Павел Генералов - Юность олигархов
— И санитарные книжки персонала!..
…Кто бы сомневался? По обыкновению, у предусмотрительного Сидорова все документы были в порядке. Больше придраться было не к чему, но уйти совсем уж просто так было не в правилах Полторадядьки:
— А народ вы зря раздражаете, Сидоров! Аукнется вам всем, как когда–то буржуям в семнадцатом!
— Давайте, старший сержант, обойдемся без основ научного коммунизма и политологических прогнозов, — едва сдержав смешок, осадил его вполне мирный пыл Сидоров. — У нас ведь тут не благотворительная столовая для отставных нижних чинов. Может, тоже на халяву сыграть пожелаете?
— Обойдусь! — огрызнулся Полторадядько. — Чтоб перед павильоном у меня все чисто потом было!
— Будет сделано! — козырнул левой рукой вертлявый.
За стеклянной дверью толпа любителей халявы потихоньку редела и рассасывалась. Но оставил помещение Полторадядько всё же через чёрный ход, — совсем ему не улыбалось общаться с оставшимися, самыми стойкими и упертыми мужиками. Провожала его Кэт, оказавшаяся на полголовы выше старшего сержанта.
— Заходите, всегда рады гостям, — сказала она ему лучезарно.
В ответ смущённый Полторадядько пробурчал что–то невнятное. Он слышал, как за спиной его Гоша что–то вполголоса сказал блондинке, отчего та рассмеялась низким волнующим смехом. Дверь, чуть скрипнув, закрылась. И тут только Полторадядько понял, что девчонка смеялась над ним. Со злостью он снова рванул дверь на себя и успел сквозь перекатывающийся смешок Кэт уловить самый конец фразы, потонувшей в дружном хохоте:
— …а на полторы дядьки минус три извилины…
— Ты мне за это поплатишься, щенок, — окончательно захлопнув дверь, сказал он в сгущавшуюся тьму. Слова вылетели облачком пара и замёрзли на лету. — Клянусь! — и Полторадядько привычным движением проверил: на месте ли пистолет.
Он вдохнул холодного февральского воздуха и закашлялся. Самое ужасное было то, что он никак не мог сосчитать: если на полторы дядьки — минус три извилины, то сколько на одного приходится?
— Землю жрать будешь, — прищурившись в сторону «Царь–игры», пообещал Полторадядько.
В ответ где–то недалеко залаяла бродячая собака.
Глава шестая. Вот ты и стал взрослым, малыш!
23 февраля 1997 года
Котов поджал нижнюю губу и выпятил подбородок вперёд. Так и есть! Прыщ разбух и покраснел. Вот подлый трус! Ладно, фигня. Настоящего мужчину прыщи только красят, вспомнил он вычитанное у Чарльза Буковски. Насчёт красят это он, конечно, погорячился, но что не портят — наверняка. Ведь главное в мужчине — что? Правильно, зарплата. А зарплата у Котова была просто супер. Ещё бы — ведь он её сам себе платил. Фирмовладелец, однако.
Стас был страшно доволен собой. Щедро опрыскав себя «Армани», он тщательно зачесал волосы назад. Теперь надо заскочить в контору, проверить, всё ли в порядке, а дальше — по намеченному плану. Начинается сезон охоты. Дичь прекрасна и независима. Надо поймать её в сети так, чтобы от независимости остались одни клочки, а красота расцвела пышным цветом. Уже для него одного. Цель достойная. И мог ли какой–то жалкий прыщик стать препятствием? Ну уж, дудки!
В конторе всё оказалось спокойно, дела шли уже сами собой. Пахло салатами и предвкушением групповухи. В смысле — группового застолья.
Замша Котова, Анна Николаевна, солидная дама предпенсионного возраста, крепко держала дело в своих наманикюренных пальчиках. Хватка у неё была бульдожья. Редкий клиент, залетевший в их фирму, уходил без контракта. Анна Николаевна больше всего боялась, что её уйдут на пенсию и поэтому вкалывала за троих.
— Станислав Евгеньевич! У нас сегодня укороченный день? — поинтересовалась замша, воспитанная в лучших традициях советского учреждения.
— Само собой! — улыбнулся Стас, полыхнув свежим лимонным «Армани».
— Ох, да что это я? — всполошилась Анна Николаевна. — Поздравляю вас! Желаю всего–всего наилучшего…
Она, не глядя, нашарила в ящике стола пакетик и протянула начальнику.
— Ну что вы, я — штафирка обыкновенная, — заскромничал лейтенант запаса Котов, принимая очередной «паркер». — Спасибо огромное! Замечательно! — почти искренне воскликнул он, открывая фирменный синий футляр. — Ну, зачем вы? — он укоризненно покачал головой.
— Это ваш праздник! — что было сил убеждала Анна Николаевна. — Станислав Евгеньевич, тогда в пять начинаем?
