую надеялся... Жутко обидно, лучше оставить его в номере гостиницы, и вся недолга! И до сих пор в толк не могу взять: действительно ли эта икона существует, а пьянчуга не появляется, потому что я, отвалив ему такие деньги, в запой его сорвал, из которого он только месяца через два выйдет, или он меня надул? Ну, понимаете, увидел мою реакцию и начал, как говорят "лепить горбатого", поняв, что можно и деньги с меня содрать, и икону при себе оставить, чтобы потом её кому другому толкнуть. А оклад без иконы - он же никаким скупщикам, бывающим в здешних краях, не нужен, так что он ничего не потерял!
- Словом, - говорю, - имеется подозрение, что вас "кинули" как раз на тот манер, на который кидали своих жертв мошенники - изготовители "адописных" икон?
- Приблизительно так, - вмешивается в разговор Кирилл. - И ведь самое обидное, что в таких местах достаточно малейшему слушку пойти, что "мошну" можно кинуть - всякий завалящий мужичонка, будет стараться надуть, только ухо держи востро! И ещё начнутся обиды, что надуть не получилось!.. В общем, эти два дня мы колесили по городу и окрестностям, пытаясь найти этого хмырька с иконой, и понять, есть правда в его рассказе или нет. Но так нигде и не нашли. И теперь не знаем, что делать. Срок нашего пребывания подходит к концу, иконы поплоше мы для театра собрали - но, если история этого пьянчужки правдива, то нам просто нельзя уезжать!..
- Так вот оно вам и наказание за то, что иконы хотите вынести на "арену игрищ"! - говорю я, тем суровей, чем больше меня веселит вся эта ситуация. - Теперь до конца дней своих будете мучаться, что, возможно, у вас перед самым носом проплыла ценность невероятная - а потом хвостиком вильнула и исчезла! Чем не Божья кара?
Видно, Генрих Петрович подметил что-то такое в моем голосе, потому что сказал:
- Да, понимаю, вам легко ехидничать, но, поймите, нельзя, чтобы эта икона исчезла бесследно, если и в самом деле существует! Ей место не в руках у пьяницы, не на театральной сцене, а в Третьяковке! А если после нас её кто-нибудь купит для перепродажи за границей? Нет, нельзя, чтобы она ушла!
- А знаете, - говорю я. - Есть у меня идея. Живет у меня знакомый в этом городе, и его сыновья - шустрые ребята, которые где угодно пролезут и что угодно найдут! Тем более, что все вокруг им отлично знакомо! Если хотите, я предупрежу перед отъездом этих мальчишек, чтобы они явились к вам и помогли вам в поисках.
Эта идея им очень понравилась. Так что я не только произвел разведку боем, но и вам очистил прямой путь к налаживанию контактов с подозреваемыми. И сейчас, в сей ранний час, когда первые петухи воспряли, а я, при уже ненужном свете засаленного свечного огарка заканчиваю это послание, пристроив его на бочке с порохом, мне осталось добавить совсем немного. Мы ещё чуть-чуть поболтали и расстались вполне дружески, а я сел составлять для вас подробный отчет. Воспользуйтесь хитростью и обаянием отца Валентина, с коими он подготовил почву для вас "засланных казачков", и не медлите, ловите удачу за хвост! Надеюсь, вы разберетесь, что в жалостной истории наших подопечных является правдой, а что злостным вымыслом, чтобы ввести всех в заблуждение относительно их зловещих целей. Если спросите меня, то скажу, что мне они представляются теми, за кого себя выдают, людьми порядочными и невинными. Но ведь ваш отец Валентин - человек наивный и бесхитростный, несмотря на долгую службу при пиратах, и с помощью жалостливой истории его всякий может обвести вокруг пальца! Так что вся надежда на ваш зоркий глаз. Ну вот, мне осталось запечатать письмо тяжелым золотым дукатом и отправить его с голубиной почвой. Спешу, мыслями и душой остаюсь с вами, желаю удачи вам всем, особенно тебе, Борис.
Ваш отец Валентин."
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
ГРИШКА ПОД ПОДОЗРЕНИЕМ
- Вот это да! - Ванька не мог сдержать восхищения. - Да, отец Валентин - ещё тот чувак, класснее некуда! Надо побыстрее двигаться к этим "художникам"!
- А сколько у нас есть времени? - поинтересовалась Фантик. - Я имею в виду, до того, как родители начнут волноваться?
