Юлия Алейникова - Кузнец человеческих судеб
– Ну, кто ее пришил, Огородникову эту? – простонала несчастная стажерка, но ответом ей была тишина.
Соседей по кабинету на месте не было, разбежались кто куда. Да и были бы, не помогли, потому что Сашка, едва появившись в отделении, тут же испортила со всеми отношения. Единственным, кто испытывал к ней дружественные чувства, был лейтенант Дубровин, в котором Сашка сразу распознала родственную душу, человека, не созданного для службы в полиции. Впрочем, у Дубровина хватало ума не портить отношения с коллегами, а вот Сашка дала маху. Дура самонадеянная! Брезгуем мы, видите ли, серым мундиром, не наш уровень, пахнет от них скверно, грубые и примитивные, а она вся такая возвышенная, образованная и самая умная. Дура законченная!
Злилась на себя Сашка ужасно, но поделать ничего не могла, как исправить отношения с коллегами, не представляла. И дома пожаловаться было нельзя. Потому что мама и папа уговаривали ее с самого начала не выступать, вести себя на новом месте осмотрительно и постараться наладить со всеми хорошие отношения. Особливо с начальством.
– Сашенька, кто знает, как жизнь сложится? А в полиции, я слыхала, зарплаты сейчас хорошие, ну и льготы разные. А вдруг не выйдет у тебя юристом на хорошее место устроиться? Вон их сколько теперь, юристов этих, в одном нашем подъезде человека четыре живут, и все юристы.
Слушать их Сашка, ясное дело, не стала. Что может знать о ее жизни, о жизни будущего успешного юриста простой водитель из автопарка или, скажем, диспетчер из жилконторы. Пф!
Оказывается, могли.
Но беда заключалась в том, что самой умной в их скромном семействе всегда, начиная с яслей, считалась именно она, Сашенька. Отличница и общественница, гордость и радость, поздний долгожданный ребенок, с которым носились, которым восхищались и, разумеется, без труда убедили чадо в собственной исключительности. Уж во всяком случае, по сравнению с ними, с родителями. А потому и слушать советы своих скромных недалеких предков барышня не привыкла.
– Кто же ее убил, Огородникову эту? – в очередной раз вопросила пустоту Саша.
Задаваясь закономерным вопросом, она должна была тратить кучу энергии на обдумывание его в некоем абстрактном ключе, что крайне осложняло задачу, потому как размышлять прикладным образом было невозможно. Мешала глупая детская впечатлительность.
Женщину нашли в собственной квартире, точнее, в квартире родителей, скромной блочной двушке, с множественными ножевыми ранениями. Нож валялся тут же. Отпечатков не было. Родители Огородниковой постоянно проживают на даче, в садоводстве, и в город последний раз приезжали за две недели до убийства. Сестра убитой отношения с ней не поддерживала вовсе, проживала у мужа.
Это если подходить к делу абстрактно. А прикладным образом было так. Труп некрасивой, изможденной тетки лежал на полу посреди кухни и широко распахнутыми глазами таращился в потолок. По ее ранам и испачканной кровью майке ползали мухи, коих налетело немало, потому что работали батареи, форточки были закрыты, а на улице потеплело. Тело пролежало на кухне три дня, пока его не обнаружили. Запах в квартире был соответственный. Сашка такого ужаса в жизни не видела и видеть не стремилась. А притащил ее полюбоваться на место происшествия наставник, капитан Рязанцев. Тогда он еще пытался вовлечь Сашку в суровые сыщицкие будни, активно просвещал, наставлял и учил уму-разуму, игнорируя высокомерно приподнятые брови и скучливую зевоту.
Возле трупа Сашка, правда, не скучала. Войдя в квартиру энергичным шагом вместе со старшими товарищами, она так же самоуверенно двинулась за ними на кухню. «Ну, как же, специалист прибыл!» – все еще сердилась на себя девушка. Она ворвалась в маленькое помещение, так что едва не наступила на руку убитой, хорошо, Рязанцев удержал. Взглянула себе под ноги и едва в обморок не ухнулась. Одно дело видеть такое по телику, и совсем другое в жизни. К тому же запах.
Сашка плохо помнит, как оказалась на улице возле подъезда, кажется, кто-то вывел. Но зато хорошо помнит, как долго вдыхала прохладный осенний воздух, напитанный выхлопными газами, запахами прелой листвы и сырости, глубоко и медленно, исключительно носом, потому что к горлу подступала тошнота.
Так что осмотр места происшествия прошел без нее. Потом у Сашки окончательно испортились отношения с Рязанцевым, и он из чистой вредности поручил ей это дело, а сам демонстративно умыл руки. А Сашка несколько дней даже подумать о деле не могла, потому что сразу вспоминался запах, мухи, и ее неизменно начинало тошнить.
