Андрей Курков - Последняя любовь президента
– Николай Львович про меня.
– Знаю, – сердито оборвал его я, откладывая страницы дурацкого контракта. – Давай!
– Что давать? – испугался он.
– Стресс снимай!
Глаза этого худого великана округлились. К моему стрессу он оказался не готов. Полез руками в карманы пиджака, оглянулся по сторонам.
– Мне бы сначала определить причину стресса.
– Читай! – кивнул я на контракт.
Он подошел к столу, взял верхнюю страницу, достал из кармана очки для чтения и водрузил их на тонкий нос. Лицо приобрело на мгновение умное выражение, которое уже через несколько секунд скомкалось, он напрягся. В глазах блеснул испуг. Очки сорвались с носа, и он едва успел их поймать.
– Я это не буду… не могу это читать… Это государственная тайна. Скажите Николаю Львовичу, что я этого не читал!
– Тогда снимай стресс не читая!
По его лицу было видно, что наступила очередь ему снимать стресс. Но он держался. Он пытался думать, и это легко прочитывалось на его неславянском лице.
– Выпить хочешь? – спросил я.
Он кивнул. Потом вдруг вскинул голову, словно хотел спросить что-то. Снова успокоился.
– Эй, – крикнул я негромко, и в кабинет заглянул мой помощник. – «Хэннесси» принеси!
– Тебе никогда ничего не пересаживали? – спросил я специалиста по стрессу после второго бокала коньяка.
– Нет.
– И не соглашайся!
Коньяк меня отпускал. Про контракт я на какое-то время забыл. Теперь меня интересовал специалист по стрессу.
– А кому ты тут еще стресс снимаешь?
– Николаю Львовичу. – Он поднял глаза к потолку, словно память его растворилась в коньяке. – Петру Алексеевичу, Семену Владимировичу.
– А это кто такой? – удивился я, услышав незнакомое имя-отчество.
– Это ваш первый советник по вопросам семьи и брака.
– Да?!. А у Коли Львовича часто стресс бывает?
– Каждый день.
– И как же ты его снимаешь?
– По-разному. Иногда вот так же, – он кивнул на бутылку коньяка. – Иногда иглоукалывание. Но он иголок боится.
– А этот Семен Владимирович. У него часто стресс?
– Тоже каждый день.
– А у него, интересно, отчего?
– У него мания преследования.
– И кто же его преследует?
– Он думает, что вы.
– Да я его вообще не знаю! Он недавно стал советником?
– Год назад.
– Ни хера себе! – Я перевел взгляд на дверь. – Эй! – крикнул я, и тут же в проеме возникло лицо помощника. – А ну сюда Колю Львовича!
Дверь закрылась, а в глазах специалиста по стрессу появился ужас.
– Зачем вы его?..
– Надо же когда-нибудь с собственным советником по семье и браку познакомиться!
Коля Львович зайдя пронзил вопросительным взглядом специалиста по стрессу и только потом нежно и вопросительно посмотрел на меня.
– Скажи мне, кто такой Семен Владимирович? – попросил я его подчеркнуто вежливо.
– Это брат Майи Владимировны, – ответил глава администрации, косясь на контракт, лежавший на столе.
– Налей себе, – я кивнул на бутылку.
Пока он наливал, я следил за его руками. Они дрожали. Рука специалиста по стрессу тоже дрожала, когда он подносил ко рту бокал с коньяком.
– Год назад ты взял на работу советника, которого я ни разу не видел, – заговорил я, упершись недовольным взглядом в его глаза. – Это еще до моей операции.
– Вам нельзя беспокоиться! – запричитал вдруг Коля Львович. – Это опасно! Сердце может не выдержать! Я сейчас, я на минутку!..
И он выбежал из кабинета.
Мой взгляд упал на контракт. Я взял его, поднес к глазам.
– «Сердце, как в случае успешной операции, так и в случае неудачи, остается собственностью Майи Владимировны Войцеховской и подлежит возвращению ей по истечении надобности в нем или при невозможности его дальнейшего использования», – прочитал я, потом поднял глаза на специалиста по стрессу. – Так что ты об этом думаешь?
Он заморгал, уцепился взглядом за бокал с недопитым коньяком.
– Это очень стрессовая ситуация. Традиционные методы тут не подойдут.
– Что ты называешь традиционными методами? – поинтересовался я.
– Вот это, – он кивнул на бутылку «Хэннесси». – И агрессивный секс.
– Да, секс здесь не подойдет, – согласился я. – А что подойдет?
Я сам услышал, как в моем голосе прозвенел металл. На самом деле еще минут пять – и меня понесет так, что только держись!
– Агрессивная трудотерапия, – негромко произнес специалист по стрессу.
