Александра Авророва - Шутка с ядом пополам
Между тем Кристина молча проскользнула в комнату, зато в коридоре показался отец. Его лицо казалось еще более несчастным, чем у жены — если это можно себе представить. Конечно, грех добавлять им проблем, но выбора не было. Талызин шепотом произнес:
— Девочка в состоянии шока. Ей нельзя без присмотра — как бы ни сделала себе чего плохого… Может, успокоительное выпьет?
— Если мы попытаемся давить, она уйдет, — мрачно заметил отец. — Я так желал смерти этому негодяю, а теперь сам не рад. Во сволочь! Даже после смерти нет от него покоя!
Неприятная мысль зародилась у следователя в мозгу. Родители Кристины ненавидели Бекетова и желали ему смерти, о роковом тосте могли узнать от дочери, а яд… да, единственное утешение — не очень понятно, откуда им было заполучить пузырек с ядом. В любом случае, у него язык не поворачивался взять и спросить у людей, находящихся на последней грани отчаяния, где они были в среду около двенадцати. Нет, не сейчас! И он отправился домой. Хватит на сегодня!
Однако и дома не было покоя.
— Ну! — требовательно заявила Вика, едва муж поел. — Рассказывай!
— А что рассказывать? — попытался отвертеться Талызин. — Расследую. Выводов пока не сделал.
— А я Маринке позвонила, чтоб она к нам ехала. Скоро будет.
— И зря! Мне сказать ей нечего. Пока нечего.
— А мне?
— И тебе. Вика, ты же знаешь, я не люблю распространяться о работе.
— Да мне и не больно-то интересно, — фыркнула Вика, — про твою дурацкую организованную преступность. Меньше знаешь — крепче спишь. А Маринка — моя подруга, это совсем другое дело.
— Вот и выяснила бы поделикатнее, где она была в среду около двенадцати.
Мне самому спрашивать неудобно.
— Совсем в своей прокуратуре умом тронулся, — сообщила любящая жена. — Ты ее, что ли, подозреваешь? А чего она тогда, по-твоему, к тебе пришла?
— Я не подозреваю, — пошел на попятный Игорь Витальевич, — но уточнить надо. А вообще, преступники нередко пытаются водить органы за нос, считая себя умнее всех.
— Маринка считает умнее всех не себя, а своего Бекетова. И вообще, она слишком хорошо тебя знает, чтобы решиться водить за нос. Вот приедет, сам и спросишь, где она была в среду в двенадцать — если совесть позволит. Еще у меня можешь спросить, раз ты такой. Где я была? Ума не приложу. Наверное, дома. Или в магазине. Не думаю, что меня там кто-нибудь запомнил. Нет, Игорь, алиби — это туфта, у нормального человека его быть не может. Кстати, вот и она. Марина, этот тип интересуется, где ты была в среду в двенадцать.
— На работе. А почему… понятно. Значит, в двенадцать? Игорь Витальевич, я могу назвать номера групп, а вы расспросите ребят. Конечно, есть еще перемены, но за двадцать минут… нет, если сразу остановить частника, то, наверное, как раз можно доехать до Володи и обратно, но не более того. Даже выйти из машины не успеешь. Хотя, наверное, вам стоит это проверить.
— Несешь какую-то ахинею! — возмутилась Вика. — Проверить… Я думала, ты выскажешь этому засушенному менту, что о нем думаешь, а ты, будто так и надо!
— Марина, я вовсе не собирался вас допрашивать, — укоризненно глянув на распоясавшуюся жену, заметил следователь. — Я вам полностью доверяю.
— Как говорят студенты, не накручивайте мне спагетти на уши, — неожиданно весело ответила гостья. — Доверяете, но по возможности проверяете — это я уже усвоила. Итак, вы решили, что это убийство?
— Я еще не пришел к определенному выводу.
— Пришли, пришли — иначе не озаботились бы вопросом алиби. Кстати, а у кого-нибудь оно есть?
— Марина! — в сердцах воскликнул Игорь Витальевич. — Ладно, Вика, у нее общественное сознание всегда было на нуле, но вы… Я же не имею право обсуждать подобные вещи с посторонними.
— Допрыгались, — вскинула брови Вика. — И давно я тебе посторонняя?
— Я ведь о другом, ну, Вика… Ты же прекрасно понимаешь.
— Ничего я не понимаю! Ты что, официально расследуешь это дело? Оно числится за тобой в твоем особо важном отделе? Нет, не числится. Его ведет этот, как его? Богданов. Вот пускай Богданов и скрытничает. А ты просто решил помочь Марине — в свободное от работы время и по собственной инициативе. Ты не на службе, поэтому ни о какой служебной тайне речь идти не может.
— Никогда не замечал, что ты формалистка, — искренне удивился Талызин.
