Эндрю Тейлор - Загадка Эдгара По
— Мастер Чарльз, если не ошибаюсь?
Они пожали руки. Чарли был воспитанным мальчиком, посему он повернулся ко мне:
— Разрешите представить вам моего… моего учителя мистера Шилда, сэр?
Ноак протянул руку и мне.
— Мне кажется, мы с вами виделись тогда же. Нас не представили, и я рад, что сейчас это упущение восполнено.
Слова были любезными, но речь Ноака отличалась резкостью и отрывистостью, отчего они звучали почти как оскорбление. Я пододвинулся, чтобы он мог погреться у огня. Ноак посмотрел в раскрытую книгу.
— Не люблю Овидия, — сказал он все тем же резким тоном. — Может, он и великий поэт, но я слышал, он вел распущенный образ жизни.
Чарли уставился на Ноака широко раскрытыми глазами.
Я сказал:
— Мы выбираем те отрывки, которые демонстрируют его гениальность, но не останавливаемся на его менее привлекательных качествах.
— И все же я не понимаю, в чем польза от изучения древних языков. Мы живем в мире, где всем правит коммерция.
— Позвольте напомнить, сэр, что латынь — язык естественных наук. Более того, изучение языка и литературы великих цивилизаций — не напрасно потраченные усилия. По крайней мере, это должно тренировать ум.
— Языческих цивилизаций, сэр, — заметил Ноак. — Цивилизаций, переживший свой расцвет более двух тысяч лет назад. Думаю, с тех пор мы все-таки немного продвинулись вперед.
— Но всеми нашими достижениями мы обязаны фундаментальным знаниям.
Мистер Ноак посмотрел на меня, но ничего не сказал. В моем нынешнем положении я вряд ли мог позволить себе сердиться на кого бы то ни было. Но он нес откровенный вздор, и я почувствовал: мой долг — найти какие-то контраргументы, хотя бы ради Чарли. В этот момент дверь отворилась, и вошел Генри Франт. Его фрак, почти щегольской, был полной противоположностью спокойному одеянию мистера Ноака. Чарли затаил дыхание. У меня сложилось странное впечатление, что мальчик хотел бы сжаться в комочек.
— Сударь! — воскликнул Франт. — Как я рад вас видеть!
Он устремился к Ноаку, чтобы пожать ему руку, а я собрал наши пожитки и приготовился уходить.
— Вы возобновили знакомство с Чарльзом и мистером Шилдом, как я вижу.
Ноак кивнул:
— Боюсь, я отвлек их от занятий.
— Ну что вы, сэр, — сказал я.
Мистер Ноак продолжил, не обратив на мои слова никакого внимания:
— У нас с мистером Шилдом состоялся интереснейший разговор касательно места классических языков в современном мире.
Франт бросил на меня быстрый взгляд, но воздержался от комментариев.
— Мне очень жаль, что я заставил вас ждать. Очень любезно с вашей стороны, что вы согласились встретиться здесь.
— Как здоровье мистера Уэйвенху?
Франт развел руками.
— Как и следовало ожидать. Боюсь, он вскоре покинет нас.
— Возможно, лучше будет… — начал Ноак.
— Но я не хотел бы откладывать обед, — быстро сказал Франт. — Мистер Уэйвенху сейчас почивает, и, если я правильно понял его врачей, в ближайшие часы никакого кризиса не ожидается. Он проспит еще несколько часов. Мне сказали, что карета подана.
Ноак задержался у камина.
— Я тут подумал, а не встретимся ли мы здесь с мистером Карсуоллом? Он ведь приходится мистеру Уэйвенху кузеном?
— Да, он приезжал сюда сегодня, и возможно заглянет снова, — без запинки протараторил Франт. — Но насколько я знаю, сейчас его нет.
— Я имел удовольствие мельком увидеться с ним и его дочерью на днях. Хотя, разумеется, я много о нем слышал.
В дверях Ноак остановился, повернулся и простился со мною и Чарли. Наконец дверь закрылась, и мы снова остались одни. Чарли сел на свое место и взял перо. Румянец и возбуждение, которые я видел на его лице днем, стерлись. Он казался замученным и несчастным. Я сказал себе, что отец должен вызывать у детей не только любовь, но и трепет. Но мистер Франт вел себя так, что Чарли было куда проще бояться его, чем любить.
— Давайте на сегодня закроем учебники, — сказал я. — Не доска ли для игры в триктрак лежит вон там на столе? Если хотите, мы можем сыграть партию.
Мы сели друг напротив друга за столом у огня и разложили шашки. Знакомое щелканье шашек и стук игральных костей оказали успокаивающее действие. Чарли увлекся игрой, которую с легкостью выиграл. Я подождал, пока он расставит шашки, чтобы взять реванш, но вместо этого он начал играть с ними, беспорядочно передвигая их по доске.
