Фридрих Незнанский - По закону «Триады»
— Спасибо! Извини еще раз…
— Зато видно — тщательно работаешь… Вы это… Убийцу найдите. Хороший был мужик. Просто жизнь сложилась… как попало.
— Легко сказать — найдите, — вздохнул Плетнев. — Дело вроде простое, как пять копеек. Ищем убийцу, который где-то совсем рядом, возможно, уже и видели его десятки раз, а понять все равно ничего не можем.
— Это мне кое-что напоминает, — поскреб лысую голову Дэн. — У голландского художника Мориса Эшера есть замечательный цикл картин с нарушенной логикой пространства — «невозможные фигуры». В них затейливым образом используется способность человеческого мозга воспринимать двумерные рисунки как трехмерные. Благодаря этой особенности можно создать совершенно немыслимый треугольник или, к примеру, «вечный» замкнутый водопад. Глаз не замечает несоответствий между отдельными элементами изображения, которые образуют совершенно невозможное, нереальное целое. Отгадка проста, но увидеть ее нельзя.
— Отгадка проста, но увидеть ее нельзя… — повторил Плетнев.
Несколько минут спустя, приложив к уху мобильный, он вышел из двора дома в узкий переулок. Выйдя из двора, обернулся, задрал голову и увидел, что в слуховом чердачном окне поблескивает объектив. Фотограф продолжал работать.
Турецкий
Через сутки Турецкий с Заварзиным были в Ростове и вечером того же дня выехали в Москву. Голованову Турецкий сказал, что возвращается с пустыми руками. Александр Борисович уже ни в чем не был уверен. Вполне возможно, что родственники людей, трудившихся на секретном объекте, все это время были под колпаком. Тогда то, что родители Заварзина побывали в «Глории», — тоже известно, и самого Голованова тоже могли пасти с самого начала. Надо быть очень осторожным. После всего, что парень узнал, ему впору делать пластическую операцию и перевозить за тридевять земель. Но Заварзин сказал, что хочет немедленно увидеть родителей. У них есть домик в Калужской области, и сначала он перевезет стариков туда. А после уж видно будет…
Поехали на поезде, Турецкий хотел дать себе время на размышление. Взял билет в СВ и еще сунул денег проводнику, на всякий случай, чтобы предупреждал, если подозрительные личности будут в вагон заходить.
…Поезд ехал уже несколько часов. Они закусили, выпили по паре рюмок («за счастливое освобождение» и «за тех, кто нас ждет») и продолжили разговор.
— Значит, что получается? В этот поселок согнали тех военнослужащих, кто на гражданке имел какое-либо отношение к геологической разведке и к нефтяной промышленности?
Заварзин кивнул:
— Как я понял, людей с такими профессиями Банников и его эмиссары…
— Стоп. Ты уверен в этой фамилии?
— Я ее слышал раз пятьсот. Он же меня туда и привез.
— Опиши этого человека.
Заварзин довольно неумело обрисовал портрет. Наверняка сходился только возраст и рост.
— А звание? Он военный?
— Не знаю. В кителе ходил — да, но звезд на погонах вообще не было. У нас поговаривали, что матерый дядька, Афганистан прошел.
— Ладно. Так что там эти его эмиссары?
— Искали специалистов по всей стране, по всем военкоматам. Молочные реки и кисельные берега обещали…
— Откуда знаешь, что по всей стране?
— Здрасте, — ухмыльнулся Заварзин. — Я там столько времени проторчал и, по-вашему, не знаю, кто вместе со мной работал? Нас засекречивали так, что даже родные не знали, где мы находимся. Не говоря уж…
— Ну да, конечно, — пробормотал Турецкий. — Меня другое интересует. Вся эта история так глубоко законспирирована, что трудно даже представить, кто о ней знает. Кто ей руководит, в конце концов. Что ты можешь об этом рассказать?
— Боюсь, не много.
— Ну а все-таки? Давай начнем с самого начала. Ты ушел в армию, чтобы избавиться от тяжелых воспоминаний…
Заварзин посмотрел исподлобья. Турецкий ждал встречный вопрос и дождался.
— А какое вам дело? — недружелюбно поинтересовался Заварзин. — Почему вы вообще ко мне прицепились? Откуда вдруг такой интерес к солдату срочной службы?!
— Во-первых, никакой ты не солдат срочной службы, а если даже и был им, то давно уже ушел на дембель… ну, теоретически.
— Теоретически…
— А во-вторых, едешь к родителям — ну и езжай. Порадуй стариков. А то уж они не очень верят, что ты жив.
— Да я же не против, я только за, — не очень уверенно выговорил Заварзин и выпил еще рюмку.
Турецкий посмотрел на него и понял, что парень с непривычки здорово окосел. Сам же он чувствовал потребность выпить еще, а фляжка коньяка была пуста. Турецкий решил пройтись в ресторан, благо — всего в двух вагонах. Когда он поднялся на ноги, Заварзин уже спал.
В вагоне-ресторане было всего несколько человек. В дальнем углу, возле буфета, беседовали двое мужчин. Кавказец охмурял блондинку. Ужинал пожилой мужчина. Играла музыка — молодая Пугачева скрашивала вечер.