- Часа два, - ответил я, поглядев на часы. - Если мы успеем на трамвайчик семь пятнадцать, - местные жители почему-то называли пароходик "трамвайчиком", и мы привыкли так называть - то как раз к ужину успеем.
- Тогда вперед! - Фантик была вдохновлена не меньше Ваньки. - Где эта гостиница? Ведь где-то совсем рядом, насколько я помню?
- Да вон она, почти прямо над нами, - я указал на высокое для нашего городка - четырехэтажное - здание гостиницы, выглядывавшее из-за одно - и двухэтажных домиков, стоявших вдоль набережной.
- Вот здорово! И не надо ни отмычек, ни стеклореза! - Ванька вскочил со скамейки и нацелился на гостиницу. - Да, кстати, - повернулся он ко мне, - как по-твоему, этот мужик, толкавший икону, не мог быть Гришкиным Толяном?
- Кто его знает! - ответил я, аккуратно убирая письмо в карман. По-моему, вряд ли. То есть, было бы здорово, если б это было так, нам бы и искать его не пришлось, и многие загадки мы бы сразу выяснили - но ты представляешь, сколько в городе пьянчуг, которым остались иконы от родных?
- Не так много, - справедливо возразил Ванька. - Большинство из них иконы давным-давно пропили, как и все остальное, так что круг поисков будет узким. Это они, чужаки в нашем краю, не могли сообразить, где искать - а мы разом найдем!
- Как по-вашему, они честные люди или нет? - спросила Фантик, когда мы уже торопливо шли к гостинице. - Мне кажется, что честные. И... - она замялась, а потом выпалила. - Мне жалко, что я их так описала, как негодяев! Это, видно, из-за всей обстановки. А сейчас я понимаю, что даже в этом, в Желтолицем...
- В Одноруком! - с важным видом поправил её Ванька.
- Ну да, пусть в Одноруком... Ничего зловещего не было! И как я могла не заметить, что у него нет одной руки!
- Не гони волну, - предостерег я. - Ведь и отец Валентин призывал нас к бдительности. Он не уверен, что они рассказали ему полную правду... Или всю правду.
- Так ясно же, что он продолжает подозревать их шутя... - начала доказывать Фантик, но тут, буквально в пять минут, мы подошли ко главному входу в "Княжескую" и я сделал знак прекратить лишние разговоры.
Швейцар, весь раззолоченный и навороченный, чуть покосился на нас, потом расцвел в улыбке:
- Ба! Борька с Ванькой! И каким ветром вас сюда занесло?
Я пригляделся ко швейцару. Лицо, вроде, было знакомое, но я не мог сообразить, кто он такой и откуда он нас знает.
- Забыл? - усмехнулся раззолоченный громила. - А кто тебя в "ягуаре" сопровождал, а потом оформлял этих охотников за сокровищами и выпроваживал их из города?
Тут я вспомнил. Это был один из телохранителей Степанова, крупнейшего местного мафиози - или, попросту, бандюги. Про Степанова я, по-моему, упоминал. Он долго был шофером отца, а потом ушел "в бизнес" и теперь был владельцем городского рынка - отреставрированных Степановым торговых рядов семнадцатого века, которые Степанов оборудовал всякими современными холодильниками и укрыл их внутренний двор (ряды образовывали замкнутый четырехугольник) стеклянным куполом, чтобы там тоже было удобно торговать и ряда других предприятий. Фрукт этот Степанов был ещё тот - как, надо понимать, и его телохранители с приплюснутыми боксерскими мордами и прочие приближенные - но к отцу относился с неизменным уважением, и даже трепетом, а в тот раз, о котором упомянул швейцар, и правда здорово нам помог.
- Точно! Я тоже тебя помню! - заявил Ванька. - Ты, что, ушел от Степанова?
Громила повел плечами так, будто расшитый золотом зелено-малиновый кафтан был ему не очень по душе и он был бы рад его сбросить, и рассмеялся.
- Почему ушел? Я на самом что ни на есть боевом посту!
- Погоди!.. - мои глаза округлились. - Хочешь сказать, и эта гостиница теперь принадлежит Степанову?
- А як же! - довольно ухмыльнулся громила. - А чего бы ещё здесь все было так чисто и ухожено, белье в номерах меняли каждый день, и в каждом номере все работало - и душ, и телевизор, и холодильник?.. Но вы-то за каким делом сюда пожаловали?
- Тут остановились художники, скупающие иконы, - объяснил я. - Ты ведь, наверно, знаешь?
