Магдален Нэб - Фамильные ценности
На следующий день прокурор выслушал громадное количество людей, включая инспектора и капитана Маэстренжело. Затем он решил созвать пресс-конференцию, и через некоторое время журналисты толпились около главного управления на виа Борго-Оньиссанти и офиса прокурора. Местная газета «Ла Национе» уже напечатала статью Нести, одного из самых опытных криминальных репортеров, которая целиком состояла из вопросов вроде: «Почему графиня Брунамонти исчезла как раз перед большим показом мод?» или голых фактов: «Пропажа машины — персонал дома моды «Contessa» отказывается от комментариев» и так далее. Поэтому Фусарри решил:
— Нам нужно, чтобы пресса была на нашей стороне. Вы беседовали с семьей, инспектор?
— Вчера вечером я позвонил дочери, рассказал ей о собаке.
— Великолепно! Я знал, что могу на вас положиться. Это как раз та история, которую она может подбросить журналистам, чтобы удержать их подальше от других щекотливых тем. Если она позволит им сделать пару снимков, нам это только на руку.
— Я так и предполагал. К тому же брат и сестра внешне очень привлекательны.
— Отлично. Вы собираетесь к ним сегодня?
— Да. Я буду у них каждый день так долго, как они мне позволят.
— Если дочь почему-либо откажется беседовать с журналистами, историю с собакой изложите им вы. Я оставляю брата с сестрой на вашем попечении до тех пор, пока мы не получим требования о выкупе или, если это случится раньше, чем мы думаем, до приезда американца с детективом.
— Боюсь, это случится сегодня.
По этой причине инспектор постарался оказаться в палаццо Брунамонти во второй половине дня. Он обсудил с братом и сестрой три вопроса, ответы на которые послужат доказательством, что их мать жива.
— Вы ни о чем думать не сможете, когда похитители с вами свяжутся. Лучше подготовиться заранее, — посоветовал им Гварначча.
Он предложил детям графини просмотреть альбом с детскими фотографиями, чтобы освежить в памяти мелкие детали, о которых за пределами семьи не мог знать никто. Они решили остановиться на просьбе описать платье дочери для ее первого приема, которое придумала и собственноручно сшила ее мать, припомнить название первой английской книги, которую Леонардо прочел самостоятельно, и на дизайнерских разработках к нью-йоркскому показу, над которым продолжал работать Леонардо и рисунки к которому не видел никто, кроме его матери.
— Вы уверены в этом? А как насчет синьора Хайнса?
— Нет, он не видел рисунки.
— Подумайте еще раз. Только ваша мать должна быть в состоянии ответить на эти вопросы.
— Я это понимаю. Все в порядке.
Еще до того как у инспектора появилась возможность последовать совету прокурора относительно истории с собакой, журналисты уже столпились у дверей.
Постоянно плачущая Сильвия пошла открывать, а Леонардо встал и повернулся к сестре:
— Как ты? — Потом обратился к инспектору: — Не могли бы мы на минуту пройти в студию?
Гварначча последовал за ним. В студии царил беспорядок. Стены были увешаны рисунками и эскизами, причем, как он мог заметить, ни один не имел отношения к платьям. Не то чтобы он в этом разбирался…
Леонардо все инспектору объяснил: он не занимается дизайном одежды, он планирует темы показов, свет, музыку. Выбирает место, которое в наши дни может быть где угодно: от частной виллы в Риме до пакгауза в лондонских доках. Он выполняет такую работу и для других компаний, которые устраивают презентации.
То, что он хотел обсудить с инспектором, касалось финансовой ситуации семьи. Он думал, что в этом вопросе тоже лучше заранее подготовиться. Из изможденного, бессловесного страдальца, которого увезла «скорая помощь», он превратился в сосредоточенного, разумного и решительного человека. Он уже изучил правительственный закон о замораживании семейных активов и знал, что не члены семьи могут обойти этот закон и что в нем имеется статья, позволяющая в интересах следствия выплачивать выкуп. Справедливо предполагая, что при выкупе полиция может использовать помеченные банкноты или вмешаться в момент передачи денег, он заявил, что согласен на первое, но не на последнее, так как это может подвергнуть риску жизнь его матери.