– Агрессивная трудотерапия? – Мысль меня заинтересовала. – Это что? Как в армии? Копать канаву от забора и до обеда?
– Почти. Нет, не совсем. Я, конечно, могу. Но надо Николая Львовича спросить. – Специалист по стрессу оглянулся на закрытые двери в кабинет.
– А действительно, где этот мудак? – вырвалось у меня, и я крикнул: – Эй!
Помощник отозвался, заглянул в кабинет.
– Найди Львовича – и быстро его сюда!
Через пару минут голова помощника снова появилась в проеме двери.
– Он не может встать. Он у себя в кабинете.
– Что, напился? – спросил я.
Помощник кивнул.
– Вот как! Он себе стресс снял, а мне? – Я опять начинал заводиться, и взгляд мой сам собой жестко прошелся по лицу специалиста по стрессу.
Он отшатнулся, побледнел.
– Если вы действительно хотите, я могу… – залепетал он, – но вопросы безопасности… Нужна машина, шофер, охрана, несколько мощных фонариков.
– Ты это кому говоришь? – зарычал я и снова обернулся к двери. Крикнул: – Эй! Зайди!
Помощник залетел в кабинет и остановился как вкопанный перед столом.
– Ему скажи, что надо!
Возникла роскошная пауза. Двое напуганных до бледности взрослых мужчин смотрели друг другу в глаза, боясь бросить лишний взгляд на меня. Словно загипнотизированные, они стояли неподвижно, боясь нарушить возникшую тишину и сопровождавшую ее неподвижность момента.
Мне надоело ждать. Я стукнул рукой по столу, и мои истуканы ожили. Специалист по стрессу дрожащим голосом рассказал помощнику обо всем необходимом. Помощник кивнул и вышел.
За окном молчал вечерний город, которому было наплевать на все – на меня, на мой стресс, на мое сердце, которое мне не принадлежало.
48
Киев. Февраль 1985 года.
Полная тишина и какой-то медицинский, больничный покой в душе. Словно закрыли меня в холодильнике и рядом лежит все свежее и холодное. И я такой же лежу на большой полке.
Я открываю глаза и понимаю, что медицинская тишина мне только что снилась. В землянке темно и тепло. Только темные бордовые отблески мигают в темноте да огонь в закрытой буржуйке потрескивает негромко.
Я накрыт чем-то тяжелым. Вытаскиваю наружу руку и ощупываю свое одеяло. Нет, это не одеяло. Это шинель. Вот ее рукав. Пальцам вдруг становится холодно, и я прячу руку обратно, зажимаю ладонь между своими горячими ляжками. Удивительно, почему всегда, когда я греюсь под одеялом, все тепло скапливается между ног?
«Надо будет найти какую-нибудь книгу о человеческом теле, – думаю я, снова засыпая. – Ведь я явно в этом деле не шарю, не понимаю! А может, мне пойти учиться в медучилище? На фельдшера?»
Я еще успеваю вспомнить вечно пьяного фельдшера в нашей воинской части. Конечно, это был стройбат, а в стройбате пили все, кроме казарменных крыс. Что мы там строили?
Засыпающий мозг нехотя подсказывает: кофейную фабрику во Львове.
– Нет, – не соглашаюсь я, – не фабрику, а склады.
И наконец снова засыпаю. Снова заезжаю вместе с невидимой полкой в чистый и холодный холодильник. И дверь за мной захлопывается с характерным металлическим щелчком.
49
Швейцария. Лейкербад. Февраль 2004 года.
Демократия – вещь чудесная. Особенно швейцарская демократия. Она словно создана для больных и престарелых. У нас раньше пели: «Молодым везде у нас дорога». В Швейцарии таких песен не было, но дорогу всегда уступали пожилым, как у нас сидячие места в городском транспорте.
Профессор написал в мэрию Лейкербада письмо о том, что сама бюрократическая атмосфера церемонии вступления в брак может оказать травматическое воздействие на его пациентов, и поэтому свидетельство о браке в мэрии заполняли in absentia. Зато тот факт, что за вступавших в брак расписались их родные брат и сестра, только порадовал мэра, который сам пришел в церемониальный зал, чтобы пожать нам руки и в нашем лице поздравить молодоженов. Пару раз во время своего недлинного спича он забывал о том, что это не мы женимся. Переводчица Наташа поправляла его, и он, мгновенно исправляясь, продолжал.
Но главный праздник начался вечером, в шесть. В ресторане «Шато д’О». Это был действительно «Водяной дворец».
Нас подвезли на микроавтобусе с логотипом лечебницы – знак внимания от «главврача», который тоже обещал подойти и поздравить молодых, но попозже. Ему предстояла еще одна вечерняя консультация.
