Теодор Старджон - Искатель. 1991. Выпуск №6
Сергеев смотрел настороженно и требовательно.
— Что скажешь?
— Если все так просто, почему другие группы смертников не отпускают? Ведь тебя послушать — за спецгруппой контроля пет! Неужели же никому не пришло в голову?
Сергеев скривил губы в нехорошей улыбке.
— Может, и отпускают. Фактов таких не установлено, а информация понизу ходила: якобы в среднеазиатском регионе за миллион можно было жизнь выкупить. Вроде даже встречали в Сингапуре одного расстрелянного… А контроль тут какой… Мы же уже за гранью закона действуем. Как на фронте, в нейтральной полосе. Спроси у Наполеона: какой там контроль…
Третий номер спецгруппы «Финал» стер улыбку. Лицо вновь стало бесстрастным.
— Согласен?
Попов молчал. Сказанное товарищем было слишком невероятным, чтобы восприниматься всерьез. И слишком продуманным и логичным, чтобы считать это шуткой. Да и сам Сергеев не производил впечатления шутника. Собственно, только нереальность предложения заставила Валеру задуматься. Мысли о том, что речь идет о нарушении служебного долга, о должностном преступлении, мелькали где-то в глубине сознания, но не задействовали тормозящие механизмы. Потому что четвертый номер спецгруппы «Финал» уже привык к ним во время исполнений. Конвейер, включающийся в особом корпусе Степнянской тюрьмы и выключающийся в заброшенном районе Северного кладбища, стирал в представлении обслуживающих его людей четкую грань между преступным и непреступным, запретным и дозволенным, опасным для общества и полезным для него. И блокировал в их сознании чувства, эмоции и реакции, присущие обычным, законопослушным гражданам, не причастным к переводу людей из живого состояния в мертвое. Потому что без подобной спасительной для психики блокировки этот перевод воспринимался бы как убийство, со всеми вытекающими последствиями в виде необратимой личностной деформации. К тому же Попов сочувствовал Лунину и был уверен, что он не заслуживает участи обычных объектов исполнения.
— Согласен? — более требовательно спросил Сергеев.
Валера Попов молча кивнул. Когда делаешь какое-то дело через силу и вдруг появляется возможность уклониться от неприятной обязанности, то грех ею не воспользоваться. Особенно, если одновременно своими руками исправляешь явную несправедливость, которую не захотели признать таковой ни Верховный суд, ни высшие органы власти республики и страны.
Московская бригада перешерстила Урук-Сартанский район и основательно потревожила всю республику. По ее данным, здесь завязывались в узел несколько крупнейших в стране дел: «Трасса», «Кочевники», «Дурман». И «выплывшая» автомашина, проходящая по РД «Трасса», подтверждала эти предположения.
В сеть оперативных мероприятий попались две группы сбытчиков наркотиков, несколько крупных скотокрадов, скупщики краденого. Почти у всех было изъято оружие, что упрощало дело, ибо статья двести восемнадцать надежно пришпиливает к уголовному делу, даже если не удастся доказать ничего другого.
Но по «Трассе» особо продвинуться не удалось. За день до того, как Сергеев и Попов вошли в палату к Идримову, одновременно были произведены обыски у Идримовых — Султана и Магомета и у Ильяса Алиева. Детали с машины Плоткина изъяли и задокументировали, но дальше дело не сдвинулось ни на шаг. Магомет и Ильяс в один голое повторяли, что купили запчасти на рынке у незнакомых людей, а оружие: автоматический нож, самодельный однозарядный пистолет «Харбук» и боевой карабин им подкинули неведомые злоумышленники. Жена Султана сказала, что вообще впервые видит эти железки, а сразу после допроса принялась звонить в Тиходонский травматологический институт, но связаться с мужем, по понятным причинам, не смогла.
Хотя Магомет и Ильяс сидели в изоляторе временного содержания, в Тиходонск прибыл гонец, который Султана на месте не обнаружил, выяснил, что его перевели обратно в республиканскую больницу Предгорья, и, не вступая ни с кем в контакт, вернулся восвояси.
Султана Идримова дважды допрашивал следователь прокуратуры; но тот повторял свою версию: ничего не знаю, кузов купил у незнакомого человека. Султан содержался в межобластной больнице исправительно-трудовых учреждений. На жаргоне обитателей зарешеченного мира это место называлось ласково «больничка», но Идримов считал, что здесь сошлось самое худшее от тюрьмы и от больницы, и переносил свое пребывание с ужасом и отвращением.
