Райдо Витич - Синдром синей бороды
— Да, — доверчиво прислонилась к его плечу. Тепло и уют, что дарили ей эти редкие минуты близости, были сравнимы разве что, с нирваной. Девушка ощущала себя нужной, любимой — счастливой.
И вздохнула: ему и ей нужно идти на работу. Отодвинулась и, запечатлев ответный поцелуй на гладковыбритой щеке, перекрестила мужчину:
— Храни вас Бог и Ангелы-Хранители.
Егор Аркадьевич рассмеялся и, качнув головой, легонько подтолкнул Лику к лифту:
— Через час увидимся. Беги.
В квартире Грековых стояла тишина. Не удивительно: Егор Аркадьевич ушел на работу, Ярослав в школе, Маша наверняка еще спит. У нее ангина: значит постельный режим, покой, витаминные чаи, книги из папиной библиотеки. Вероника Львовна наверняка в своем `храме' — на кухне. Да, дверь плотно прикрыта.
Лика скинула верхнюю одежду, кроссовки, и легонько постучала, перед тем как зайти в помещение.
Вероника Львовна пила чай и писала очередной указ. Ей, кому же еще?
— Здравствуйте.
— Здравствуй, Лика, — кивнула сухо. Лицо словно из воска вылили. `Интересно, что случилось? — нахмурилась девушка.
— У вас все хорошо, Вероника Львовна?
— Почему ты спрашиваешь? — уставилась на неё подозрительно.
`Значит, я попала в точку'.
— Вы бледны.
— Не выспалась. Иди сюда. Можешь сесть.
Девушка послушно опустилась на табурет.
— Вот список первоочередных дел. Ясно? — Вероника развернула к ней лист исписанной бумаги. Лика пробежала взглядом по строчкам: Паласы и дорожки пропылесосить, полы вымыть, цветы полить, пыль протереть, в комнатах прибрать, привести в порядок ванную комнату, Машину дубленку в химчистку отдать, купить салфетки, зубную пасту, колдакт, аспирин, амоксициллин, оплатить телефон.
И кивнула: Все как всегда, обычный распорядок дел Золушки.
Вскинула ладонь к виску:
— Будет сделано.
Женщина недовольно посмотрела на девушку:
— Не вздумай резвиться. Завтра в девять будь здесь. И так каждый день пока не отпадет надобность в твоих услугах. У нас гости. Если увижу, вернувшись с работы домой хоть соринку в комнатах, лишу премии, если узнаю, что ты позволила себе вольности, нарушила пункты нашего договора — уволю.
Лика опять кивнула: что ж не ясного? Сколько она работает у Грековых, столько Вероника Львовна её выгоняет. Но ни разу не выгнала. Потому что не может — это знает она, это знет Лика. Но подобный вариант не исключают обе — одна мечтая, другая — опасаясь.
— Займись пока ванной. И не шуми!
И выпихнула из кухни.
Вероника Львовна готовила завтрак.
Лика протерла кафель в ванной, пытаясь разложить услышанное и увиденное за утро по своим полочкам, и пришла к гениальному выводу — что-то происходит. И знала — что? Перемены. Их запах ни с чем не сравнить. Так пахнет зимой в октябре, весной в феврале, дождем в безоблачный солнечный день. Нечто подобное уже витало в квартире Грековых. Аромат перемен сгущался, грозя стать видимым, слышимым, осязаемым. Еще чуть-чуть и ей казалось — она дотронется до него.
Одно девушке было не ясно — каким образом это относится ко ней? А то, что так и есть сомнений не было. У нее обостренное чутье на подобные вещи. Она знала, что Господь всегда подсказывает ей, что и как. Другое дело, что она не всегда правильно истолковывает подсказки.
`Например, к чему у меня с утра сосало под ложечкой? Так бывает и перед хорошими, и перед плохими событиями. Но если сложить остальное: то, что в ближайшее время у меня будет много работы, а, следовательно, и заработок увеличиться, то, что я не опоздала, встретила Егора Аркадьевича, а не злую соседку или старого добермана, говорило о хороших переменах. Но если подумать с материальной точки зрения, приняв во внимание вид Вероники Львовны, обещание Егора Аркадьевича вернуться через час, гостей, и атмосферу беды, витающую в квартире Грековых, то перемены в их семье грозят неприятностями мне. Минимум лишусь работы. Однозначно плохо, но к плохому ли — вопрос. Два минуса могут дать плюс', - думала вытирая пол.
И перестала ломать себе голову, отложив решение ребуса до следующей подсказки.
Убрала тряпку и пошла поливать цветы.
Распахнула дверь в гостиную и замерла: вот тебе и подсказка.
У разложенного дивана стоял мужчина в плавках. Невысокую, но крепкую и ладную фигуру обнимали туманные тени ненастного дня. Волосы чуть взъерошены, взгляд черных глаз цепок и пронзителен. Надменный, оценивающий прищур…
У Лики екнуло сердце. Под ложечкой опять засосало и прошло холодом к горлу понимание — лицо мужчины и портрет на стекле нарисованный утренним ливнем был один в один!