Леонардо подготовился к разговору с инспектором, предварительно нанес визит банкиру. Он объяснил, что после смерти отца он и его сестра унаследовали две трети имущества Брунамонти. Каждый из них владеет некоторой суммой денег, вложенной в долгосрочные инвестиции, к которой в случае крайней необходимости можно получить быстрый доступ. Помещения, которые графиня восстановила и в тяжелые времена сдавала в аренду туристам, могут быть проданы банку, что, возможно, принесет крупную сумму, которая, как он надеется, сможет соответствовать сумме выкупа. Если дела пойдут совсем скверно, придется увеличить сумму за счет самого палаццо Брунамонти. Он и его сестра могут его продать, так как им принадлежат две трети палаццо и юридическое право пользоваться оставшейся третью, принадлежащей матери.
Инспектор, никогда не имевший ничего, кроме своего жалованья и оставленной ему в наследство отцом больной матери, тем не менее знал достаточно, чтобы не спрашивать, насколько крупной может быть сумма их состояния или в какой стране находятся их инвестиции. По его информации, графиня откупилась от мужа и получила полный контроль над имуществом еще до его смерти, но инспектор не стал ничего комментировать и записывать. Информация такого рода была столь же изменчива, как и закон, оговаривающий ее использование.
— Это, безусловно, ситуация крайней необходимости, — вот и все, что сказал Гварначча, пока они возвращались в белую гостиную.
Он имел все причины быть довольным выбором времени визита. Когда они проходили через гостиную, журналисты, фотографы и Катерина были уже там. Она была элегантно одета и, как показалось инспектору, сделала легкий макияж, поскольку выглядела сейчас куда менее бледной. При данных обстоятельствах официальное представление прессе было бы явно не к месту, поэтому он довольствовался доброжелательным взглядом и пробормотал Катерине слова благодарности за сотрудничество, пытаясь незаметно пробраться к двери:
— Вы прекрасно выглядите и превосходно справляетесь.
Едва ли была необходимость упоминать о собаке, поскольку она явно владела ситуацией.
— Они еще хотят сделать несколько снимков внизу, в мастерской. Я буду их сопровождать. Только сначала что-нибудь накину, — сказала Катерина.
— Конечно. Там очень холодно. Наденьте что-нибудь теплое.
Журналистов было слишком много, чтобы втиснуться в лифт, поэтому инспектор спустился по лестнице вместе с криминальным репортером Нести, которого знал много лет.
— Как идет расследование? — поинтересовался Нести.
— Мы пока многого не знаем…
— Это точно. — Нести прикурил сигарету, его полное лицо было угрюмо. — Мы даже не знаем, похищение это или способ сделать карьеру.
Они спустились по лестнице, и Нести, не сказав больше ни слова, присоединился к коллегам. Гварначча не понял его: они знакомы с незапамятных времен, так что Нести получше других понимает, что его, инспектора, вполне устраивает нынешнее положение. А прокурор Фусарри — каким бы странным он ни казался — всей Флоренции известен тем, что больше всего на свете его интересует сама работа. Правда, капитан Маэстренжело действительно честолюбив. Днем, во время пресс-конференции, он долго рассказывал, что они серьезно продвинулись в расследовании, и заверил даже — правда, не впрямую, — что с этим делом справятся карабинеры. Но честолюбие капитана не мешало инспектору уважать его за серьезность, честность и порядочность. Нести, как правило, отличался здравыми суждениями, однако тут его явно занесло.
Если вчера вечером инспектору было немного не по себе, то сегодня он вернулся домой совершенно расстроенным.
— Что с тобой? — встретила его вопросом жена, которая даже не подняла глаза от миски, где перемешивала накрошенный хлеб с оливковым маслом.
— Ничего.
Тереза вздохнула. Гварначча любил вертеться на кухне и мешаться у нее под ногами, и все годы их брака она безуспешно пыталась выставить его оттуда. Кухня была не слишком большая, а он занимал много места. Со временем она научилась чувствовать его настроение, и, если он снимал форму и принимал душ, прежде чем появиться на кухне, значит, он был расположен поговорить с женой и собирался понюхать, а может, и попробовать, что готовится на ужин. Темная молчаливая фигура, которую она заметила краем глаза, не предвещала ничего хорошего.
— Ты такой из-за дела Брунамонти?
— Нет. Да. Я не знаю.
Она вытряхнула обжаренный хлеб в миску и пошла к шкафу за оливками и макаронами:
— Пожалуйста, не путайся под ногами, Салва. — Он чуть отступил и снова замер как вкопанный. — Может, пойдешь посмотришь новости? — Он промолчал. — На ужин у нас спагетти а-ля Моллика с хлебными крошками.