— Сэр, — вдруг спросил Чарли. — А что значит «побочное дитя»?
— Это ребенок, чьи родители не были женаты.
— Бастард?
— Да. Но иногда люди используют подобные слова безо всяких на то оснований, просто желая сделать собеседнику больно. Самое лучшее — не обращать внимания.
Чарли покачал головой.
— Непохоже, сэр. Это сказала миссис Керридж. Я случайно услышал ее разговор с Лумисом…
— Не следует слушать сплетни слуг, — по привычке вставил я.
— Да, сэр, но я не мог не услышать. Они говорили громко, дверь была открыта, а я сидел на кухне у кухарки. Керридж сказала: «Бедняжка, что тут скажешь, побочное дитя». Потом я спросил ее, что это значит, а она ответила, чтобы я не забивал себе голову ерундой. Они говорили о смерти дяди Уэйвенху.
— Она сказала о тебе «побочное дитя»?
— Нет, сэр, не обо мне. О кузине Флоре.
20
Генри Франт ошибся. Пока он обедал в тот вечер в клубе с мистером Ноаком, Джорджу Уэйвенху стало лучше. Старик пришел на короткое время в сознание, хотя и был очень слаб. Он потребовал, чтобы к нему привели всех родственников.
К тому моменту Карсуоллы вернулись и обедали с миссис Франт. Чарли лег спать, а я читал у камина в маленькой гостиной в задней части дома. Миссис Керридж попросила меня разбудить Чарли и привести вниз, когда он оденется. Сама она пойти за Чарли не могла, потому что нужна была в комнате больного. Через несколько минут мы с Чарли спустились на третий этаж и обнаружили миссис Франт, шепотом разговаривающую с врачом на лестничной площадке. Увидев Чарли, она замолчала.
— Любовь моя, дядюшка хочет тебя видеть. Я… он хочет попрощаться.
— Да, мама.
— Ты понимаешь, о чем я, Чарли?
Мальчик кивнул.
— Это совсем не страшно, — твердо сказала она. — Он очень болен. Но нужно понимать, что вскоре он отправится в рай, где снова выздоровеет.
— Да, мама.
Миссис Франт посмотрела на меня. Ее лицо в приглушенном свете казалось очень красивым.
— Мистер Шилд, будьте так добры, подождите тут. Я не думаю, что дядюшка задержит Чарли надолго.
Я ответил легким поклоном.
Они с Чарли вошли в комнату старика. За ними последовал доктор. Меня же оставили наедине с лакеем. Он был одет в ливрею, парик густо припудрен, а икры напоминали пару бревен, обтянутых шелковыми чулками. Лакей тайком рассматривал свое отражение в большом зеркале. Я мерил шагами коридор, притворяясь, что рассматриваю картины, висевшие на стенах, хотя спроси меня через минуту, что там нарисовано, я бы не смог ответить. Откуда-то из глубины дома доносился громкий голос Стивена Карсуолла, звук вибрировал, но не затихал, как шум моря тихой летней ночью. Дверь открылась, и врач подозвал меня к себе.
— Пожалуйста, зайдите на минуту, — пробормотал он, жестом приглашая меня внутрь.
Он прижал палец к губам и на цыпочках повел меня в спальню больного. Комната оказалась большой и богато обставленной в стиле, который, должно быть, считался модным лет тридцать-сорок назад. Стены над декоративными панелями были украшены алыми шелковыми драпировками. Над камином висело огромное зеркало, отчего помещение казалось еще больше. На стенах горели свечи в вычурных подсвечниках. Огромное пламя металось за отполированной стальной решеткой, наполняя комнату мерцающим оранжевым светом. Однако самым примечательным предметом интерьера являлась сама кровать: гигантских размеров, с массивным резным карнизом и пологом из шелка с цветочным орнаментом.
Посреди этого старомодного великолепия и бробдиньягского[15] величия лежал крошечный старичок. Без волос, без зубов, с воскового цвета кожей. Его руки теребили вышитое покрывало. Я не мог оторвать от старика взгляда, словно кровать служила сценой, а он был единственным актером. Странно, ведь он был самым незначительным персонажем в комнате. Вокруг умирающего, помимо доктора и миссис Керридж, стоявших в уголке, в тени, собрались еще четверо. Возле изголовья кровати уселся мистер Карсуолл, некрасиво развалившись на крошечном резном стульчике с позолотой. У его плеча стояла мисс Карсуолл, которая подняла голову, когда я вошел, и одарила меня поспешной улыбкой. Лицом к ним, с другой стороны кровати, в кресле сидела миссис Франт, а Чарли, опершись на один из подлокотников, прислонился к ней.
— Ах, мистер Шилд, — Карсуолл жестом подозвал меня к себе. — Кузен хотел бы добавить кодициль.[16] Он был бы премного благодарен, если бы вы с милейшим доктором засвидетельствовали его подпись.