Девушка шагнула навстречу незнакомцу: коль дал Господь, не ей от его дара бегать. А что и зачем — ему видней.
Вадим только встал и хотел одеться, как дверь в комнату распахнулась и на пороге появилась девушка. Молча застыла, во все глаза, разглядывая его. Не то, что он не ожидал подобной бесцеремонности или растерялся под пристальным взглядом темных глаз, скорее он просто потерялся в них: пронзительных завораживающих, знакомых, как его собственные глаза и одновременно не знакомых, далеких, как звезды на небе; живых и словно — мертвых.
Таким взглядом можно и убить, и оживить.
Вадим забыл что хотел, где находится. Он смотрел на незнакомку и силился совладать со странной, одуряющей тишиной в голове… и теплом, что вдруг разлилось в груди, пошло по членам и мышцам волной.
Нужно было бы возмутиться и выставить вон незваную посетительницу, но именно этого и не хотелось делать. И казалось, что перед ним не человек, а призрак или виденье, и стоит лишь шевельнуться, издать звук, как оно исчезнет.
Девушка качнулась, неслышно подошла к Вадиму и остановилась так близко, что он уловил запах ее волос, черных, как ее глаза. Тонкие, неестественно белые пальцы потянулись к нему, дотронулись до старого рубца на груди, застыли на рубце оставленной заточкой щербатого на ребрах. В глазах девушки появилась тоска и боль, словно давно забытая Вадимом рана отдалась незнакомке и та приняла ее, прочувствовала.
— Господи, как же тебе было больно, — прошелестел тихий голос. Глаза стали влажными. Слезинка покатилась по бледной щеке и вызвала в груди мужчины щемящее чувство сострадания. Забытое, затерянное где-то за горизонтом жизненных перипетий.
`Что за ерунда'? — дернулся Вадим.
— Вы кто? — спросил грубо, сердясь на себя за глупые чувства. Принялся одеваться. Девушка молча смотрела на него и хоть бы шевельнулась, отвернулась. `Да кто она такая'? — нахмурился мужчина. Развернулся к ней, спросил вновь, застегивая рубашку. — Вы кто?
Девушка сникла. Пальцы и без того бледные, посинели, крепче стиснув кувшин.
— Я Лика, — ответила тихо, разглядывая голые ступни мужчины.
— Кто?! — поддался к ней Вадим, нахмурился: какая Лика? Что это — должность, имя? Часть слова?
— Лика, — повторила девушка, вскинув на него взгляд, бесхитростный, наивный, как у ребенка. Страшный в своей открытости. Как она живет с такими глазами, таким взглядом?!… О чем он думает? А о чем спрашивал? Разве имя?
Вадим выпрямился, насмешливо бросив:
— Вы потрясающая девушка, Лика.
Но вместо растерянности и попытки понять к чему он это сказал, девушка заулыбалась, чем ввела мужчину в шок. Мало, у нее были уникальные глаза, так еще и улыбка под стать! Смотришь и невозможно не улыбнуться в ответ.
— Кто вы, Лика? — тихо, боясь вспугнуть Мадонну грубостью голоса, спросил Вадим.
— Домработница. А вы — гость, да?
— Гость?… Да. Вадим Греков.
— Брат Егора Аркадьевича?! — непонятно чему обрадовалась девушка.
— Ага, — хохотнул мужчина. — Забавная вы… А Лика, сокращенное от Веролики?
— Нет, от Ларисы.
Брови Вадима взметнулись вверх:
— Простите?
— Мне `с' потеряли в паспортном столе. Написали `к'. Получилась не Лариса, а Ларика. Необычно, правда? Я не стала спорить, менять. Как Бог дал, так тому и быть. Сократила до Лики и живу. Привыкла, даже нравится.
Вадим хмыкнул, качнув головой: чудачка.
— А скажите, Лика, вы умеете кофе варить?
— По-турецки или глиссе?
— О-о, какие познания. Да я бы и по-русски не отказался.
— А я по-русски не умею, — искренне огорчилась девушка, и Вадиму захотелось обнять ее, приободрить. Что за ерунда? Что с ним твориться?
Отошел, сел на постель подальше от странной девушки:
— По-русски — сколько в турку войдет. Главное, чтоб кроме кофе в ней еще и вода присутствовала, — принялся натягивать носки.
— А сахара сколько?
— Сахарницу. На стол. Отдельно.
Лика засмеялась и выскользнула из комнаты, прикрыв за собой дверь.
Вадим замер с носком в руке, с улыбкой глядя на закрытую дверь, за которой скрылась диковинная птаха. Если б кто встретил сейчас его взгляд — не поверил бы, что он принадлежит Грекову.