Турецкий прошел к буфетчице и по пути увидел лица мужчин в углу. Ну и ну! Это не командировка, а нескончаемый вечер встреч! Один из них был снова Руслан Тазабаев, он же Будильник, но и второй оказался Турецкому известен — это был известный всей стране Виталий Максаков, министр топлива и энергетики. Ну нет, ребята, такое количество совпадений бывает только в плохих детективах! Слава богу, с Тазабаевым Турецкий лично знаком не был, с Максаковым тоже.
Они о чем-то спорили, и на дружескую дискуссию это походило мало, скорее, на препирательство родственников из-за наследства, — такой вот образ пришел на ум Александру Борисовичу, когда он выбирал себе коньяку буфетной стойки, рядом с играющим магнитофоном.
— Слушай, брат, — вдруг громко сказал Тазабаев, — ты армянский не бери, я этих ростовских знаю, они просто спирт разводят.
Турецкий понял, что это говорится ему. Пришлось повернуться. Чтобы облегчить светскую беседу, он убрал звук у магнитофона.
— А какой тогда?
— Да хоть дагестанский.
Турецкий почесал подбородок.
— Попробовать, что ли?
Максаков доброжелательно ему кивнул и вдруг сказал:
— А мы с вами не знакомы? Мне кажется, мы виделись в каком-то министерстве.
Турецкий непринужденно засмеялся:
— Мне-то, Виталий Иванович, ваше лицо хорошо знакомо, как и всей стране. Но… не думаю, чтобы мы встречались.
Тем временем буфетчица налила, и Турецкий продегустировал. Сейчас ему было совсем не до вкуса коньяка, но нужно было сыграть так достоверно, чтобы Де Ниро с Николсоном обзавидовались. От этого зависело очень многое. Возможно, жизнь.
Максаков и Тазабаев между тем, забыв ненадолго о своих разногласиях, заинтересованно наблюдали за Турецким.
— Чего-то не хватает, — задумчиво сказал он.
— Может, лимона? — предположил Тазабаев.
— Руслан, кто же коньяк лимоном закусывает? — покачал головой Максаков. — Он же только убивает аромат.
Турецкий заметил гримасу ненависти, проскочившую по лицу Тазабаева.
— Налейте теперь… — сказал Турецкий буфетчице. — Да нет, не нужно, я возьму этот, сколько с меня? — Он незаметно нажал на магнитофоне кнопку «запись»: не получится, значит, не судьба. Главную задачу он выполнил, вытащил парня из пасти дракона. Правда, надо еще довезти целым. Самое время возвращаться в купе.
Турецкий расплатился, взял бутылку и, ни на кого не глядя, вышел из вагона-ресторана. Два часа сидел в купе, не пил, оружие держал наготове. Выждав установленное время, вернулся в вагон-ресторан. Посетителей там уже не было. Буфетчица мыла стойку. Посмотрела на него вопросительно.
Турецкий сказал:
— Запонку где-то посеял, золотую, блин…
Покрутился рядом, подождал, пока тетка нагнется под стойку, тихонько вынул кассету из магнитофона, сказал:
— А и хрен с ней, все равно любовница подарила, дома не наденешь.
Максаков
Максаков ехал не в спальном вагоне, а в обычном купе, другое дело, что он занимал его целиком. Такая вот была у министра прихоть. Не так уж часто за последние годы ему приходилось ездить на поездах, и он решил поностальгировать. Можно было, конечно, пойти дальше и поехать вообще в плацкартном, но зачем же доводить до абсурда? Да и там его бы наверняка узнали гораздо больше людей, а это ни к чему. Поездка и так была вынужденной. Но откладывать ее было нельзя: во-первых, он хотел на месте посмотреть, как обстоят дела, а во-вторых, это был единственный шанс вытащить Руслана в Москву, в Чечне он засел безвылазно почти год назад. Сначала контролировал производство… а что там, спрашивается, контролировать, когда есть Банников, великолепный исполнительный продюсер, как называл его Максаков, даром что подполковник Генерального штаба. А вытащить Руслана в Москву было надо, очень надо.
Максаков лежал на койке, насвистывал песенку Пугачевой, назойливо засевшую в голове, пил испанское вино «Вега Сицилия Уничи» и презрительно улыбался, вспоминая, как этот дремучий варвар учил высокого мужика со знакомым лицом выбирать коньяк. Вино было 1968 года, редкое вино. Найти его можно только в некоторых дорогих ресторанах или специализированных винных магазинах. Есть и более редкий сорт — Reserva Espesial. Испанцы его уже практически не выпускают, это сверхдорогое вино. В середине XX века было изготовлено всего лишь 12 000 бутылок, большая часть из которых уже выпита, и лишь совсем немного сохранилось в частных коллекциях. Вот, например, у него на даче есть еще дюжина бутылок, за которые было заплачено… впрочем, не важно. Где же он видел этого мужика? Может, в самом деле обознался? По логике вещей, от знакомства с известным политиком любой обыватель не открестился бы… Если, конечно, это знакомство было.