Нога постепенно заживала, он ковылял на костылях и готовился к переводу в следственный изолятор, где, как предупреждали опытные сопалатники, «в сто раз кислее». Шизнь перевернулась, но делать нечего, мужчина должен быть готов и к таким поворотам судьбы. Сидеть надо было красиво и с достоинством. Что докажут — то докажут… Главное — никого не сдавать и ни в чем не признаваться. Тогда и срок дадут поменьше, и друзья с воли помогут, да и в зоне жить можно неплохо… Земляки и здесь есть, и в авторитете: сильные, смелые, гордые — мужчины!
После очередной перевязки Идримов возвращался в палату, но вместо этого его завели в кабинет для допросов. Там ждал тот самый амбал со зверской рожей, что арестовал его в больнице. Поздоровался, дал закурить, тут другая цена сигарете — «Тиходонск» все равно, что на воле «Мальборо». Значит, будет «колоть»… Ну что ж, пусть старается, работа такая.
— Прочитал, что ты рассказал следователю, Султан, — начал Сергеев. Он умышленно не приготовил ни бланка протокола, ни ручки, ни даже листа бумаги. — Врать надо умно. А у тебя идет явное фуфло!
Идримов со вкусом затягивался.
— Что знаю, то и рассказываю. Разве у вас другие показания есть? Может, брат что-то другое сказал или жена? А может, Ильяс?
— Да нет, они то же самое говорят. Не знают, не помнят, впервые видят, купили у незнакомого. Такую же ерунду прогоняют.
Идримов внимательно наблюдал за амбалом, хотя старался этого не обнаружить. Поведение опера сбило его с толку. Если бы сказал: да, раскололись Магомет и Ильяс, выдали тебя с потрохами, и жена тоже все выложила, тогда можно было рассмеяться ему в лицо, или про себя, в зависимости от расклада — на рожон-то лезть ни к чему… Но был бы понятен сыщик, и спокойней душа стала… А он правду говорит. Зачем? Султан и так знает: на куски режь Магомета — слова не вытащишь. И жена рта не откроет. Ильяс не родственник, на него надежды меньше, но тоже сломать его нелегко, надо какой-то большой крючок найти…
Но амбалу-то невыгодно карты раскрывать! Он должен давить, обманывать, шантажировать… Мог бы подложный протокол показать с Магометовой подписью, мог фальшивую пленку прокрутить — они мастера на всякие штучки. А оп вроде как поддерживает: не бойся, никто против тебя показаний не дает, держись! Может, Магомет уже с ним договорился? Поладили, ударили по рукам…
От приятной догадки Идримов воспрянул духом.
— Как там Магомет? — бросил он пробный шар.
— Сидит, — равнодушно ответил Сергеев. — У него пистолет нашли, нож. А у Ильяса — карабин. Тоже сидит.
Султан обмяк на жестком стуле и сразу почувствовал, как ноет нога. Значит, он ошибся! Жалко ребят. Сколько раз предупреждал: не держите дома стволы! Сам спрятал ТТ так, что ни одна собака не найдет, и им советовал… А теперь не выкрутятся. Но почему амбал так спокойно выдает все раскладки? Чего он хочет?
— Мне нужно знать: у кого купил машину. Без записи. Ты сказал, я услышал. И разошлись, — ответил Сергеев на незаданный вопрос.
И тут в душе у Султана Идримова шевельнулось неприятное чувство. Ему было сорок пять лет, и за всю жизнь он никого не боялся. Здоровьем аллах не обидел, в молодости занимался боксом, умел постоять за себя, да и род у них сильный — в республике это много значит. В дела чужие не лез, занимался потихоньку коммерцией: лук перепродавал, яблоки, арбузы… За последнее время много всякой нечисти развелось: налетчики, рэкетиры, бандиты. «Пришлось пистолет завести, кому надо — узнали и поняли: лучше дорогу не переходить! Законов он тоже не боялся: ну спекуляция, ну взятка, ну оружие, ну машину угнанную купил… Дела житейские, все так поступают, иначе не выжить. Не грабил, не воровал, не насиловал, не убивал.
А сейчас вдруг ощутил страх. Потому что очень дерзко вел себя этот опер, и чувствовалось, что поймал он Султана на такой^крючок, с которого не соскочишь. Все в лоб лупит, без «подходов, значит, уверен, что деваться Султанчику некуда, что сумеет привязать его к тем трупам на фотографиях… Но сдаваться нельзя, пусть на куски режет!
— Я уже все рассказал, гражданин начальник, — сказал Идримов без прежней убедительности.
— Тогда вот что сделаем. — Амбал вытащил из внутреннего кармана фотографии каких-то мужчин, задумчиво пересмотрел и вновь засунул за отворот пиджака. — Трое подозреваемых у нас есть. Мы их всех перешерстим. Обыски, в камере подержим. И я каждому намекну, что это ты его сдал. Кто ни при чем — тому все равно, а на ком вина — тот задергается, замельтешит и обязательно засветится. Тут мы его и хлопнем!