— Я реалистка. Значит, до тебя наконец-то дошло, что Бекетова убили. Насколько я тебя знаю, теперь не успокоишься, пока не выяснишь, кто же это сделал. И что, Маринка тебе не пригодится? Она хорошо знает подозреваемых. Знает про них всякие вещи, до которых тебе копать и копать. Но если ты станешь ее обижать, ничего этого тебе не расскажет, и будешь мучиться сам.
— Вика! — возмутилась Марина. — Ничего подобного! Расскажу все, что нужно, не слушайте ее, Игорь Витальевич.
— А ты молчи, ты не умеешь обращаться с людьми. Молчи и учись, пока я жива. Ну, что скажешь, великий сыщик?
Игорь Витальевич наблюдал за развитием событий с большим интересом. Его жена распоряжалась с апломбом опытного полководца, глаза ее сверкали энтузиазмом. Этот открытый, искренний энтузиазм, столь противоположный его собственной флегме, одновременно привлекал его и смешил. А ведь по большому счету, она совершенно права. Талызин был глубоко убежден, что Марина не убийца и что ее алиби истинно. Он знал, что, в отличие от большинства женщин, она умеет молчать и ей можно многое доверить. И, наконец, она действительно в курсе взаимоотношений, сложившихся вокруг Бекетова, и способна прояснить различные важные моменты.
— Так что скажешь, великий сыщик?
— Вьешь ты из меня веревки, вот что скажу.
Вика радостно подпрыгнула, чмокнула мужа в щеку, потом скороговоркой спросила:
— Что мне тебе за это хорошего сделать? Ну, хочешь, я… ладно, потом придумаю, ну, говори же, говори! Ты всех видел или нет? У кого из них есть алиби? Правда, жена самая подозрительная? Очень противная, да? А почему ты поверил, что его убили? А эта девочка, она сильно переживает? Ну, что молчишь?
— Поскольку ты не даешь ему возможности вставить слово… — улыбнулась Марина. — Игорь Витальевич, а почему вы решили, что это не самоубийство?
— Голову на отсечение я бы не дал, — уточнил осторожный следователь. — Однако склоняюсь к данной мысли, склоняюсь. Во-первых, предсмертная записка не от руки. Как бы человек ни привык к компьютеру, все же подозрительно. Во-вторых, отпечатки пальцев на пузырьке.
— Чьи? — жадно встряла Вика.
— Бекетова.
— А, — она разочарованно хмыкнула.
— Только его? — это уже Марина.
— Да. Причем довольно странные — без большого пальца. Я бы так ничего наливать не стал.
Талызин продемонстрировал, как именно, и выжидающе глянул на Марину.
— И он бы не стал, — подтвердила та. — Ничего плохого с руками у него не было. И непонятно, куда делись отпечатки Татьяны Ивановны. Она накануне хватала пузырек, точно помню. Зачем их стирать?
— Именно. Это момент фактический, но есть еще психологический. Я склонен согласиться с вами, Марина. Бекетов был не в том настрое, чтобы всерьез думать о самоубийстве. В конце концов, человек, который собирается отравиться, не станет прикладывать усилий, чтобы расстаться с постылой женой. Его это вряд ли будет сильно волновать. Да и что касается интеллекта… Все уверяют, что последнее время активнее всего Бекетов работал с Гуревичем, а Гуревич говорит, никакой деградации в помине не было. Правда, он совсем мальчишка, однако то же самое подтверждаете вы. Да и по всем параметрам Бекетов не должен быть склонен к суициду. Активный, психически и физически крепкий мужчина. А вот на потенциальную жертву он очень даже похож.
— Никогда не думала о нем как о потенциальной жертве.
— Понимаете, Мариночка, вот иногда изучаешь жизнь какого-нибудь типа и с тоскою думаешь: «Ну, кто ж тебя, такого серого, захотел прикончить? Кому ты, бедняга, мог помешать?» В данном случае подобным вопросом не задаешься. Кстати, вы знаете, что Гуревич требовал у Богданова подробного расследования, поскольку считает, что покончить с собой Бекетов не мог?
Марина вскинула изумленные глаза, и следователь кивнул:
— Так что вы, Мариночка, не одиноки. Не представляю, как вы с ним ладите? В жизни не видал подобного юнца.
— И не увидите. Женька — уникум. Я сегодня все утро о нем думала. Вот вы познакомились с ним, Игорь Витальевич, и теперь понимаете сами, легко ли найти ученого, который согласится с ним работать. Но как представлю, что такие способности пропадут даром, просто сердце болит! Та сволочь, которая убила Володю… не исключаю, что одновременно она загубила жизнь Женьке.
«Примерно то же говорил Петренко, — вспомнил Игорь Витальевич. — Не зря он показался мне искренним».
— Гуревич очень уважает вас, Марина. И Петренко вас уважает. Но вот признайтесь, за что вас так невзлюбила Кристина? Я был просто поражен.