— Можно в четыре, — разрешил Котов. — Всё равно вся страна вымирает. Меня не ждите. Я вряд ли управлюсь. Мне ещё в комитет по имуществу… Нет, скорее всего не успею. Так что от моего имени всех наших мужчин поздравьте.
Всех двух мужчин, — мысленно уточнил он. Котов предпочитал нанимать на службу женщин среднего и выше среднего возраста. И платить можно поменьше, и без, знаете ли, классических русских напастей типа декрет или типа запой.
Не слушая причитаний Анны Николаевны, он быстро подписал срочные бумаги, ответил на пару звонков, позвонил отцу, поздравив с праздником. Котову–старшему это было в тему: старший Котов до отставки занимал очень даже солидную должность. С соответствующим званием. В соответствующем учреждении. Но об этом тс–с–с! Учреждение–то, не приведи господь! Секретное! Конспирация и ещё раз конспирация. У вас не найдётся аспирина? Дуло исчезло.
Из конторы путь Котова лежал в самый центр столицы. В самые пробки, но это не пугало его. Сердце работало, как пламенный мотор. Да и мотор машины не барахлил. По статусу было не положено — ведь это была «вольвочка» цвета давленой сливы. И не какая–нибудь там ношеная, секонд–хэнд буржуйская, а новёхонькая, с иголочки, из магазина. Да, на такой машине грех было не прокатиться по центру:
— Эх, да вдоль па Питераской! Па Твераской, Ямеской, — пел Стас, медленно передвигаясь в толпе машин. — Да ты любушка, эх, га–алубушка! — слова он помнил плохо, но повернуть вовремя на бульвар не забыл. — Ну пацелу–уй, ну пацелу–у–уй ме–е–еня-а! Да кума ду–у–ушечка-а-а!
Песни хватило как раз до дома Герцена. Въехал Стас прямо во двор института и припарковался между студенческой столовкой и спортплощадкой. Он вышел из «сливы», огляделся вокруг и на всякий случай снял дворники. Поколебавшись, розы оставил на заднем сидении. Потом, в какой–нибудь светофорный тайм–аут, он небрежно обернётся и с улыбкой Алена Делона скажет:
— Да, кстати, это тебе! — возьмёт шуршащие целлофаном розы и протянет самой прекрасной девушке на свете.
А она засмущается, спрячет лицо в цветах и смущённо, искоса будет поглядывать на него, Стаса, наслаждаясь ароматом цветов и «Армани».
Около памятника Герцена толпились весёлые студенты. Похоже, военный праздник они считали не самым плохим поводом.
— Ребята, Анну Сидорову с четвёртого курса где можно найти? — вежливо обратился к ним Стас.
— Давай! — вместо ответа лохматый рыжий парень, похожий на реинкарнацию сенбернара, протянул ему початую бутылку водки.
Стас пожал плечами и «дал». Водка оказалась холодной, что, собственно, было совсем не удивительно. На таком–то морозе! Глоток обжёг горло.
— Сидорову никто не видел? С четвёртого? — отдышавшись, спросил Стас.
Сенбернар, тряхнув головой, вновь протянул ему бутылку. Видимо, он считал, что этот ответ универсален. Стас отрицательно покачал головой:
— Сидорову… — почти безнадёжно повторил он.
— С драматургии? — наконец, сжалилась высокая девица в коротком кожаном плаще. Она была в тонких колготках и с красными от мороза коленками.
— Точно! — обрадовался Стас.
Девица выпустила колечком дым и посоветовала, кивнув на бело–жёлтое здание:
— Иди в главный корпус. У них там семинар затянулся. Я тоже Пашку жду, — несколько нелогично объяснила она, вновь затягиваясь.
— И смотри, как бы тебя не опередили, старик, — вслед Стасу сказал сенбернар. — Сидорова у нас ажиотажным спросом пользуется. Её тут уже какой–то хмырь с утра искал.
— Какой ещё хмырь? — остановился Стас.
— Спортсмен в синей куртке, — заржал сенбернар и очумело уставился на бутылку в руке. Бутылка почему–то была пуста. Интересно, почему?
Закинув в себя ментоловую конфетку, Стас послушно двинулся ко входу. Но заходить в кузницу литературных талантов ему не пришлось: Нюша шла навстречу в распахнутой дублёнке и чрезвычайно возбуждённая:
— А я тебе говорю — затянуто! Я чуть не умерла от скуки, — она смешно сморщила нос, не глядя на собеседника.
— Ты не поняла, Ань, — маленький смуглый парень чуть не подпрыгивал, заглядывая Нюше в лицо. — Там специально нагоняется тоска, чтобы потом финалом — бах! И по мозгам! По мозгам!
— Да хоть по яйцам! — возмутилась Нюша. — У тебя к этому времени весь зал в кому впадёт!