Правда, спустя некоторое время девушке удалось справиться с нервами, и она взялась за дело с запоздалым рвением и завидным энтузиазмом. Решив раскрыть по-быстренькому преступление, получить отзыв, оценку и быть свободной. Не вышло. Рядовое, как Сашке показалось вначале, убийство на бытовой почве превратилось в настоящий висяк.
По свидетельству соседей, Огородникова после освобождения образ жизни вела тихий, компаний не водила, не пила и даже работала. А сидела она за торговлю наркотиками. Загремела по молодости, когда была студенткой престижного вуза.
Сашка потратила целую неделю на поиск возможных подозреваемых. Опросила всех окрестных алкашей, прощупала с помощью лейтенанта Дубровина районный криминальный элемент, разыскала бывших сокамерниц Огородниковой, уже находившихся на свободе, – ничего. На работу к ней ездила, она работала уборщицей в крупном бизнес-центре. Все мимо. И хахаля у покойной не было, и красть у нее было нечего. Да и не пропало ничего.
Что делать дальше, Сашка не представляла.
– Ты со свидетелями недорабатываешь, – бросил ей на днях Дубровин.
– Да нет там никаких свидетелей, – раздраженно ответила девушка.
– А вот этого быть не может. Просто они сами об этом не знают. Наверняка кто-то что-то видел, просто не мужика с окровавленным ножом, а какую-то деталь, мелочь. Они думают, это не важно, а у тебя дело с мертвой точки не движется, – наставительно заметил многомудрый лейтенант.
«Может, поехать еще раз с соседями побеседовать?» – с сомнением подумала Саша, тоскливо глядя в окно на детскую площадку за оградой отделения. Все лучше, чем тут прозябать.
Она натянула пальто, замоталась шарфом и, прихватив сумку и зонт, покинула ненавистные стены.
– Римма Константиновна! Ну, вспомните хоть что-нибудь, любую мелочь, мне все важно! Ведь вы же Алену всю жизнь знали! – умоляющим, полным отчаяния голосом нудила Саша, преданно глядя в глаза пожилой соседке покойной Огородниковой.
– Да что я знала? Я ее ребенком знала, – уже в который раз принялась отнекиваться Римма Константиновна. – Так ребенком она хорошим была, и потом, когда выросла, тоже. Вера с Игорем никогда на нее не жаловались. И в институт сама поступила, никто не помогал. – Женщина тяжело поднялась из-за стола и, одернув трещавший по швам на ее упитанном, могучем теле спортивный костюм, двинулась к плите ставить чайник. – Да вообще все у них хорошо было, и жених у Ленки был, порядочный парень, они еще на первом курсе пожениться хотели, да Вера с Игорем отговаривали. «Обождите, сперва образование получить надо». Вот и доуговаривались. – Соседка, тяжело вздохнув, опустилась обратно на табуретку и сокрушенно покачала головой.
– А что случилось? – оживляясь, спросила Саша, чувствуя, что вот оно сейчас всплывет.
– Так что случилось? Беда случилась. Хлыщ этот появился. Сынок богатеньких родителей, – осуждающе поджимая губы, пояснила Римма Константиновна. – В институте они познакомились. Стал за Ленкой ухаживать, цветы дарить, на машине катать. У него машина своя была. Родители купили. Вот Ленка Серегу-то и бросила. Больно много о себе мнить стала. Даже со мной задрав нос разговаривала. А Серега, бедный, долго еще пороги обивал, плакал даже, уговаривал ее вернуться.
– А вы откуда знаете? – с интересом спросила Саша.
– Так они на лестнице разговаривали. А у меня вон дверь картонная, – кивнула в сторону прихожей Римма Константиновна. – Все слышно.
– А что родители Огородниковой? – нетерпеливо ерзала на табуретке Саша.
– А что они? Им новый ухажер тоже не нравился. Они даже пытались запретить ей с ним встречаться, потому что Ленка стала и подвыпившей домой приходить, и шляться чуть не до утра. А толку что? Скандалили, скандалили, а она в один прекрасный день манатки собрала и к нему. Только родители ее и видели. У него квартира своя была, – снова вылезая из-за стола, чтобы выключить чайник и достать чашки, пояснила соседка. – Мать однажды туда ездила, хотела Ленку вернуть, уговорить, убедить, приехала вся в слезах. У них там гулянки каждый день были, соседи ей рассказали, музыка на всю ивановскую, парни, девицы наглые, и Алена среди них как королева, с матерью даже говорить не захотела.
